Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе

Нет, не только они.

Есть кое-что еще.

Записные книжки Джона Ротстайна вновь заглянули в его жизнь.

Подходит официант, в белоснежной рубашке и обтягивающих черных брюках. Длинные русые волосы завязаны на затылке в хвостик, чтобы не скрывать элегантных скул. Дрю уже тридцать лет входит в небольшую театральную группу (удивительно, как быстро ускользает время… а может, и нет) и думает, что из Уильяма получился бы отличный Ромео, при условии, что он умеет играть. Но хорошие официанты всегда умеют, хотя бы немного.

– Желаете что-нибудь еще, мистер Холлидей?

Да, думает он. Две порции яиц, потом два крем-брюле и клубничный слоеный торт.

– Думаю, еще чашку кофе.

Уильям улыбается, демонстрируя прекрасную работу дантиста:

– Уже несу.

Дрю с сожалением отодвигает тарелку, оставляя на ней следы желтка и голландского соуса. Достает ежедневник. Разумеется, «Молескин», карманного формата. Пролистывает записи последних четырех месяцев: адреса, напоминания о делах, цены книг, которые он заказал или собирается заказать для различных клиентов. Ближе к концу, на пустой странице, – два имени. Первое – Джеймс Хокинс. Дрю задается вопросом, совпадение ли это, или парнишка выбрал имя сознательно. Неужели мальчишки до сих пор читают Роберта Льюиса Стивенсона? Дрю склонен думать, что этот читал. Он заявляет, что собирается получить диплом по английскому языку и литературе, а Джим Хокинс – главный герой «Острова сокровищ».

Под Джеймсом Хокинсом написано другое имя: Питер Зауберс.

Зауберс – он же Хокинс – впервые пришел в магазин двумя неделями раньше, маскируясь нелепыми подростковыми усами, у которых не было шанса отрасти. Он нацепил очки в черной роговой оправе, похожие на те, которым отдавал предпочтение сам Дрю (в те далекие времена – Энди), когда президентом был Джимми Картер. Подростки редко приходили в магазин, и Дрю это полностью устраивало. Да, иногда его по-прежнему тянуло к молодым мужчинам – скажем, официанту Уильяму, – но подростки слишком небрежно обращались с дорогими книгами. Могли помять страницу, неправильно поставить том не на ту полку, а то и уронить. Опять же, их отличала прискорбная тяга к воровству.

Этот подросток выглядел так, будто мог повернуться и помчаться к двери при первом слове Дрю. Он пришел в куртке Городского колледжа, хотя день выдался слишком теплым для такой одежды. Дрю, который в свое время отдал должное Шерлоку Холмсу, сложил куртку, усы и очки, придя к логичному выводу, что подросток желает казаться старше, словно пытается попасть в один из танцевальных клубов в центре города, а не в книжный магазин, специализирующийся на редких изданиях.

«Ты хочешь, чтобы я решил, будто тебе есть двадцать один, – подумал Дрю, – но я готов съесть свою шляпу, если тебе больше семнадцати. Ты пришел не просто поглазеть, верно? У тебя миссия».

Под мышкой паренек держал большую книгу и конверт из плотной бумаги. Дрю поначалу решил, что молодой человек хочет оценить заплесневелую старинную книгу, найденную на чердаке, но когда мистер Усы подошел ближе, разглядел на корешке пурпурную наклейку, которую сразу узнал.

Дрю так и подмывало сказать: «Привет, сынок», – но он подавил это желание. «Пусть паренек думает, что я принимаю его за студента колледжа. Кому это повредит?»

– Добрый день. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Секунду мистер Усы молчал. Темная каштановая растительность на его лице разительно контрастировала с бледностью щек. Дрю понял, что подросток решает дилемму: остаться ему или, пробормотав «пожалуй, что нет», развернуться и уйти. Одно слово могло заставить его сбежать, а Дрю страдал свойственным многим антикварам болезненным любопытством. Поэтому он одарил подростка своей наиприятнейшей радушной улыбкой и стал ждать, сложив руки на груди.

– Что ж… – наконец выдавил подросток. – Возможно.

Дрю вопросительно вскинул брови.

– Вы и покупаете раритеты, и продаете их, правильно? Так указано на вашем сайте.

– Да. Покупаю, если чувствую, что смогу продать с прибылью. Так устроен этот бизнес.

Подросток набрался храбрости – Дрю буквально видел, как он по крупицам собирает ее – и подошел к столу, на котором старомодная лампа «Энглпойз» освещала разложенные бумаги. Дрю протянул руку:

– Эндрю Холлидей.

Подросток быстро пожал ее и отдернул свою, словно боялся, что его схватят и не отпустят.

– Джеймс Хокинс.

– Приятно познакомиться.

– Э… я подумал… у меня есть кое-что такое, что может вас заинтересовать. Вещь, за которую может заплатить коллекционер. Надо только правильно выбрать коллекционера.

– Надеюсь, вы говорите не про книгу, которую принесли? – Теперь Дрю видел название: «Послания с Олимпа». Подзаголовок на корешке отсутствовал, но Дрю много лет владел экземпляром этой книги и помнил его: «Письма 20 великих американских писателей, написанные собственноручно».

– Господи, нет. – Отрывистый, нервный смешок сорвался с губ Джеймса Хокинса. – Это просто для сравнения.

– Хорошо, продолжайте.

Поначалу «Джеймс Хокинс» вроде бы и не знал, как же ему продолжить, но потом плотнее зажал под мышкой конверт из плотной бумаги и принялся торопливо пролистывать глянцевые страницы. Миновал сердитое письмо Фолкнера в торговую компанию из Оксфорда, штат Миссисипи, которая привезла ему чужой заказ; плаксивое – Юдоры Уэлти Эрнесту Хемингуэю; неразборчивые каракули Шервуда Андерсона; список продуктов Роберта Пенна Уоррена, украшенный двумя танцующими пингвинами, один из которых курил сигарету. Наконец нашел нужное место, положил книгу на стол и поднял взгляд на Дрю.

– Вот. Посмотрите.

Сердце Дрю запрыгало, едва он прочитал заголовок: «Джон Ротстайн – Фланнери O’Коннор». На фотоснимке был линованный листок с неровной левой стороной, определенно вырванный из дешевой тетрадки. Маленькие аккуратные буковки, столь не похожие на каракули многих писателей: почерк Ротстайна узнавался безошибочно.

19 февраля 1953 г.

Моя дорогая Фланнери О’Коннор!

Я получил Ваш удивительный роман «Мудрая кровь» с Вашей же дарственной надписью. Я могу сказать удивительный, потому что купил его, как только он появился на прилавках, и прочел незамедлительно. Я рад, что у меня теперь есть экземпляр с Вашим автографом, как и Вы, я уверен, рады получить доход с еще одного проданного тома! Мне понравились все персонажи, но больше других – Хейзел Моутс и Енох Эмери, служитель зоопарка. Я уверен, что моему Джимми Голду Эмери пришелся бы по душе и они бы подружились. Вас назвали «знатоком гротескности», мисс О’Коннор, но что упускают критики – возможно, потому, что у них этого нет, – так это Ваше безумное чувство юмора, которое не берет пленных. Я знаю, Вам нездоровится, но надеюсь, что Вы будете продолжать работать, несмотря на это. Ваша работа очень важна! Еще раз благодарю Вас.

P.S. Я все еще смеюсь над знаменитым цыпленком!!![15]

Дрю читал письмо дольше, чем требовалось, чтобы успокоиться, потом посмотрел на подростка, назвавшегося Джеймсом Хокинсом.

– Вы понимаете отсылку к Знаменитой курице? Я объясню, если хотите. Это хороший пример того, что Ротстайн назвал безумным чувством юмора.

– Я знаю, о чем речь. Нашел в Интернете. В шесть или семь лет у мисс О’Коннор была курица – по крайней мере так она утверждала, – которая ходила задом наперед. Какие-то документалисты приехали и засняли эту курицу, и она попала на экраны. Мисс О’Коннор называла приезд киношников вершиной своей карьеры, а все остальное – спадом.

– Совершенно верно. А теперь, когда мы разобрались со Знаменитой курицей, что я могу для вас сделать?

Подросток глубоко вдохнул и открыл клапан плотного конверта. Достал из него фотокопию и положил на стол рядом с письмом Ротстайна в «Посланиях с Олимпа». На лице Дрю Холлидея читался легкий интерес, когда он переводил взгляд со страницы книги на фотокопию и обратно, но под столом его руки переплелись так крепко, что коротко остриженные ногти впились в тыльные стороны ладоней. Он сразу понял, что перед ним. Какую букву ни возьми, все линии, прямые или изогнутые, совпадали полностью. Теперь предстояло выяснить, что именно знал «Джеймс Хокинс». Вероятно, не слишком много, но определенно больше, чем ничего. Иначе не прятался бы за усами и очками с подозрительно чистыми стеклами, купленными то ли в аптеке, то ли в магазине карнавальных костюмов.

В самом верху страницы стояло обведенное кружком число 44. Ниже был фрагмент стихотворения:

«Самоубийство» – роковая мысль;ты, может быть, со мной не согласишься.Поразмышляй об этом на досуге.

Белеет площадь. Рассвело.Допустим, это в Мексике,Пусть в Гватемале – где угодно,в любой стране, где до сих пор под потолкомвихрится деревянный вентилятор.

Куда ни глянь, бело под синим небом,на камне площади местами только пальмыи роза – там, неподалеку от кафе,где бродит сонный мойщик.А на углу ждет первого[16].

На этом страница обрывалась. Дрю посмотрел на подростка.