Алексей Хапров - Аномалия души
Меня пробрало любопытство. Покосившись на люстру, над которой проступали тёмные «разводы», — следы смытой утром Натальей надписи, — я привстал и на цыпочках подкрался к стене. Из «детской» доносилось тихое, походящее на молитву, бормотание. Священник словно кого-то призывал.
В коридоре послышались шаги. Не желая быть застигнутым за своим неприглядным занятием, я в два прыжка снова очутился на кровати. Дверь открылась. В проёме возникла Наталья. В её руке была небольшая, обитая красным бархатом, коробочка. Моя будущая супруга подошла ближе и протянула её мне.
— Я хотела преподнести тебе это в день бракосочетания, — смущённо улыбнулась она. — Но вот решила не ждать.
Я взял коробочку, заглянул внутрь и ахнул:
— «Романсон»? Настоящие?
— Конечно настоящие, — ответила Наталья. — Не могу же я подарить своему мужу фальшивку.
Она взяла лежавшие в коробочке часы, расстегнула браслет и одела их мне на руку. От зеркала отскочили позолоченные «зайчики».
— Это слишком дорогой подарок, — растерянно пробормотал я. — Зачем ты так потратилась? Право же, не стоило.
— По-мол-чи, — мягко отчеканила хозяйка и приложила палец к моим губам. — Это я буду решать, что мне дарить. Мне очень хотелось преподнести тебе настоящую, значимую вещь. А часы — это как раз то, что украшает любого мужчину. Ты в них очень элегантен. Тебе они очень идут.
Натальин презент и впрямь смотрелся великолепно.
— Я твой должник, — констатировал я. — Я обязательно тебе тоже что-нибудь подарю. Что-нибудь аналогичное по уровню.
— Для меня самый лучший подарок — это твоё внимание.
Моя будущая супруга взяла мою ладонь и крепко сжала её в своей руке. Мы потянулись друг к другу и слились в глубоком, страстном поцелуе.
Когда отец Агафоний закончил свой ритуал и снова предстал перед нами, его лицо походило на безжизненную восковую маску.
— Ну? — хором спросили мы.
Наш гость вздрогнул, окинул быстрым взглядом Наталью и уселся на придвинутый мною стул.
Моя будущая супруга поднялась с места и вышла из спальни.
— Ну как? — повторил вопрос я.
Батюшка неуверенно пожал плечами.
— Зла я не почувствовал, — негромко произнёс он. — Есть горечь, отчаяние, недоумение, но зла нет. Чужая душа — потёмки. И в этих потёмках порой трудно сориентироваться. В таких обстоятельствах лучше доверять своим собственным глазам, а не судить по чьим-либо другим. Мне нужно разобраться. Придётся провести ночь на Любавиной топи. Там контакт будет лучше…
Мои глаза непроизвольно расширились. Какие потёмки? Какие обстоятельства? В чём именно ему нужно разобраться? И почему для этого требуется проводить ночь на болоте?
Вернулась Наталья. Она поставила перед отцом Агафонием чашку горячего чая и уселась рядом со мной. Мы переглянулись. В глазах моей будущей супруги светился вопрос. Я недоумённо выпятил губу. Мы перевели взгляды на батюшку. Он неподвижно сидел на месте и смотрел куда-то перед собой. Наконец он очнулся, опасливо покосился на Наталью и тихо, словно читая проповедь, вымолвил:
— Жил на свете один мальчик. Он был угрюм и замкнут. У него не было друзей. Большей частью он гулял в одиночку, играл сам с собой. Иногда принимал в свои игры живущую неподалёку девочку. Он мечтал побыстрее стать взрослым, он хотел быть лётчиком, он стремился служить человечеству верой и правдой, помогать людям ежедневно и ежечасно, и всеми своими делами, всеми своими поступками оправдывать высокое звание Человек. Но однажды явился злой Демон, который прервал его, едва успевший начаться, жизненный путь. И теперь его безгрешная, чистая, ещё не замутненная чернотой жизни душа пребывает в непреходящем смятении: почему и за что его обрекли на жертву? Жертву плотских, похотных помыслов.
Отец Агафоний поднялся со стула и, не попрощавшись, направился к выходу, так и не прикоснувшись к предложенному ему чаю.
Я посмотрел на свою будущую супругу. Она сидела ни жива, ни мертва.
— Ты что-нибудь поняла? — прошептал я.
Наталья помотала головой.
— Нет. А ты?
— Я тоже.
— Какой-то невнятный, маразматический бред!
— Однако, в нём наверняка есть определённый смысл, — возразил я и бросился вслед за уходившим священником.
Я нагнал его у калитки.
— Погодите, святой отец. Вы же толком так ничего и не сказали. Может вы не хотели говорить при Наталье? Так скажите мне одному. Что у нас всё-таки происходит?
Отец Агафоний поморщился от моросящего дождя, бросил взгляд на моё запястье, где сверкали подаренные Натальей часы, окинул меня острым, пронизывающим взором и сухо проговорил:
— Я пока не уверен. Мне нужно разобраться. Господь справедлив. Он воздаёт каждому по его делам. И ежели нечестивец хочет смягчить подобающую ему кару, ему нужно не медля обратиться к Господу с раскаянием, отвратить от себя пленившее его зло, и отныне творить только добро. Может этим он и вымолит себе хотя бы частичное прощение.
Священник вышел на улицу, оставив меня в глубоком недоумении. Я удручённо посмотрел ему вслед и пошёл обратно к дому.
Моя будущая супруга сидела на кровати всё в той же понурой позе.
— Ну, что он тебе сказал? — с тревогой спросила она.
— Какую-то несуразицу, — пожал плечами я. — Опять он в чём-то не уверен, опять ему нужно в чём-то разобраться. Стращал Господней карой, призывал к раскаянию. Как будто на мне лежит какой-то грех. Как будто я в чём-то виноват. И всё-таки он явно что-то скрывает.
Я развернулся и решительно направился в «детскую». Наталья последовала за мной.
Обстановка в комнате ничуть не изменилась. Вся мебель стояла на своих местах. Шторы висели в прежнем положении. Я внимательно оглядел стены, пол, потолок, но так и не заметил какой-нибудь подсказки, которая привела бы меня к пониманию, что за информацию почерпнул здесь наш недавний гость.
Я мысленно прокрутил весь произнесённый им монолог и обратился к своей будущей супруге.
— Он говорил про какого-то мальчика, у которого не было друзей, и который мечтал стать лётчиком.
— Это не про Димку, — поспешно замотала головой она. — Мой сын был общительным ребёнком. У него была куча приятелей. И никаким лётчиком он быть не хотел. Он мечтал стать моряком.
— Кого же он тогда имел в виду? И о каком Демоне, о каких плотских похотях шла речь?
Моя будущая супруга озабоченно вздохнула, махнула рукой и двинулась на кухню.
— Неужели он и вправду вознамерился провести сегодняшнюю ночь на болоте? — задумчиво процедил я.
Наталья остановилась.
— С чего ты это взял?
— Он сам мне об этом сказал. Придётся, мол, провести ночь на Любавиной топи. Там, мол, контакт будет лучше.
Моя будущая супруга хмыкнула.
— Чудак — он и есть чудак.
— Да, он чудной, — согласился я. — Но он не безумный.
— Кто не безумный? Агафон, что ли? — раздался в коридоре хриплый, прокуренный голос.
Мы как по команде повернули головы. У двери, прислонившись к косяку, стоял ухмыляющийся Никодим.
— Да он же лунатик! Что он у вас делал?
— Ты как сюда попал? — сердито спросила Наталья.
— Очень просто, — ответствовал её брат. — Вошел, и всё. Дверь была не заперта.
Моя будущая супруга перевела глаза на меня. Я хлопнул себя по лбу.
— Это, наверное, я забыл закрыть.
Наталья снова обратилась к Никодиму.
— Чего тебе надо? Ты зачем пришёл?
— Проходил мимо. Гляжу, от вас поп выходит. Дай, думаю, зайду, узнаю, в чём соль. Так что он у вас делал?
— Что надо — то и делал, — грубо оборвала его сестра. — Ты когда долг отдашь?
Никодим смутился.
— Я же сказал, через неделю.
— Неделя уже прошла.
Натальин брат смущённо попятился назад.
— Ну дай ещё два-три дня.
— А почему Агафоний лунатик? — крикнул вдогонку ему я.
— Потому, что он постоянно по ночам разгуливает. Ты, что, разве не знаешь?
Никодим хотел ещё что-то добавить, но хозяйка бесцеремонно вытолкнула его за порог.
— Пока не вернёшь деньги — сюда не приходи! — решительно распорядилась она и захлопнула дверь. — Алкаш несчастный.
— Это правда, что Агафоний разгуливает по ночам? — осведомился я.
— Правда, — как бы нехотя подтвердила моя будущая супруга. — Не каждую, конечно, ночь. Но иногда бывает.
— И как он это объясняет?
— Жалуется на бессонницу. А там, кто его знает?
Во мне закопошились подозрения.
А так ли уж безобиден этот поп? Не вообразил ли он себя какой-нибудь мессией? Не помешался ли он на религиозных предрассудках? А может он и есть тот самый «чёрный охотник»?
Как быстро, порой, меняется мнение о человеке. Ещё десять минут назад я испытывал к священнику уважение и почёт. А теперь, охваченный новой idee fixe, я видел в нём чуть ли не исчадие ада. Может Наталья была права, и его действительно не следовало приглашать в дом? Не принёс ли он нам с собой каких-нибудь новых несчастий?…
