Чарльз Холдефер - Наемник
– Доброго здоровьечка! – сказал Уилсон. Он, однако, не заметил комочка слизи, поскольку переходил в этот момент на водительскую сторону. Выворачивая со стоянки, он спросил: – Ну как? Приятно провели Рождество?
Ответить я не успел. Сзади неожиданно раздался вой, заставивший меня буквально подскочить на месте.
– Что за?.. – Я обернулся и заметил на заднем сиденье клетку для перевозки животных. – Господи, – сказал я. – Что случилось с Руди?
Уилсон с несчастным видом объяснил:
– В первый день он насрал у меня под кроватью. Серьезная заявка, мне кажется. Все время, пока вас не было, он меня едва замечал. К концу отношения вроде немного наладились, но сегодня он снова насрал под моей кроватью. Такое впечатление, что он знал, что вы возвращаетесь, и спешил закончить начатое.
– Это совпадение.
– Поверьте, я очень рад, что вы наконец вернулись.
Он вел машину, а я закрыл глаза и прислушался к себе.
В горле саднило все сильней.
Уилсон высадил нас возле коттеджа, и я отдал ему бутылку виски и видеоигры, которые он просил привезти из Штатов. Капрал Уилсон поражал меня. Когда я был в его возрасте и служил за границей, меня тянуло смотреть по телику спортивные передачи и откровенный секс, как сейчас делают троглы. А Уилсону, кажется, вполне хватает игровых программ. И среди молодежи много таких. Не взрослеют они, что ли.
Я внес клетку в дом и отпер. Руди меховой молнией метнулся наружу, затем остановился и с упреком оглянулся на меня.
– Привет, приятель, – сказал я ему. – С Новым годом. Кис-кис?
Он отвел взгляд и бесшумно скользнул прочь, не оглядываясь на меня больше. Стоило открыть окна, чтобы выгнать застоявшийся воздух, как я снова расчихался. Попутно я обнаружил муравьиную тропу, которая поднималась вертикально по стенке и дальше поворачивала вдоль потолка. Но с муравьями я разберусь позже. Пока можно прилечь ненадолго, прежде чем начинать писать рапорт по № 4141, время есть. Я рывком открыл чемодан и обнаружил, что он полон игрушек. Вот черт! В суете отъезда ярлычки перепутались, и вместо своих вещей я притащил с собой рождественские подарки детей. Я устало стащил ботинки и отпихнул их подальше. Позвоню Бетани через минутку… чуть позже… только не сейчас…
* * *Болезнь, конечно, дело малоприятное, но в данном случае я получил удобный предлог не ехать сразу на Омегу к Берти, а реализовать собственный план. Я дотащился до клиники, получил рецепт и трехдневный отпуск по болезни, затем дотащился обратно до коттеджа и завалился болеть.
Просыпаясь время от времени, я садился в постели и принимался стучать по клавиатуре лэптопа; кашлял и, несмотря на жару, постоянно пил горячий чай. По эту сторону экватора стояло лето. Есть не хотелось, аппетит вызывали почему-то только сухие крекеры. Я старательно писал рапорт о том, что на самом деле произошло с № 4141. Я хотел рассказать все до конца: как он умер и как мы вынуждены были избавиться от тела, потому что заключенный не был зарегистрирован. Очевидно, начальство Берти было уже в курсе (тот факт, что заключенный не был зарегистрирован, вовсе не означает, что его местонахождение никто не отслеживал, скорее наоборот); но в «ПостКо» ничего не знали; получалось, что я как контрактор – лицо, ответственное не только перед другим ведомством, но и перед собственным начальством, – не выполнил своих обязанностей. Кроме того, существовала еще проблема Зизу (или Зиззу?). Предположение о том, что элементарная путаница, примитивная орфографическая ошибка может до такой степени скомпрометировать наши спецслужбы, казалось совершенно нелепым, но не упомянуть о нем тоже было бы непрофессионально. На всякий случай.
Но задача оказалась неожиданно сложной – и не только потому, что у меня начался жар и потные дрожащие пальцы неуклюже скользили по клавишам. Буквы на экране разбегались перед глазами, как муравьи на стене в гостиной. С этими муравьями тоже проблема, я никак не мог придумать, что с ними делать. Первым делом я вытащил пылесос и всех их собрал, но двадцать минут спустя муравьи были на месте, все так же струились вверх по стене и затем вдоль потолка. Их движение казалось очень целеустремленным, только цель оставалась загадкой. Мне в лихорадке представлялось, что каждый раз это были одни и те же муравьи и что бороться с ними бесполезно, что бы я ни делал. От Руди не было никакой помощи. Он на муравьев даже не смотрел, предпочитал делать вид, что ничего не происходит. Я знал, что он притворяется, потому что, когда он перешагивал через них, его лапы с неповторимым изяществом поднимались чуть выше, чем обычно, чтобы не коснуться ненароком. Так что я оставил муравьев заниматься таинственными муравьиными делами, а сам провел день в постели; время от времени я задремывал, и тогда они мне снились; целые толпы муравьев проносились передо мной в бесконечном хороводе. Один раз я проснулся с криком: показалось, что у меня в постели муравьи. Но это всего лишь скринсейвер начал выписывать на экране компьютера свои бесконечные петли.
На второй день к вечеру я был близок к отчаянию; даже те предложения, которые мне удалось выжать и привести в грамматически корректную форму, выглядели совершенно неубедительно – не в последнюю очередь именно из-за корректной формы. Мне, разумеется, вовсе не хотелось попадать в неприятности или, скажем, считаться убийцей (я подчеркивал, что это был несчастный случай); я хотел рассказать правду, развязаться с этой работой, вернуться к семье – и все. Вести достойную жизнь. Пользоваться свободой. Но задача, которую я перед собой поставил, вынуждала записать, что
«устный допрос заключенного № 4141 был прекращен из-за вероятного сердечного приступа (см. рапорт № 42а). Медицинский персонал после осмотра признал заключенного № 4141 мертвым. Ответственный медицинский работник не потребовал проведения вскрытия».
Задача оказалась непосильной. В моем профессиональном языке просто не оказалось слов, которыми можно было бы поведать полную правду.
Один раз мне послышался стук в дверь, но, когда я выбрался наконец из постели и доплелся до двери, там никого не оказалось. Я высунулся на улицу и посмотрел в обе стороны. Нет – в пределах видимости ни души. Я запер дверь и поплелся обратно в спальню. Этот случай меня немного встревожил. У меня что, бред начинается?
В следующий раз, услышав стук в дверь, я некоторое время колебался. Даже без термометра я понимал, что у меня жар. Может быть, как раз сейчас температура поднимается. Я моргнул и почувствовал жжение в веках. Прежде чем вылезать из постели, потянулся и сжал коленку, а затем с минуту разглядывал свое стеганое одеяло в голубую клетку. Нет, я не сплю. Все вокруг вполне реально. Так что уши, скорее всего, меня не обманывают.
Я медленно плелся к двери, опасаясь, что за ней окажется Берти. Вот уж кого мне не хотелось в этот момент видеть! Я вообще не хотел ни с кем разговаривать, пока не закончу рапорт и не отправлю его в штаб-квартиру «ПостКо».
Я открыл дверь.
– Так вы действительно здесь!
На пороге стояла мисс Бриз в мягкой зеленой широкополой шляпе и с сумочкой, которую она крепко сжимала обеими руками и держала перед собой.
Я стоял, ухватившись одной рукой за косяк, и непонимающе моргал; мгновение спустя я сообразил запахнуть халат и прохрипел:
– Да, это я.
– Я слышала, вы больны, а ваша семья пока осталась в Америке. Мне сказала Салли Уилсон. Могу я войти?
Я отступил от двери, и она ворвалась в дом.
– Как вы себя чувствуете? Жаль, что не особенно хорошо. Когда человек один, болеть особенно неприятно. О! Взгляните! У вас муравьи!
– Да, я знаю.
– Поразительные существа. Мы могли бы многому у них научиться.
Я кивнул с таким видом, словно всерьез собирался посвятить остаток жизни изучению муравьев.
– Когда ждете своих? – поинтересовалась она.
– Может, недели через три, а может, и позже.
– Вот это да!
Мисс Бриз полезла в сумочку, а я тем временем коротко пересказал ей последний разговор с Бетани. Я позвонил ей утром, перед походом в клинику. Она и дети вернулись к Доктору. Ей пришлось ехать за сто тридцать километров только для того, чтобы сделать новые фотографии на паспорт; теперь она заполняет анкеты, отправит в ближайшие дни, но неизвестно, сколько времени потребуется на их обработку.
– Такое впечатление, – сказала Бетани, – что все мы здесь застряли в какой-то петле времени. Мы могли бы поехать к Дебби, чтобы хоть как-то сменить обстановку, но здесь сейчас сильные снегопады. Как у тебя там дела, Джордж?
Я рассказал ей правду, или по крайней мере часть правды. Сказал, что возникли проблемы с работой. Может быть, я вернусь в Штаты раньше, чем она и дети успеют ко мне приехать. Тогда им не придется сюда лететь. По завершении текущего проекта я собираюсь уйти из «ПостКо».
