Джон Гришэм - Адвокат
— Но и это не все, — тихим грудным голосом произнес он.
— Продолжайте.
— Мы говорим конфиденциально, не так ли? То есть я хочу сказать, у меня было немало адвокатов, но всем им я платил. Один Бог знает, сколько я платил!
— Наша беседа абсолютно конфиденциальна, — искренне заверил я.
Вопрос платы никогда не влиял на мои отношения с клиентом.
— Вы никому об этом не скажете?
— Ни слова. — Я подумал, что если человек желает спрятаться от мира, то лучшего места, чем приют с тысячью тремястами обитателями, не найти.
Мое обещание, похоже, удовлетворило Пола.
— Совершенно случайно, — зашептал он, — я выяснил, что моя жена имеет любовника. Проболталась пациентка. Когда женщина раздевается перед врачом донага, она рассказывает все, что знает. Я не поверил и нанял частного детектива. Очень скоро сыщик подтвердил ее слова, и любовник как в воду канул. — Ожидая реакции, Пелхэм замолчал.
— Исчез?
— Пропал.
— Он мертв?
Пол едва заметно кивнул.
— Вам известно, где находится тело?
Новый кивок.
— Давно это случилось?
— Четыре года назад.
Трепещущей рукой я торопливо черкнул в блокноте.
Пол подался ко мне:
— Он был агентом ФБР. Старый ее дружок, они познакомились в колледже.
— Говорите-говорите. — Я уже не знал, верить или не верить ему.
— Они охотятся за мной.
— Кто?
— ФБР. Все эти четыре года.
— Какой помощи вы ждете от меня?
— Может, договоритесь с ними? Надоело чувствовать себя загнанной дичью.
Я задумался. Мордехай пригласил четвертого клиента под настороженным взглядом Пелхэма.
— Мне нужна дополнительная информация. Имя пропавшего агента вам известно?
— Да. Знаю также, где и когда он родился.
— Как и место и время его смерти?
— Да.
Никаких документов у Пелхэма не было.
— Почему бы вам не прийти ко мне в офис? Поговорим более обстоятельно.
— Дайте подумать. — Он взглянул на часы и объяснил, что работает уборщиком в церкви. — Извините, опаздываю.
Мы обменялись рукопожатием, Пол вышел.
Я довольно быстро усвоил простую истину: в профессии уличного адвоката главное — это умение слушать. Очень многим нашим клиентам был нужен только собеседник. Устав от бесконечных унижений, они шли к юристу излить душу. Мордехай мастерски ориентировался в среде: доброжелательно и мягко задавая вопросы, выяснял, есть ли действительно нужда в его профессиональной помощи. Я же никак не мог опомниться от удивления, что люди бывают настолько несчастными.
К полудню через нашу комнату прошли двадцать шесть человек. Мы с Грином чувствовали себя опустошенными.
— Нужно прогуляться, — сказал Мордехай.
После трехчасового заточения в каморке без окон было настоящим счастьем увидеть безоблачное небо и вдохнуть бодрящий холодный воздух. На противоположной стороне улицы возвышалось новое здание Налогового суда. Приют вообще окружали современные симпатичные постройки.
На перекрестке Секонд- и Ди-стрит мы остановились.
— Срок аренды у них истекает через четыре года. — Мордехай кивнул в сторону приюта. — Агенты по недвижимости зашевелились. В двух кварталах отсюда собираются строить деловой центр, на их участок положили глаз несколько компаний.
— Борьба обещает быть кровавой.
— Не борьба, а война.
Перейдя улицу, мы двинулись по направлению к Капитолию.
— Что поведал белый парень? — поинтересовался Мордехай.
Из двадцати шести клиентов единственным белым был Пелхэм.
— Потрясающая история! Бывший врач, жил когда-то в Пенсильвании.
— От кого он сейчас спасается?
— Что?
— Кто его теперь преследует?
— ФБР.
— Угу. В последний раз было ЦРУ.
Я замер. В отличие от Мордехая.
— Ты уже видел его?
— О да! Не единожды. Питер какой-то там, — бросил он через плечо.
— Пол Пелхэм.
— Отнюдь не всегда. Великолепный рассказчик, не правда ли?
Я стоял и смотрел, как неторопливо удаляется Мордехай — руки в карманы, плечи сотрясает дрожь.
Он хохотал.
Глава 21
Набравшись храбрости, я сообщил Мордехаю, что мне нужно полдня. В ответ услышал: здесь все равны; никто не считает, сколько ты просидел в офисе; если человеку надо — он уходит, и все, черт бы его побрал.
Я так и поступил.
Примерно час потребовался мне, чтобы разобраться с машиной. За «лексус», не подлежавший ремонту, страховая компания выплатила двадцать одну тысячу четыреста восемьдесят долларов. Я вернул банку одолженные шестнадцать тысяч. Оставшихся пяти с небольшим вполне хватит для покупки средства передвижения, соответствующего моему нынешнему статусу и не вводящего в искушение угонщиков.
Шестьдесят минут, листая журналы и слушая мерное тиканье часов, я просидел в приемной у врача.
Двадцать минут, раздевшись по приказу сестры до трусов, провел на холодном хирургическом столе. Кровоподтеки из синих стали багровыми. Истыкав меня пальцами, врач сообщил, что через две недели синяки рассосутся.
Ровно в четыре я прибыл в офис нового адвоката Клер.
Встретила меня суровая секретарша. Стены приемной, казалось, источали ненависть ко всему мужскому, издевка по адресу представителей сильного пола слышалась в каждом звуке.
Журналы на столике были агрессивно деловыми: никаких домашних советов, никаких светских сплетен. Задача — произвести впечатление, а не помочь скоротать время.
Фундамент своего состояния Жаклин Хьюм заложила громкими исками к врачам, позволявшим себе вольности в отношениях с пациентками. А после расправы над двумя весьма любвеобильными сенаторами ее имя стало наводить ужас на любого мужчину, имеющего основания быть недовольным своим браком плюс приличный доход.
Мне не терпелось подписать необходимые бумаги и побыстрее уйти. После получасового ожидания я был на грани истерики. Наконец из кабинета вышла ассистентка и вручила текст соглашения о раздельном проживании. Я прочитал заголовок документа: «Клер Эддисон Брок против Майкла Нельсона Брока».
Закон требовал, чтобы граждане, желающие расторгнуть брак, прожили отдельно друг от друга в течение шести месяцев. По истечении данного срока супруги будут официально считаться разведенными.
Внимательно изучив, я подписал документ и вышел на улицу. Ко Дню благодарения[11] я стану свободным человеком.
В пять часов у здания «Дрейк энд Суини» Полли передала мне коробки с моим барахлом. Секретарша держалась предупредительно-вежливо, но к разговору интереса не проявила, очень торопилась. Наверное, и ей прицепили «жучок».
Через несколько кварталов я из автомата позвонил Барри Нуццо. Как обычно, он сидел на совещании. Я назвался, попросил ему передать, что у меня срочное дело, и вскоре Барри очутился у телефона.
— Мы можем поговорить? — спросил я, уверенный, что наша беседа записывается.
— Конечно.
— Я в будке на углу Кей-стрит и Коннектикут-авеню. Не хочешь выпить кофе?
— Через час.
— Нет, Барри. Либо ты выходишь сию минуту, либо забудь о встрече. — Нет смысла давать им время на подготовку, да и «жучки» ни к чему.
— Договорились.
— Жду в кофейне у Бинглера.
— Знаю такую.
— Приходи один, Барри.
— Ты насмотрелся детективов, Майкл.
Через десять минут мы сидели перед чашками горячего кофе за столиком у окна и смотрели, как по тротуару медленно течет поток пешеходов.
— Зачем фирме потребовался ордер на обыск?
— Из-за досье. Оно у тебя, мы хотим вернуть его. Все очень просто, Майк.
— Вам его не найти, так и знай. Всякие обыски бесполезны.
— Где ты теперь живешь?
Я чуть не расхохотался.
— За ордером на обыск следует ордер на арест, не так ли, Барри?
— Не могу сказать, Майк.
— Спасибо, дружище.
— Послушай, Майк, будем исходить из того, что ты не прав. Ты присвоил чужую собственность. Это называется коротко и ясно — кража. Ты стал врагом фирмы. Я же, твой друг, продолжаю на нее работать. Ты не смеешь рассчитывать на меня в том, что вредит фирме. Кашу заварил ты, а не я.
— Значит, Брэйден Ченс не сказал вам ни слова. Он ничтожество, надменный подонок, совершивший должностное преступление и пытающийся спасти свою задницу. Он убедил вас, что речь идет лишь о воровстве, что я не опасен. Но досье может навсегда разрушить репутацию фирмы.
— К чему ты клонишь?
— Отступитесь. Не нужно совершать новых глупостей.
— Типа твоего предполагаемого ареста?
— Хотя бы. Не очень приятно весь день оглядываться по сторонам.
— Зря ты пошел на кражу.
— Я не собирался воровать досье. Я взял его на время, чтобы снять копию и вернуть. Обстоятельства помешали.
— Значит, ты признаешь, что оно у тебя?
