Тонущая женщина - Хардинг Робин
Направляясь к дому Джесси, я заключаю сама с собой сделку. Если полиция уже там, я брошу где-нибудь машину и поеду в аэропорт. Соберу сумку, наличку переведу в биткоины и начну новую жизнь. Так со многими бывает. Я стану Келли Уилкокс. Смирюсь с тем, что не разгадала все тайны, и забуду про Джесси и Хейзел.
Перед глазами у меня его обмякшее тело, израненная грудь, я словно наяву ощущаю металлический запах крови, и на меня накатывает тошнота. Но я изгоняю из сознания эти ужасные образы и продолжаю вести машину, пока вдалеке не показывается многоквартирный дом, где жил Джесси. Я еду мимо, глядя по сторонам. Высматриваю полицейских. Или охранников Бенджамина Лаваля. Кого-нибудь подозрительного. Вроде бы все спокойно, ничего необычного. Водитель машины «Убер» доставляет пиццу в соседний дом. Мимо на велосипеде катит женщина в зеленом шлеме. В конце квартала один из жильцов в тренировочных штанах поливает убогую цветочную клумбу.
Я паркуюсь в переулке, думая, как обойти очередное препятствие – проникнуть в квартиру Джесси. Вчера вечером я открывала окно в его крошечном кабинете, когда он пошел искать ключи. Если Джесси не закрыл его, я сумею залезть в квартиру. Я захожу с торца дома, иду по стеночке, прячась за густыми зарослями вечнозеленых растений. Окно кабинета закрыто, а вот кухонное чуть приотворено. Я рывком распахиваю его и, подтянувшись на руках, залезаю на карниз, оттуда, извиваясь и изворачиваясь, протискиваюсь в дом и оказываюсь на кухонном столе. Пытаюсь отдышаться.
Спустив ноги на паркетный пол, я замираю и прислушиваюсь. В квартире тишина. На зарешеченных окнах жалюзи плотно закрыты, в гостиной горит светильник, хотя сейчас день. На цыпочках перемещаясь по квартире, я заглядываю в спальню и ванную. Хочу убедиться, что я здесь одна и мне ничто не угрожает. По крайней мере, пока.
Скользя взглядом по знакомой обстановке, я чувствую, как у меня перехватывает дыхание от ностальгии. Вот темно-серый диван, где мы сидели и целовались, болтали о его сестре и племянницах, пили кофе и ели маффины. Вот стол, за которым мы лакомились на ужин курицей и пили красное вино. Вот спальня, где он был нежен со мной, давал почувствовать, что я желанна. Что, кроме меня, ему никто не нужен. В других местах мы занимались исступленным, почти животным сексом – у входной двери, на кухонном столе, на паркетном полу.
Мне вспоминается предостережение Хейзел.
Джесси не тот, за кого себя выдает.
– Как и ты, Хейзел, – бормочу я себе под нос. Я знаю, что ей нельзя доверять, но в этом, похоже, она была искренна.
Что-нибудь в этой квартире подскажет мне, кто такой Джесси на самом деле. И почему его убили. Я найду ответы на свои вопросы, но нужно поторопиться.
Глава 39
Начинаю я со спальни. Сама не знаю, что ищу, но перерываю шкаф и комод, приподнимаю матрас, заглядываю под него. Ничего необычного или криминального. Только одежда, монеты, гантели… футляр для гитары. Я открываю его. Пусто. А играл ли Джесси на гитаре? Мне хотелось верить, что у него душа поэта, тело греческого бога. Я никогда не просила его поиграть мне. Какая же я была дура!
В ванной я лезу в шкафчик под раковиной, но нахожу там только лейкопластырь, упаковку презервативов и эластичный бинт. На полочке лежит щетка для волос – для густой шевелюры. А у Джесси волосы коротко пострижены. В душе я вижу шампунь с ароматом ванили. Все это признаки женского присутствия, которые я умышленно не замечала – предпочла проигнорировать. Этой женщиной была Хейзел? Я открываю аптечку: болеутоляющие средства, которые отпускают без рецепта; зубная паста, крем от загара. А вот и дорогой очищающий лосьон для лица – из тех, что продают в спа-салонах. Я узнаю название места, где мне недавно делали процедуры. Этот салон посещает Хейзел.
От обиды и унижения у меня сводит живот. Хейзел и Джесси были вместе. Любовники. Мужчина и женщина. Я представляю, как они со смехом обсуждали меня – мою фигуру, мое жалкое нищенское положение. Я сую в рот кулак, чтобы не разрыдаться. Все тело горит от осознания их предательства. Моя единственная подруга и мой возлюбленный действовали сообща против меня. Но почему? Джесси убит. Зарезан – скорее всего, моим ножом. Так было задумано? Или что-то пошло не по плану?
Да, в том, что касалось Джесси, вожделение и страсть туманили мой разум. Но Хейзел… Ее дружба казалась искренней. Слезы и следы жестоких побоев не были поддельными. И потом, я спасла ей жизнь. Как она могла столь бессердечно поступить со мной? Может быть, Бенджамин Лаваль вовсе не чудовище. Может быть, чудовище – его жена.
Я возвращаюсь в кухню, роюсь там в шкафах. В них почти пусто: две тарелки, три бокала, несколько кофейных чашек. Из продуктов только банка арахисового масла, пачка риса, несколько банок чили. И протеиновые добавки. Джесси на самом деле был тренером? Наверняка. Я же смотрела о нем информацию в Интернете. Я открываю пластмассовые контейнеры, нюхаю их содержимое: шоколад, ваниль, клубника.
И вот последний контейнер. В нем я замечаю кое-что интересное: из белого порошка с желтоватым оттенком торчит пластиковая карта. Всего лишь уголок. Кончиками пальцев я вытаскиваю ее. Это карта социального обеспечения. Читаю имя:
Картер Дуглас Самнер
Это еще кто такой, черт побери? И почему у Джесси документ на его имя? Я глубже сую руку в контейнер. Может, Джесси еще что-то там прячет? Нет, больше ничего. Я высыпаю содержимое контейнеров в раковину, где образуется гора душистого порошка. Ничего любопытного.
Нужно поискать в Интернете информацию о Картере Самнере. Я спешу к небольшому письменному столу, сажусь за ноутбук Джесси. Он конечно же запаролен. Пытаясь сообразить, какая комбинация цифр и букв обеспечит мне доступ, я вдруг понимаю, что очень мало знаю о человеке, которого считала своим бойфрендом. Когда он родился? Какое у него второе имя? Имел ли он в детстве питомцев? Были ли у него любимая бабушка или любимый дедушка? За какой спортивный клуб он болел?
По крайне мере, мне известно, что Джесси из Спокана. Простое понятное слово, но у меня руки трясутся от отчаяния, когда я его печатаю. Пароль не принят. Меня охватывает паника. Число попыток ограничено, после доступ будет вообще заблокирован. Его племянницы! Вряд ли Джесси их выдумал. Уж больно правдоподобны были истории, что он рассказывал о них. Либо он отпетый лгун и социопат.
Одну из них зовут Элла, вторую – Оливия. Нет… Олив. Точно. Сколько им лет? Шесть и девять? Или пять и восемь? И кто из них старше? Я прикидываю в уме, когда они родились, и подбираю пароль: имя, следом – год рождения. Компьютер предупреждает, что осталась всего одна попытка.
Трясущимися руками я перерываю стол Джесси, ищу хоть какую-то зацепку. В глубине второго выдвижного ящика нахожу «молескин» с прицепленной к обложке ручкой. Может, Джесси записывал свои пароли? В блокноте наверняка есть какая-то полезная информация. Только я собираюсь его открыть, тишину квартиры сотрясает тяжелый стук в дверь.
Биение пульса в ушах громче, чем дробь костяшек пальцев по дереву. Я замираю, жду, что раздастся: «Откройте, полиция!». Но за дверью тишина. А потом снова стук. Настойчивый, угрожающий. Это не приятель, не владелец дома, не сотрудник службы доставки. Этот кто-то ищет Джесси. Или меня.
С блокнотом в руке я бросаюсь в кухню. Как можно более бесшумно взбираюсь на стол, обдирая голени об острые края «формайки», и вылезаю в окно.
Глава 40
Я в знакомом интернет-кафе, здесь тускло и грязно. Наверное, неразумно возвращаться туда, где я уже была, но все же это безопаснее, чем ездить по городу в поисках другого подобного заведения. Я почти уверена, что за мной никто не следит, никто не сидит у меня на хвосте. Во всяком случае, пока. А это место я знаю. Знаю, что здесь принимают наличные. Знаю, что посетители занимаются своими делами и в чужие не лезут. Люди идут в интернет-кафе по мириадам причин, и не все из них не противоречат закону.
