Эрик ван Ластбадер - Завет
— Эмма ослепла, — сухо сказал Браво. — Она держится неплохо, но кто знает, что она чувствует на самом деле?
— Мертвы? Оба? — пробормотал Джордан. — Удивлен ли я? Нет, это слово не годится. Нечто в этом роде я уже начинал подозревать. — Прижав к уху трубку, он уставился на небольшой холст, изображающий Мадонну с младенцем. Женщина и дитя были выписаны с подлинным чувством; по мнению Джордана, именно это придавало картине почти сверхъестественную убедительность. — Чего я не могу понять, так это почему я узнаю об этом только сейчас?
Зажужжал зуммер, и одновременно на пульте замигала лампочка. Джордан обернулся, увидел, что зажегся сигнал защищенной линии. Только один человек мог звонить по этому номеру, и он, как назло, звонил именно сейчас, когда Джордану вовсе не хотелось с ним разговаривать. Но Джордан понимал, что выбора у него нет. Придется ответить.
— Все следы уничтожены? — коротко спросил он, стараясь говорить покороче. — Да, да, разумеется. Как обычно. Вмешательство полиции исключено. Немедленно уезжай из Вашингтона. Да, в Париж. — Джордан посмотрел на мигающую лампочку и подумал, что не стоит заставлять его ждать слишком долго. — Полагаю, для тебя найдется работа. Нужно заканчивать, у меня звонок на другой линии. Свяжись со мной, как только будешь здесь.
Ничего больше не прибавив, он переключился на защищенную линию.
— Простите, кардинал, — кардинал Феликс Канези был правой рукой Папы Римского — деловой звонок из Пекина. Вы же знаете этих китайцев: бесконечные церемонные монологи…
— Я космополит, Джордан, и вполне понимаю необходимость соблюдать дипломатические тонкости, — заметил кардинал Канези своим глубоким, низким голосом. — Конечно же, я не люблю, когда меня заставляют ждать, но что поделаешь. Не будем об этом.
Джордан проглотил ядовитое замечание со смирением стоика.
— Мы с вами не говорили уже три дня. Как здоровье Его Святейшества?
— Мы подходим к сути предстоящего разговора. — Канези изъяснялся напыщенно, вполне можно было подумать, что эта беседа происходит веке в девятнадцатом между двумя высокопоставленными священниками. Возможно, кардинал провел слишком долгое время за стенами Ватикана, упражняясь в красноречии, а возможно, просто имел врожденную склонность к помпезным речам. — Как я уже сообщал вам ранее, состояние Его преосвященства на какое-то время стабилизировалось. Но все меняется.
— Хорошие новости, надеюсь?
— Увы, — отвечал кардинал печально. — Здоровье Папы серьезно расшатано. Откровенно говоря, — разумеется, вы понимаете, это должно остаться строго между нами, — он умирает. Ни молитвы, ни врачи… ничто не в состоянии ему помочь. — Выдержав искусно выверенную паузу, чтобы придать своим словам значительность, кардинал продолжил: — Без того, что вы нам пообещали…
— Пожалуйста, не надо, — резко сказал Джордан.
— Да, да, я все помню, не волнуйтесь, — сказал Канези с ноткой досады в голосе. Ему вовсе не нужно было лишний раз напоминать об осторожности. — В любом случае, это последняя надежда на исцеление. До конца недели мы должны получить искомое.
— Не беспокойтесь, Феликс, — твердо сказал Джордан. — Вы получите то, что хотите; Папа не умрет.
— Ваше слово, Джордан. Это дело колоссальной важности. Веками Ватикан стремился возвратить в лоно церкви похищенное сокровище, разыскать его, где бы оно ни находилось. Веками наместники божьи посвящали себя тому, чтобы вырвать его из лап Свидетелей, и все тщетно. Постепенно оно превратилось в легенду. Должен сказать… кое-кто из окружения Его Святейшества сомневается, что предмет нашего с вами разговора вообще существует.
— Существует, ваше преосвященство. Вам нечего страшиться.
— Если вы не сумеете помочь нам, страшиться нужно будет не мне, — сказал кардинал. — Положение очень серьезно, в этом не приходится сомневаться. Вот почему мы предоставили в ваше полное распоряжение все ресурсы и все могущество, которыми обладаем. Святая миссия должна быть исполнена. Однако, помогая вам, мы ставим себя в рискованное положение.
Его Святейшество никогда не оглашал имя преемника. Среди кардиналов Ватикана полно рвущихся к власти честолюбцев, и у каждого грандиозные планы насчет дальнейшего пути церкви.
Под строжайшим секретом признаюсь вам: или Его Святейшество выздоровеет, или… иерархия превратится в анархию, и неизвестно, что в конечном итоге останется от церкви…
Джордан прекрасно понимал, что это означает: не будет Канези, не будет больше тайных интриг и заговоров… и никакой зависимости от Ватикана.
— Не подведите нас, Джордан. Помните: неделя, и ни днем более.
Положив трубку на место, Джордан принялся обдумывать услышанное, слово за словом разбирая весь разговор от начала до конца, анализируя даже интонации кардинала. Он знал Канези лучше, чем тот мог предполагать. Его светлость возглавлял тайную клику высших чинов Ватикана, приближенных к Папе, благорасположение которого было необходимо для проведения в жизнь любых планов. Канези был заинтересован в продолжении правления Папы не меньше, чем Джордан, а возможно, и больше. Его Святейшество ничего не знал о том, что буквально у него под носом долгие годы набирала власть могущественная тайная организация. Кардиналы помогали Джордану, но это было далеко не единственное, чем они занимались. План Джордана требовал времени для воплощения. Канези же запаниковал и настаивал на безотлагательном завершении дела.
Джордан почесал подбородок, нахмурившись. Взяв мобильный телефон, он набрал номер. Когда абонент отозвался, Джордан тихо сказал:
— Звонил его светлость. Боюсь, времени у нас меньше, чем мы предполагали. Всего неделя, ни днем больше, как он утверждает. К счастью, ключи действительно у Браво, как мы и думали. Придется рисковать.
— Риск — это часть игры, мой дорогой, — ответил ему мягкий голос.
— Риск — это то, что погубило Иво и Донателлу, — мрачно сказал Джордан. — Они любили рисковать, и чем это закончилось?
— У меня есть план. Мы последуем за Шоу и этим его ангелочком-стражем. Разлучим их, и у него не останется шансов.
Джордан выпрямился. Неожиданно у него перехватило дыхание.
— А потом?
— Что станет с ней, не имеет никакого значения, — ответил голос. — Браверманн Шоу приведет нас к цели, а потом умрет.
Джордан смотрел в окно, но взгляд его блуждал в пустоте.
— Как мы и планировали, — проговорил он, — с самого начала…
ЧАСТЬ II
Глава 10
Наши дни,
Париж — Сен-Мало — Венеция — Рим.
Камилла Мюльманн, прекрасная и величественная, как всегда, ждала Браво и Дженни в аэропорту Шарля де Голля. Они уже проходили паспортный контроль. На ней был один из ее шикарных костюмов от Лагерфельда, из легкой ткани — стояла жаркая погода — и тонкая блузка, через которую соблазнительно просвечивало кружево бюстгальтера. Наконец Камилла увидела Браво и помахала ему рукой. Они обнялись, и она тепло поцеловала его в обе щеки.
— Mon dieu, quel chok![14] — мягко сказала она, беря его под руку. — Бедный Браво, какая преждевременная потеря!
Браво нежно поцеловал ее и отстранился, по мнению Дженни, чересчур медленно. Но прежде чем он успел отодвинуться, Камилла взяла его за подбородок и спросила:
— Но что это, что с тобой случилось? У тебя серьезные неприятности?
Ее голос звучал чересчур уж встревоженно, почти наигранно, и Дженни это раздражало.
— Не здесь и не сейчас, — сказал Браво — так резко, что Камилла, казалось, была сбита с толку.
Он представил женщин друг другу.
— Дженни Логан — Камилла Мюльманн. Мать Джордана.
— Значит, вы — новая девушка Браво, — сказала Камилла.
Браво нахмурился.
— Камилла, я уже объяснял Джордану…
Камилла примиряюще подняла руку, продолжая разглядывать Дженни.
— Вы такая миленькая. Нужно как можно скорее залечить эти синяки, n’est-ce pas?[15] — Она пожала Дженни руку с почти пугающей горячностью. Потом снова обернулась к Браво. — Одобряю твой выбор, дорогой мой.
Она рассмеялась, продевая руку под локоть Браво.
— Надеюсь, Дженни, ты не думаешь, что я сую нос не в свое дело. Когда речь идет о Браво, я начинаю хлопотать, словно наседка. Ничего не могу с собой поделать, он ведь лучший друг моего сына и очень дорог мне. Браво фактически член нашей семьи.
— Конечно, я все понимаю, мадам Мюльманн.
— Нам предстоит совместное путешествие, Дженни, давайте отбросим эти пустые формальности. Называйте меня Камиллой.
Дженни улыбнулась сквозь стиснутые зубы. А ведь Камилла сознательно обольщает Браво. При каждом шаге она легко касалась его соблазнительно покачивающимся бедром. Браво же, судя по всему, — и это больше всего бесило Дженни! — нравилось быть в центре ее внимания.
