Ральф Макинерни - Реликвия Времени
— Как им удалось убедить Белый дом в том, что образ у них, если на самом деле его у них нет?
— Он ведь этого не говорил, не так ли?
— Можно сказать, он вообще ничего не говорил.
— Верно.
Старик усмехнулся. Когда-то давно он работал с одним хлыщом из британской МИ-5. Однако он вовремя сдержался и не сказал об этом. Сварливость — бич пожилого возраста.
— Что тебе известно о Мигеле Арройо?
— Ну, на него было совершено покушение, а он остался жив. Если это действительно было настоящее покушение.
Дортмунд вопросительно поднял брови.
— Ты помнишь человека по фамилии Лоури? — спросил Трэгер.
— А, раскаявшийся радикал. И что с ним?
— Лоури сейчас в приюте для бездомных в Пало-Альто.
— Бедняга.
— Нет, он там работает. Поваром.
— Он должен радоваться тому, что остался жив. — Дортмунд помолчал. — Впрочем, как и все мы. Почему ты о нем упомянул?
— Лоури посоветовал мне присмотреться поближе к Арройо, как раз перед тем, как меня отозвали в Вашингтон. Я не люблю оставлять дело не доведенным до конца.
— И не надо.
Трэгер посмотрел на старика. В этих трех словах было больше смысла, чем в многотомных трудах.
— Что ты предлагаешь?
И снова Дортмунд принялся жевать нижнюю губу. Он посмотрел на Трэгера:
— Я бы связался с Игнатием Ханнаном.
— У него есть Кросби.
— По-моему, Кросби будет рад принять тебя назад в лоно семьи. Мы с ним говорили.
— А с Ханнаном ты говорил?
— Он тебя ждет.
* * *Было в Новой Англии что-то такое, что гладило Трэгера против шерсти. Ландшафт резко отличался от его любимых бескрайних просторов Среднего Запада, а непривычное коверканье английского языка резало слух. Прежде чем направиться в Нью-Гемпшир, Трэгер заглянул к себе в контору, и в путь он тронулся уже в своей собственной машине, неказистом «Олдсмобиле». Однажды он попробовал «Тойоту», однако мысль о Перл-Харбор заставила его поменять ее на добрый старый «олдс». «Тойота» собиралась в Штатах, и тем не менее…
Трэгер объехал стороной Балтимор, проскочил мимо Нью-Йорка и углубился в Коннектикут. Система сквозных магистралей, связывающих между собой штаты, была одним из главных достижений старины Айка[57] во время его пребывания в Белом доме, однако помнили его все равно в первую очередь за военные, а не за политические заслуги. Несомненно, его прощальное напутствие написал какой-то придурок из президентской администрации. Подумать только, угроза со стороны военно-промышленного комплекса; как будто мощные вооруженные силы сами становятся опасностью, от которой должны защищать! За Хартфордом Трэгер повернул на север и направился в Манчестер.
Подъезжая к комплексу «Эмпедокла», он все еще ломал голову над тем, почему, приехав домой, не остался там. «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»[58] Его с почетом освободили от дел; он все еще помнил, что начальству нужно верить, — если бы он просто вернулся к своему бизнесу, совесть не должна была бы его беспокоить. Возможно, если бы не разговор с Дортмундом, он бы так и поступил, однако старик, внешне слабый и беспомощный, в сердце своем так и не удалился на покой. Впереди по-прежнему ждала великая битва, хоть извечный противник и развалился на мешанину независимых республик. Враг по-прежнему здесь, затаился в выжидании, и неважно, в каком он теперь обличье. Ценой свободы является постоянная бдительность. Этот девиз можно было бы написать на гербе Дортмунда. К счастью, они одинаково смотрели на тех, кто пришел им на смену. Дортмунд понимающе кивнул, когда Трэгер рассказал ему о свертке, скрытно вывезенном из убежища Грейди в «Понтиаке» с тонированными стеклами.
* * *— Значит, ваша работа осталась незаконченной, — заметил Ханнан.
— Меня освободили от дел.
— Выбирая, кого пригласить для этой работы, я в первую очередь подумал о вас. Кросби хороший человек…
— Он очень хороший человек.
— У меня сложилось такое впечатление, будто он просто следовал за вами.
— У него получилось бы гораздо лучше, если бы он действовал в одиночку.
— Я хочу вас нанять.
— В Вашингтоне мне сказали, что мое задание завершено.
— Переговорите с доном Ибанесом.
Трэгер обвел взглядом кабинет. За окном были видны мерцающие огоньки свечей перед гротом.
— Я только хочу, чтобы мне оплачивали все расходы.
— Все мои ресурсы будут полностью предоставлены в ваше распоряжение. Можете взять мой самолет. Я за ценой не постою.
II
«Он лгал, когда говорил, что образ у него»
Брат Лоры Джон стал самым молодым из всех, кого только назначали на должность префекта Ватиканской библиотеки и музеев. Эту честь молодой священник поставил под сомнение, напомнив о судьбе своих предшественников. Кардинал Магуайр был убит у дверей своего дома-мансарды на крыше библиотеки, его помощника убили вот здесь, на территории комплекса «Эмпедокл».
— Джон, едва ли это может служить характеристикой твоей новой работы.
Джон занимал эту должность уже год, однако он до сих пор еще не перебрался в мансарду, отговариваясь, что ему больше нравится его комната в обители Святой Марфы. В этом здании, расположенном внутри стен Ватикана, жили священники и прелаты, работающие в крошечном городе. Точнее, в государстве. Джон только что выступил с лекцией в университете Нотр-Дам и на обратном пути в Рим заглянул сюда, чтобы повидаться с Лорой. Нат и Рей были внутри, разговаривали с Трэгером. Брат и сестра сидели на скамейке перед гротом, точной копией грота в Лурде, возведенной Натом Ханнаном. Невероятно богатый основатель «Эмпедокла» вернулся к религии своей юности, после того как у него возникли мучительные вопросы о происхождении его состояния и о его бурной жизни. Что хорошего, если человек покорит весь мир, но при этом потеряет свою душу? Очень хороший вопрос, даже если ты не являешься богатым и вряд ли им станешь. Временами Лора удивлялась, почему Нат до сих пор не бросил все и не ушел в монастырь.
— Уйти в монастырь? — удивился Джон. — Сколько ему лет?
— Они с Реем вместе учились в Бостонском колледже.
— Ладно, а Рею сколько лет?
— Разве ты не знаешь? Хорошо, объясню так. Мы все втроем учились на одном курсе.
— То есть столько же, сколько Ханнану? Двадцать девять?
Лора стиснула брату руку.
Обращение Ната оказало влияние и на Лору с Реем, однако не было необходимости рассказывать Джону об этом.
— Знаешь, в Нотр-Дам тоже есть копия грота в Лурде.
Это замечание подтолкнуло Лору рассказать Джону о храме, возведенном доном Ибанесом в своем поместье в Напа-Вэлли.
— Настоящий храм?
— В миниатюре. Копия собора в Мехико, о котором только и говорят в последнее время.
Лицо молодого священника затуманилось болью.
— Зачем кому-то понадобилось похищать священный образ?
— По-моему, ответ на это очевиден. Только посмотри, какой хаос это породило.
Джон повернулся к сестре:
— Лора, мой приезд сюда не просто визит вежливости. В Ватикане не забыли ту роль, которую сыграл мистер Ханнан в возвращении рукописи с третьей тайной Фатимы. Не хочет ли твой босс предпринять что-либо подобное и в данном случае?
— Джон, он уже намного вас опередил. — Она рассказала брату про Кросби. — Помнишь Трэгера? Сперва Нат хотел пригласить именно его, но к тому времени он уже вновь вернулся под знамена ЦРУ. Однако затем с ним опять расстались, и теперь он снова с нами.
Повар Борис был рад появлению гостей, способных оценить его кулинарные способности. Нат Ханнан питался, как воробушек, и довольствовался бы одними сосисками в тесте. Разумеется, Борис водрузил на голову накрахмаленный белый колпак, символ своей профессии. Его округлое брюшко свидетельствовало о том, что создатель сам воздает должное своим творениям. Главная слабость Бориса заключалась в том, что он заливал еду потоками вина и, придя в приподнятое настроение, начинал рассказывать бесконечные истории о тех знаменитостях, которых ему довелось кормить. С профессиональной точки зрения устройство на работу в «Эмпедокл» имело мало смысла, если только, конечно, не брать в расчет царский выкуп, которым переманил к себе Бориса Нат.
— Я иногда принимаю гостей, — как-то заявил Ханнан, и эта фраза стала заклинанием для Бориса, когда он бывал навеселе.
Лора и Рей обедали в «Эмпедокле», что открывало перед Борисом возможность развернуться. Чтобы хоть как-то это компенсировать, оба сидели на диете, однако никакую диету нельзя было соблюдать, обедая в «Эмпедокле». Глядя на постоянные колебания своего веса, они утешались мыслью о том, что делали благое дело, наполняя смыслом жизнь Бориса.
