Джон Коннолли - Гнев ангелов

Отложив альбом, дед закрыл глаза, ощущая присутствие Лэмбтона Эверетта, почти слыша привычные запахи его курительного табака и одеколона «Олд Спайс».

— Теперь иди, — произнес дед. — Иди к ним. Они так давно тебя ждали.

Ему показалось, что шторы за его спиной опять всколыхнулись, и после легкого шевеления кто-то словно опять испустил последний вздох. Привычные запахи начали ослабевать, и кухня опустела, став безликой. Дед открыл глаза и услышал тихое тиканье.

— Вот оно что, — проговорил он.

На столе перед ним лежали карманные часы Лэмбтона Эверетта, те самые, которые перешли к нему по завещанию. Но дед не приносил их сюда из шкафа, где они лежали вместе с этим альбомом. Он оставил их на кровати Лэмбтона. И об этом он мог сказать с полной уверенностью, как о самом своем существовании в этом мире.

Опустив часы в карман, дед взял альбом под мышку и в тот же вечер на моих глазах сжег архив боли Лэмбтона, устроив погребальный костер за его домом. Когда я спросил, что он делает, дед поделился со мной историей Лэмбтона Эверетта, и вышло так, что этот рассказ словно предсказал мою собственную жизнь. Ведь так же, как Лэмбтону, мне пришлось увидеть расчлененные трупы моих жены и ребенка, и я тоже отправился в этот северный штат, где моя боль могла найти некое выражение.

А сейчас, сидя за темным столиком в квартале Нижнего Ист-сайда, я крепко сжимал в руке предложенный мне Эпстайном листок и вновь вспомнил Лэмбтона Эверетта. И та связь, что, по моим представлениям, связывала наши жизненные пути, вдруг оборвалась. Когда-то судья Дуглас задался вопросом, человек какого плана может просить сохранить жизнь того, кто забрал у него жену и ребенка. Праведник, решил он, человек, достойный спасения души.

Но какого склада человек способен забрать жизнь того, кто убил его жену и ребенка? Яростный мститель? Человек, исполненный гнева и охваченный горем? Лэмбтон Эверетт, очевидно, сломался физически, но лучшее в его душе осталось невредимым. Именно его тело приняло на себя всю силу удара судьбы, дабы его дух, его душа остались незапятнанными.

Я не такой, как Лэмбтон Эверетт. Я забрал много жизней. Я убивал снова и снова, в надежде облегчить собственную боль, но вместо этого, разжигая страсти, лишь усиливал ее. Неужели своими действиями я навлек на себя проклятие? Или был проклят изначально? Не потому ли мое имя включили в этот список?

— Лиат, налей-ка мистеру Паркеру бокал вина, — сказал Эпстайн. — И я, пожалуй, тоже выпью.

Список содержал восемь имен. В отличие от машинописного документа, врученного мне Мариэль Веттерс, этот распечатали на принтере. В этом списке также значилось имя Дэвиса Тейта, но остальных, кроме самого себя, я не знал. Фамилии не сопровождались никакими дополнительным словами или буквами, никакими цифрами, то есть возможными датами или числами. Просто список имен, правда, напечатанный не черными, а красными чернилами.

Лиат поставила на стол два бокала и наполнила их не белым, а красным вином. И оставила нам бутылку.

— Где вы раздобыли этот список? — спросил я Эпстайна.

— Какая-то женщина связалась с нами через посредника, юриста из нашей конторы, — пояснил Эпстайн. — Она заявила, что долгие годы занималась шантажом, взяточничеством и подкупом. Сказала, что ей известны сотни имен и что она предоставила нам пока лишь короткий пробный список. Сказала, что на ней лежит ответственность за разрушение семей, карьер, даже жизней.

— И кому же это было выгодно?

— Одной организации, не имевшей реально подтвержденного названия, хотя некоторые из подобных ей упоминали некое «Воинство Тьмы».

— И что же нам известно о нем?

— Нам?

Я осознавал, что меня окружают потенциальные убийцы и моя жизнь по-прежнему висит на волоске, но я не доставлю им удовольствия, признав правоту их сомнений в моей персоне.

— Ах, простите, неужели «мы» продолжаем вести опасную игру?

— Вы пока не объяснили, почему ваше имя стоит в этом списке, — заметил блондин.

— Извините, не расслышал вашего имени, — откликнулся я.

— Йонатан, — ответил парень.

— Что ж, Йонатан, я недостаточно знаю вас, чтобы послушно ответить на ваши вопросы. И также я мало вас знаю, чтобы переживать за то, что может случиться с вами по окончании этого вечера, поэтому, по-моему, вам лучше просто успокоиться и дать поговорить взрослым людям.

Мне показалось, что по губам Лиат скользнула улыбка, хотя она мгновенно исчезла и у меня не было шанса в этом убедиться. Йонатан возмущенно вспыхнул, лицо его приобрело цвет спелого помидора. Если бы не присутствие Эпстайна, он набросился бы на меня с кулаками. И хотя присутствие рабби являлось сдерживающим фактором, гневный блондин все же мог улучить момент и разделаться со мной. Я порадовался, что Лиат оставила на столе бутылку вина. Я еще не притронулся к наполненному бокалу, но бутылка стояла в удобной близости от моей правой руки. И если Йонатан или кто-то еще попытается наброситься на меня, то, по моим прикидкам, я успею размозжить кое-кому голову, прежде чем сдам позиции.

— Помолчи, — велел Эпстайн. Он сурово взглянул на Йонатана и вновь переключил внимание на меня. — Вопрос все равно остается: почему ваше имя попало в этот список?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Он врет, — проворчал Йонатан. — Наверняка знает, да не хочет нам говорить.

У этого парня явно избыток тестостерона. Гормоны омрачили его разум.

— Убирайся, — грозно бросил ему Эпстайн.

— Но… — начал было Йонатан.

— Я уже просил тебя помолчать, ты не послушался. Выйди, составь компанию Адиву. Поразмышляете там на пару, успокоитесь.

Судя по виду, Йонатан собирался спорить с рабби, но хватило одного строгого взгляда Лиат, чтобы заставить его передумать. Парень направился к выходу с явной неохотой, при этом, проходя мимо, все-таки не преминул пихнуть меня локтем.

— В выходные вам надо бы заняться воспитанием персонала, — посоветовал я Эпстайну. — Вывести их из пустыни, потерять и начать все по-новой.

— Он слишком молод и горяч, — согласился Эпстайн. — Да все они еще юнцы. Но они встревожены, так же как и я. Вам удалось подобраться к нам слишком близко, мистер Паркер, а сейчас у нас возникли сомнения в вашей подлинной сущности.

Атмосфера сложилась крайне напряженная. Я ощущал это напряжение с каждым вздохом. Немного помолчав, попытался успокоиться. Учитывая ситуацию, это далось мне с огромным трудом.

— Помимо Тейта, кто те остальные, что занесены в этот список? — спросил я.

— Личности некоторых нам удалось установить: два человека являются членами Палаты представителей, соответственно из Канзаса и Техаса. Обоих убрали за серьезные преступления. Есть еще корпоративный юрист. Насчет остальных мы еще выясняем, но они кажутся, за неимением лучшего определения, нормальными людьми.

— А та женщина как-то пояснила, почему для начала предоставила вам сведения именно об этих людях?

— Наши юристы получили послание по электронной почте с какого-то временного адреса на «Яху». Там было указано, что трое из этого списка брали значительные взятки. Еще двое занимались шантажом: один — из-за скрытого гомосексуализма, другой — из-за серии романов с весьма юными женскими особами. К письму прикреплены документы, очевидно, подтверждающие обвинения.

— Значит, счет предъявлен пятерым. А что она приписала мне?

Я подметил фальшивый блеск в глазах Эпстайна. Он пытался скрыть его, но не смог.

— Она не упомянула обо мне, верно?

— Нет, — признал он. — Сначала нет.

— Но когда ваш юрист передал вам список, вы велели ему спросить ее обо мне?

— Да.

— И что же она сказала?

— Она не смогла подтвердить никаких связанных с вами контактов. Сказала, что не вносила вашего имени в список и у нее за вами ничего не числится.

— Тогда кто же добавил туда мое имя?

— Это неважно.

— А для меня важно, ведь из-за этого я оказался под прицелом. Вы понимаете. Кто же так заботится о моей смерти?

— Брайтуэлл, — заявил Эпстайн. — Она сказала, что вместо вас в списке стоял Брайтуэлл.

— Когда?

— Незадолго до того, как вы убили его.

Вот это уже кое-что. Мы подобрались к самой сути, к истинной причине сомнений Эпстайна во мне.

— Неужели вы думаете, что я убил Брайтуэлла, потому что знал, что он внесет мое имя в этот список?

— А разве не так?

— Не так. Я убил его, потому что он был чудовищем; и если бы я потерпел неудачу, то он убил бы меня.

Эпстайн недоверчиво покачал головой:

— Не думаю, что Брайтуэлл хотел убить вас. Подозреваю, он убедился, что вы с ним одного поля ягоды. Брайтуэлл полагал, что вы падший ангел, восставший против Бога. Вы забыли вашу собственную природу или восстали против нее, но вас еще могли убедить вновь примкнуть к своим. Он видел в вас потенциального союзника.