Дурная кровь - Даль Арне

— Войдите, — пробасил откуда-то из глубины кабинета низкий голос.

Арто Сёдерстедт вошел в элегантную приемную с бессловесным секретарем и проследовал дальше, в еще более элегантный кабинет с видом на залив Стрёммен. Андерсу Вальбергу было чуть больше пятидесяти, и свои огромные телеса он носил с той же важностью, как и фисташкового цвета галстук, который чем-то напомнил Арто нагрудник его младшей дочки.

— Арто Сёдерстедт, — представился Арто. — Государственная уголовная полиция.

— Вальберг, — сказал Вальберг. — Я понимаю, вы насчет Линдбергера. Ну и история. У Эрика на всем белом свете ни одного врага не было.

Без дальнейших церемоний Сёдерстедт плюхнулся на стул перед украшенным канделябрами столом красного дерева, за которым восседал Вальберг.

— Чем занимался Линдбергер?

— И он, и его супруга — специалисты по арабским странам. Они в основном занимались торговлей с Саудовской Аравией и контактировали с нашим тамошним посольством. Молодые многообещающие сотрудники. У обоих впереди была прекрасная дипломатическая карьера. Могла бы быть. Это действительно американский серийный убийца?

— Вроде да, — коротко ответил Сёдерстедт. — Сколько им лет?

— Юстине двадцать восемь, Эрику тридцать три. Умереть в тридцать три года…

— Семьсот-восемьсот лет назад это была средняя продолжительность жизни.

— Да, верно, — удивленно согласился Вальберг.

— Они всегда вместе работали?

— В принципе да. У них немного различались сферы контактов, но в целом задача была одна и та же: содействовать торговле между Швецией и Саудовской Аравией. Тесное сотрудничество с представителями бизнеса обеих стран.

— Что значит “разные сферы контактов”?

— Эрик занимался крупными шведскими экспортерами, Юстине — более мелкими. Если говорить упрощенно.

— Они всегда вместе выезжали?

— Не всегда. Поездок было много, и они не всегда выпадали им одновременно.

— И никаких врагов?

— Абсолютно никаких. И абсолютно чистая анкета. Безупречная работа, точность и аккуратность во всем. Он был любимчиком начальства, хотя это звучит вульгарно. Юстине должна была ехать на днях в командировку, но думаю, ей это не под силу. У Эрика на ближайшие месяцы поездок не было запланировано. И теперь уже не будет.

— Вы знаете, зачем Юстине должна была ехать в командировку?

— В самых общих чертах. Как раз сегодня она обещала прислать мне свои предложения по поездке. Знаю только, что командировка связана с новым законом о малом бизнесе. Были намечены встречи с представителями правительства Саудовской Аравии.

— И вы не видите в смерти Эрика ничего, кроме фатальной случайности?

Андерс Вальберг помотал головой и сгорбился. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Мы были друзьями, — сказал он. — Эрик был для меня как сын. В выходные мы собирались вместе поиграть в гольф. Это так страшно, непонятно. Его… пытали?..

— Боюсь, что да, — сочувствие, прозвучавшее в собственном голосе, показалось Сёдерстедту фальшивым, и он перешел на более официальный тон:

— Я полагаю, мне не надо объяснять вам, как опасен этот преступник. Есть ли что-то, касающееся работы или личной жизни Линдбергера, что, на ваш взгляд, может иметь значение? Важна любая деталь.

Вальберг наконец справился с чувствами, на его лице снова была привычная маска дипломата. Он задумался.

— Не могу ничего вспомнить. Из всех моих знакомых они с Юстине были единственной действительно счастливой супружеской парой. Они очень хорошо подходили друг другу. У меня нет детей, и мне будет не хватать его, как сына. Мне будет не хватать его смеха, его независимости, его спокойствия. Черт!

— Вы можете предположить, зачем Эрик мог поехать во Фрихамнен в половине третьего ночи?

— Нет. У меня это в голове не укладывается. Он с нами-то нигде не бывал, даже в пятницу не задерживался вместе пива попить, сразу после работы ехал к Юстине.

— Мне надо осмотреть его кабинет. Пожалуйста, проследите, чтобы содержимое компьютера Линдбергера скопировали и прислали мне.

Андерс Вальберг молча кивнул и поднялся. Тяжело ступая, он вышел в коридор, миновал несколько дверей и направился к лестнице. Потом, словно опомнившись, вернулся, указал на одну из дверей и удалился. Сёдерстедт провожал глазами тучную фигуру начальника, пока тот не исчез в своей обители скорби. Тогда Сёдерстедт осмотрелся и увидел, что соседний с Эриком Линдбергером кабинет принадлежит Юстине. Супруги действительно жили и работали бок о бок. Сёдерстедт вошел в кабинет Эрика.

Комната была меньше, чем у Вальберга, без секретаря и с видом на улицу, а не на набережную. Зато здесь была еще одна дверь, она вела в кабинет Юстине. Подергав ручку, Сёдерстедт обнаружил, что дверь не заперта.

Сёдерстедт быстро оглядел письменный стол. Рабочий беспорядок, но в меру. Свадебное фото: юная темноволосая Юстине и уже не такой юный, но тоже темноволосый Эрик. Оба широко улыбаются, но, в отличие от большинства подобных фотографий, улыбка не кажется приклеенной, молодые супруги смотрят в объектив привычно, как профессионалы. Судя по всему, они происходят из семей крупной буржуазии и с колыбели привыкли быть в центре внимания. Похоже, им не пришлось бороться за место под солнцем, оба родились, чтобы стать дипломатами.

Хотя не исключено, что Сёдерстедт делает слишком далеко идущие выводы на основе одной-единственной фотографии.

Кроме фото на столе лежали различные записи: от желтых клейких бумажек до официальных писем на фирменных бланках, а также пухлый ежедневник. Все это Сёдерстедт собрал и сгреб в свой портфель, потом открыл дверь в кабинет Юстине. Комнаты были похожи как близнецы.

Сёдерстедт осмотрел стол. На нем стояла та же свадебная карточка, точнее, другая, но из той же серии. Улыбки супругов здесь были не такие широкие, не такие самоуверенные, в них сквозила невнятная тревога. Различия между фотографиями очень заинтересовали Сёдерстедта, любившего полутона и нюансы.

Как и у мужа, у Юстине было много различных записей, Сёдерстедт не преминул в них покопаться и заглянул в ящики, хоть все это было не очень законно. Он даже переписал тексты записок и пролистал ежедневник. В углу комнаты обнаружился миниатюрный ксерокс, и Сёдерстедт скопировал, постоянно прислушиваясь, не идет ли кто, заметки за текущий, прошлый и следующий месяц. Этого должно хватить. Уложив ксерокопии ежедневника и копии записок в портфель рядом с бумагами Эрика и вернув ежедневник на место, Сёдерстедт через комнату Эрика вышел в коридор и спустился вниз по лестнице. Приветливо кивнув секретарше, которая сидела с такой миной, будто наелась поганок, Сёдерстедт покинул здание и раскрыл свой украшенный мишками зонт.

“Луди” был припаркован по другую сторону площади Густава Адольфа, возле Оперы, и Сёдерстедту пришлось бежать через площадь, прижимая к себе портфель с документами, чтобы они не намокли под проливным дождем. Зонтик с мишками прикрывал ему только голову.

Основательно вымокнув, он наконец добежал до машины, плюхнулся на сидение и открыл портфель. Перед встречей с Юстине Линдбергер он хотел просмотреть записи ее ежедневника, чтобы иметь на руках козыри, хотя в глубине души надеялся, что они ему не понадобятся.

Сёдерстедт завел машину и поехал вдоль Стрёммена, мимо ресторана “Оперный погребок”, пересек полуостров Бласиехольмен, проехал пристань, поднялся по Сибюллегатан до перекрестка с Риддаргатан и повернул направо возле Музея армии. Дурацкий воздушный шар, на котором все лето катались туристы, теперь намок и выглядел жалко.

Въехав на горку, Сёдерстедт остановился и, грубо нарушив правила, припарковал машину перед воротами магазина. Потом метнулся через улицу и, спрятавшись от дождя под козырьком подъезда, нажал на звонок возле таблички “Эрик и Юстине Линдбергер”. После четырех сигналов послышался слабый голос:

— Да?

— Юстине Линдбергер?

— Это что, опять пресса?

— Полиция. Инспектор Арто Сёдерстедт.

— Входите.