Стивен Кинг - Долорес Клейборн
Встала, опять душ приняла и оделась. На все у меня полчаса ушло, до того я себя разбитой чувствовала. Особенно спина разламывалась. Она у меня всегда чуть что болеть начинала с того самого вечера, когда Джо меня полешком по почкам съездил, и, думается, я ее опять потянула, когда камень из земли выворачивала, чтоб Джо ударить, да поднимала его над собой. Но какой бы ни была причина, болела она так, что в глазах темнело.
Ну когда я все-таки оделась, то села у кухонного стола на солнышке, выпила чашку черного кофе и давай думать, что мне еще сделать остается. Не так чтоб много, хоть все не совсем так сошло, как я рассчитала, но тут требовалось все правильно сделать. Если забуду что или прогляжу, так в тюрьму сяду. На Литл-Толл Джо Сент-Джорджа не слишком-то любили, и мало кто стал бы меня особо винить за то, что я сделала, но за то, что человека убьешь, ордена на тебя не повесят и чести тебе не воздадут, пусть он последнее дерьмо был.
Налила я себе еще черного пойла и вышла с ним на заднее крыльцо… чтоб оглядеться. Оба отражателя и один видеоскоп уже лежали в Верином пакете, а осколки второго видеоскопа валялись там, где он разбился, когда Джо вдруг вскочил и сбросил его с колен. Я над этими осколками долго раздумывала. А потом принесла веник с совком и смела их. Я решила, что при моем характере – а он на острове почти всем известен – подозрительнее будет, если я оставлю их валяться.
Поначалу я собиралась сказать, что днем Джо вообще не видала. Думала, скажу, что его не было дома, когда я от Веры вернулась, и он даже записки не оставил, куда его черт понес, и что я со злости взвыла да вылила это дорогое шотландское виски. И меня не беспокоило, что они установят, что Джо в колодец пьяный свалился: он спиртное где угодно мог раздобыть, хоть из нашего кухонного шкафчика.
Только мне одного взгляда в зеркало хватило, чтоб сразу эту историю забыть. Если Джо дома не было, чтоб насажать синяков мне на шею, они наверняка поинтересуются, кто их мне насажал, и что я отвечу? Санта-Клаус? По счастью, я себе щелочку оставила: я ж сказала Вере, что уйду затмение наблюдать на Восточный мыс, если Джо уж очень распояшется. Тогда-то я эти слова без всякой задней мысли сказала, но теперь благословлять их готова была.
Конечно, не сам Восточный мыс – там наверняка люди были и скажут, что меня там не видели. А вот Русский луг по дороге туда очень даже подходил: вид на запад открытый, и там никогошеньки не было. Я, пока на крыльце сидела, видела. И потом, когда посуду мыла.
Тут только один вопрос был…
Что, Фрэнк?
– Нет, что его грузовичок у дома стоял, меня не тревожило. В пятьдесят девятом он не то три, не то четыре раза был остановлен пьяным за рулем и на месяц прав лишился. Эдгар Шеррик – он у нас тогда полицейским был – зашел как-то к нему и сказал, что пить он пусть пьет, пока коров домой не пригонят, коли ему так хочется, но в следующий раз, когда его остановят пьяным за рулем, он сам сволочит его в окружной суд, чтоб его прав на год лишили. Эдгар с женой не то в сорок восьмом, не то в сорок девятом дочку потеряли – ее пьяный шофер сбил, и хоть Эдгар на многое сквозь пальцы смотрел, пьяный за рулем для него хуже чумы был. Джо это знал, и с тех пор, как Эдгар с ним на нашем крыльце по душам потолковал, выпивши больше не ездил. Нет, я как с Русского луга вернулась, так подумала, что Джо какой-нибудь дружок увез затмение отпраздновать – вот что я отвечать собиралась.
А сказать я хотела, что мне только один настоящий вопрос решать пришлось – что делать с бутылкой из-под виски. Люди знали, что я последнее время выпивку ему покупала, но это как раз хорошо было – они ведь думали, что я от него так откупаюсь, чтоб он меня не мутузил. Но где эта бутылка очутиться могла, если бы история, которую я сочиняла, правдой была? Может, это значения и не имело, ну а вдруг? Совершив убийство, ведь не угадаешь, на чем потом споткнешься. Лучше причины, чтоб не убивать, я не знаю. Я поставила себя на место Джо – это было легче, чем вы, может, думаете, – и поняла, что Джо ни с кем и никуда бы не поехал, пока в бутылке оставался бы хоть глоток виски. Значит, ей место в колодце с ним – и туда она отправилась… кроме крышечки, а ее я бросила в мусорное ведро поверх кучки дымчатых осколков.
Шла я к колодцу, остатки виски в бутылке плещут, а я думаю: «Он к бутылке присосался, это ничего, я этого и ждала, но когда он мою шею вроде с ручкой от насоса спутал, это было чего, а потому я взяла мой отражатель и пошла одна на Русский луг, злясь на себя – и дернул же меня черт купить ему эту бутылку «Джонни Уокера». А когда вернулась, в доме его не было. Куда он отправился и с кем, я не знала да и знать не хотела. Просто прибрала его безобразия и надеялась только, что домой он в другом настроении заявится». Мне думалось, так выходит в меру кратко и наверняка сойдет.
Думается, эта чертова бутылка оттого меня доводила, что из-за нее надо было еще раз туда сходить и поглядеть на Джо. Ну да к тому времени рассуждать о том, что мне по вкусу, а что нет, уже поздно было.
Меня тревожило, в каком виде ежевика окажется, но оказалось, что она поломана и примята меньше, чем я боялась, а кое-где уже и расправляться начала. Ну и подумала, что она совсем прежней станет к тому времени, когда я про Джо заявлю.
Я надеялась, что днем колодец не таким жутким покажется… Как бы не так! Дыра в середке крышки совсем уж жуткой выглядела. Правда, из-за выломанных досок она уже не так на глаз смахивала, но это все равно не помогало. Теперь она не на глаз смахивала, а на глазницу, в которой что-то напрочь сгнило и вывалилось. И опять этот сырой медный запах… Он мне напомнил про девочку, которую я видела мысленно, и я подумала: а как она себя чувствует утром после вчерашнего?
Меня тянуло повернуться и убежать в дом, но я твердым шагом дошла до самого колодца: мне хотелось поскорее со всем разделаться и уж больше назад не оглядываться. С того дня, Энди, думать я должна была только о своих детях и смотреть только вперед.
Пригнулась я и заглянула внутрь. Джо так и лежал – с руками на коленях и с головой на плече. По его лицу жуки ползали, и вот это меня раз и навсегда убедило, что он и правда покойник. Бутылку я держала за горлышко через носовой платок – не из-за отпечатков пальцев, просто я к ней прикасаться не хотела – ну и уронила туда. Она хлопнулась в грязь рядом с ним, но не разбилась. А жуки все равно расползлись – по шее и за воротник. Никогда этого не забуду.
Я уж встала и хотела уйти – от жуков этих меня опять выворачивать начало – и тут вдруг заметила доски, которые выломала, чтоб туда в первый раз заглянуть. Оставлять их нельзя было – сразу вопросы начнутся, что это они тут валяются.
Стала я думать, что мне с ними делать, и тут подумала, что время-то идет и кто-нибудь может заглянуть ко мне посудачить о затмении или о Вериных затеях, а потому послала их к черту и просто пошвыряла вниз в колодец. Потом вернулась в дом, а вернее будет сказать, потрудилась по пути в дом, потому как на шипах болтались обрывки моего платья и комбинации, ну поснимала их, сколько удалось. Днем я опять туда сходила и сняла три-четыре клочка, которые сразу не заметила. Там были и волоконца с рубашки Джо, но их я не тронула. «Пусть-ка Гаррет Тибото поломает над ними голову, – думаю. – Пусть-ка объяснит, чего они означают – и он, и кто хочет еще. Выглядит так, будто он напился и провалился в колодец, а с его здешней славой, что б они ни решили, почти наверняка будет в мою пользу».
Но клочочки эти я не бросила в ведро к битому стеклу и крышечке от «Джонни Уокера». Их я попозже в океан бросила. Перешла я через двор и уж хотела на крыльцо подняться, и тут меня как ударило. Джо выдрал полоску из моей комбинации, когда она за мной волочилась… а что, если он так этот клок и держит? Сжимает в руке, которая у него на колене лежит на дне колодца?
Я прямо похолодела… Вот-вот! Стою посреди двора под жарким июльским солнцем, а по коже мурашки бегают, а я оледенела до мозга костей, как в одном стишке говорилось, который я в школе учила. И тут снова Вера у меня в мозгу заговорила. «Поскольку, Долорес, ты ничего изменить не можешь, – говорит она, – то рекомендую тебе махнуть рукой». Это она правильно посоветовала. Я поднялась на крыльцо и вошла в дом.
До конца утра я бродила по дому, на крыльцо выходила, все высматривала… Сама не знаю, что я высматривала. Может, думала, что внутренний глаз заметит, чего еще надо сделать или спрятать – ну как с этой кучкой досок было. Ну не знаю, только я ничего не заметила и не удумала.
Часов в одиннадцать я следующий шаг сделала – позвонила Гейл Лейвс в «Сосны». Спросила ее, как ей затмение и все прочее, а потом спросила, что там деется у ее светлости.
– Ну, – говорит Гейл, – жаловаться мне вроде бы не на что: я ж пока никого не видела, кроме лысого старикана с усами щеточкой… Понимаешь, про кого я?
– Понимаю, – говорю.
