Дин Кунц - Апокалипсис Томаса
Они разминулись примерно в том месте, где со временем возвели ворота в Роузленд. И тут же на севере появилось еще одно транспортное средство, фургон с тюками сена, запряженный парой лошадей.
Я стоял, дрожа всем телом, не столько от страха, сколько от загадочности происходящего. Сердце стучало молотом, и гораздо чаще, чем копыта лошадей по асфальту.
Лениво скользя по восходящим потокам воздуха, три утки пролетели над землей, молчаливые, как маховые колеса и вращающиеся сферы под мавзолеем, который еще не существовал.
Если созданные человеком самолеты и поднимались в эти небеса, то звались они бипланами, а не воздушными лайнерами. И в это время никто еще не перелетел через океан и не оставил отпечатков своей обуви на Луне.
Ветерок налетел с севера, а с ним и страх: если дверь в дом с крышей из рубероида захлопнется, связь времен прервется, и я уже не смогу открыть ее и вернуться в Роузленд двадцать первого века.
Останусь в мире, где нет пенициллина, вакцины от полиомиелита, тефлонового покрытия на кухонной утвари, романов Джона Д. Макдональда, музыки Пола Саймона[25], или Конни Довер[26], или Израэля Камакавивооле[27], удобной спортивной обуви, застежек «велкро».
С другой стороны, никаких тебе реалити-шоу по телевидению, вообще никакого телевидения, никаких атомных бомб, никакого агрессивного поведения на дороге, никаких разговоров по мобильнику в зале кинотеатра, никакой соевой индейки.
В итоге потери уравновесятся приобретениями, да только в столь далеком прошлом большинство моих друзей, которых я любил всем сердцем, еще не родились.
В спешке вернувшись в комнату, я захлопнул дверь, отсекая прошлое, в котором еще не зачали ни меня, ни моих родителей.
Прямиком направился к другой двери и открыл ее. За ней меня ждал коридор подвала, и, однако, повернувшись, чтобы взглянуть в окно, я увидел, что Роузленда еще нет.
Временный дом находился на земле, подвал — ниже уровня земли. Один существовал тогда, другой — теперь. И, однако, как-то их связали, в пространстве и во времени. Воздушный шлюз космического корабля служил переходным звеном между атмосферой в корабле и вакуумом космического пространства, эта комната связывала мгновение прошлого, которое уж лет девяносто как минуло, с настоящим.
Я закрыл дверь в подвал, вернулся к одному из письменных столов, сел на антикварный офисный стул, чтобы успокоить нервы и подумать.
Образно говоря, как Шерлок Холмс посредством логики прокладывал путь к решению с помощью трубки и скрипки, так и мне лучше думалось во время готовки. Но в данный момент недоставало гриля, и лопатки, и продуктов.
Через какое-то время я просмотрел все ящики, но не узнал ничего нового, за исключением одного: тот, кто работал за этим столом, во главу угла ставил аккуратность и порядок. О том же сказали мне и ящики другого стола.
Вернувшись к стопке чертежей на высоком столе, в штампе я обнаружил кое-что интересное. Разумеется, впечатляла печать архитектора. Звали его Джеймс Ли Блок, его мастерская (точный адрес указывался) находилась в Лос-Анджелесе. Под фамилией архитектора значилось следующее: «МЕХАНИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ — НИКОЛА ТЕСЛА».
О Николе Тесле я мало что знал. Его называли «гением, который осветил мир»: на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков он сделал для электрификации мира и обусловленной ею промышленной революции ничуть не меньше, чем Томас Эдисон.
В первый день моего пребывания в Роузленде, болтая с Генри Лоулэмом у сторожки, я узнал, что Константин Клойс интересовался как последними достижениями науки, так и сверхъестественным, спектр его друзей был необычайно широк, начиная от мистика и медиума Елены Петровны Блаватской и заканчивая знаменитым физиком и изобретателем Теслой.
Фамилия Блаватская на чертежах смотрелась бы более чем странно, и, естественно, она на них отсутствовала. Что бы ни происходило в Роузленде, я подозревал, что к сверхъестественному здешние странности никакого отношения не имеют, зато целиком и полностью завязаны на науке. Необычной науке, но тем не менее.
В широких невысоких ящиках бюро я обнаружил много чертежей механических систем, все подписанные Николой Теслой. Среди них увидел и сферы, и маховики на колоколообразных механизмах, и шестерни, которые вращались в подвале мавзолея, и многое другое.
И я уже чувствовал, что знаю, кто этот высокий худой усатый мужчина, который трижды говорил со мной. Мистер Никола Тесла. Он умер не одно десятилетие назад, но не имел ничего общего с привычными мне душами тех, кто никак не желал покинуть этот мир. Я знал, кто он, но понятия не имел, что он.
Глава 30
Ни один из чертежей механических систем не приблизил меня к ответу на вопрос, а зачем нужна вся эта экзотическая машинерия? В старшей школе я играл в бейсбольной команде и не посещал заседания научного кружка.
Вновь вернулось ощущение, что время на исходе. Подхватив наволочку с ножовкой, я вернулся в коридор подвала, закрыл за собой дверь.
Справа находилась узкая лестница. Я предположил, что другая лестница, из винного погреба, вела на кухню, но не представлял себе, куда попаду, поднявшись по этой.
Как любой пол и ступеньки в этом доме, лестница выглядела безупречно чистой, без единой пылинки, словно построили ее только вчера, а пропылесосили за несколько минут до моего появления. Ни одна ступенька не скрипнула под моей ногой, пока я поднимался, намереваясь попасть на второй этаж, где взаперти держали мальчика.
Но добравшись до площадки первого этажа, я услышал спускающиеся шаги. Я в тревоге открыл дверь в огромный вестибюль и пересек его, торопясь добраться до другой двери, которая, насколько я знал, могла вывести меня на лужок в плейстоценовую эпоху, где стадо мастодонтов загнало бы меня в болото.
Дверь привела меня в гардероб. Исходя из его размеров — плечики как минимум на двести пальто, — я пришел к выводу, что Константин Клойс намеревался превратить Роузленд в центр светского общения на этом участке побережья. И в первое время здесь наверняка устраивались приемы, но, возможно, не так, чтобы долго.
В вестибюле дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и шаги затопали по мраморному полу. Вторая дверь открылась чуть ли не с той же силой, что и первая, я услышал шаги другого человека и голос миссис Теймид: «На втором этаже пахнет озоном».
Паули Семпитерно, который, вероятно, ворвался в вестибюль через парадную дверь, ответил:
— Я почувствовал этот запах на полпути от сторожки у ворот.
— Тогда он не локализован.
— Пока мы этого не знаем.
— Я знаю, — заявила миссис Теймид.
— Это могли быть отдельные завихрения.
— Нет, это наконец-то полный прилив, — возразила миссис Теймид, только между «полный» и «прилив» вставила грубое, нелитературное слово, которое я повторять не буду.
— Но такого не было уже многие годы! — воскликнул Семпитерно.
Тут и я унюхал озон.
Конечно же, они унюхали его и в вестибюле, потому что выплюнули четыре грубых слова, каждый по два, поочередно, словно участвовали в каком-то матерном конкурсе.
Вновь послышались шаги, они разошлись в разные стороны, но двери больше не хлопали.
Я не знал, что собеседники подразумевали под «полным приливом», поскольку от океана нас отделяла миля, а то и больше, но подумал, что попытка спрятаться от него в гардеробе может оказаться фатальной ошибкой.
Выждав полминуты, чтобы окончательно убедиться, что вестибюль опустел, я открыл дверь и переступил порог. Быстро подошел к парадной двери, выглянул через боковое окно, чтобы убедиться, что не наткнусь на Семпитерно. Никого не увидел.
Возникла мысль вернуться на лестницу, благо дверь оставалась открытой, но я услышал торопливые шаги и крик миссис Таймид: «Карло! Карло, быстро!» — громкий и панический.
Арка с колоннами вела из вестибюля в гостиную, и оттуда через мгновение донесся ответный крик Семпитерно:
— Я здесь! Здесь! Иду!
Карло?
Будь это секс-фарс английского драматурга, он бы заставил нас всех столкнуться в вестибюле и ввязаться в обмен веселенькими репликами. Но ужас в их голосах указывал, что грядет что-то страшное, и это что-то позволит мне узнать о Роузленде больше, чем я уже знал, а им этого определенно не хотелось.
Решив не оставаться до конца этого акта, я вышел из дома и закрыл за собой парадную дверь.
На площадке, которой заканчивалась подъездная дорожка, под колоннами галереи стоял электрический вездеход-мини-пикап с большущими шинами низкого давления. Паули Семпитерно обычно ездил на нем по территории поместья.
Я подошел к вездеходу не с тем, чтобы укатить на нем, но собираясь притвориться, что восхищаюсь им, если Семпитерно вдруг выскочит из дома. Надеялся этим отвлечь его от мысли, что я мог находиться в доме и подслушать его разговор с миссис Теймид.
