Чарльз Холдефер - Наемник
А чувство вины? Разумеется, и по многим разным поводам, но я сам не знал, как к этому отнестись. Все было так сложно. Ну трахнул Денизу, но это было одноразовое событие, да и закончилось не самым лучшим образом; помог Вернону, для него это был последний рубеж обороны, нас он полностью разорил; вообще, поездка в Гарден-Сити ассоциировалась для меня с предательством и тайным сговором за спиной Бетани. И все же чувство вины смешивалось во мне с другими эмоциями, – я был рад, что поехал. Да, рад. Пережитое в родном городе вернуло мне самого себя, и не только в смысле секса. Из всех событий секс был самым незначительным – более того, единственным, с которым можно было и не спешить. Остальные события, как оказалось, были неотложными. Может, человеку поумнее меня не обязательно делать глупости, чтобы чему-то научиться. Может, ребенку не обязательно трогать горячую плиту. Но за время этой короткой поездки со мной что-то произошло. Разговор с Денизой заставил меня вновь прислушаться к себе самому. Я слишком долго считал, что если не вижу ответа, то это значит, что истина более жестока, чем мне хочется, и лежит глубже, к тому же не на виду. Но теперь, оглядываясь на свои действия и мысли, я чувствовал себя так, будто пытался воспользоваться незаслуженной привилегией. Слова отдавали пустым пафосом. Читая Денизе лекцию, я сам вел себя как наивный сосунок. Но – и это самое главное – вместо обиды и разочарования я чувствовал облегчение.
Потому что теперь я мог оставить притворство. Мне больше никогда не придется так думать. Точно так же, после первоначального шока от слов Вернона, когда гнев начал немного стихать и я занял место в самолете, чтобы вернуться к Бетани и детям, я вдруг понял, что чувствую себя свободнее, легче. Часть моей жизни, связанная с родным городом и садом, от начала до конца представляла собой борьбу и длилась так долго только потому, что я был хозяином. Я возвел сохранение семейного бизнеса в добродетель. Теперь, одним росчерком пера, я отдал все. Жестоко, но эффективно. Теперь я свободен!
Да, Джордж свободен! Может быть, все дело в недосыпе, но я с трудом удерживался от слез. И понял к тому же, что это отнюдь не слезы печали и сожаления. Внезапно я понял, что у меня хватит решимости уйти из «ПостКо» и навсегда порвать с Гарден-Сити. Для детей это тоже будет благом. Я не буду навязывать им это наследие. Я сделаю Кристофера и Джинни новыми людьми, пусть они будут лучше нас. Я всегда считал себя достаточно умным человеком. Способным на большее. Такое впечатление, что я поддался на уговоры окружающих и согласился забыть об этом. Да, теперь я обрел свободу. Ни Дениза, ни Вернон не подозревали, какую они оба оказали мне услугу.
На пути в аэропорт дети вели себя образцово. Стояла хорошая погода, в воздухе кружили редкие снежинки, горизонт был практически чист. Я обдумывал следующие шаги. У меня горел желудок и дрожали пальцы – но не от нервов, а из-за огромного количества кофе, выпитого, чтобы не заснуть. Я твердо решил оставить работу в «ПостКо», но хотел все же написать подробный рапорт о № 4141. Путь это будет мой последний рапорт изнутри организации, где невозможно поставить под сомнение уровень допуска написавшего его человека или законность получения информации. Если я не напишу такого рапорта, кто напишет? Уж точно не Берти. Кроме меня, некому.
Но, кроме всего прочего, нужно быть практичным. Я человек семейный и ответственный. Именно поэтому я собирался вернуться на остров один, закончить с этим делом и подать в отставку. Бетани ничего не знала о моих планах, объясняться было еще слишком рано – но после ухода из фирмы было бы глупо и страшно дорого везти жену и детей обратно в Америку за свой счет. Особенно если учесть, что в Гарден-Сити у нас больше не было никаких активов. Нет, пришло время Джорджу проявить инициативу и тщательно все спланировать.
В аэропорту я сказал им:
– Почему бы вам не присесть здесь на минутку. Я хочу убедиться, что все эти километры учтут нам в программе скидок для часто летающих пассажиров.
Прежде чем она успела ответить, я унесся прочь и растворился в толпе отпускников. Отыскал мужской туалет и вошел. Место оказалось оживленным – постоянно занятые писсуары и парни с растопыренными пальцами возле ревущих сушилок. Я прошел дальше, отыскал пустую кабинку и вошел.
Оказавшись за закрытой дверью, я достал их билеты и паспорт Бетани, куда были вписаны и имена детей. Затем вытащил ножницы и приступил к работе.
Работа оказалась еще та – особенно толстая обложка паспорта и фотография, закатанная в пластик. Ножницы, естественно, были туповаты. Я сидел на унитазе и кромсал бумаги, прислушиваясь одновременно к шуму сушилок и объявлениям по громкой связи, к пронзительной музыке и шуму воды. Разрезая фотографию Бетани, я почувствовал странную боль. Я делаю это и ради тебя тоже.
Я зашел так далеко, что хода назад уже не было, – ведь невозможно собрать клочки и восстановить документы в первоначальном виде. Уничтожать паспорт противозаконно: я теперь был нарушителем на собственной территории.
– Начинается регистрация на рейс номер 204…
Я заторопился. Паспорт и остатки авиабилетов отправились частью в унитаз, частью в корзинку для бумаг и мусорный контейнер возле экспресс-кафе. Я старался разбросать их как можно шире.
– Наконец-то! – встретила меня Бетани. Кристофер раскрашивал что-то в школьной прописи, Джинни скакала на одной ножке, изобретая какую-то собственную игру на разноцветных плитках пола. – Ты что, не слышал объявления? Что тебя задержало?
– У нас проблема.
– А? Как это?
– Мне так жаль! Я двадцать раз, не меньше, перерыл свою сумку. Когда я подошел к стойке, оказалось, что у меня нет билетов. Так и не смог найти.
– Что?
Бетани повторила это несколько раз, и достаточно громко. На нас начали оборачиваться. Кристофер отложил прописи и внимательно наблюдал за нами; Джинни тоже среагировала на тон и выражение лиц, замерла и скуксилась; она часто так делала перед тем, как заплакать.
Нет, я не могу припомнить в точности, куда положил билеты и паспорт. Может быть, они остались в доме. Или в арендованной машине. Или, может, я оставил их на стойке заправочной станции? Мы перебрали все возможности. Время шло. Мы даже не зарегистрировались. Скоро на наш рейс начнется посадка.
Наступил решительный момент.
– Солнышко, мне нужно вовремя явиться на работу. Меня ждут. Мне так жаль! Тебе и детям придется прилететь попозже, когда сможете. Только не пытайтесь сегодня уехать обратно. Переночуйте в отеле.
– Можно подумать, у меня есть выбор. – Бетани сказала как плюнула.
Да, расставание вышло такое, что гордиться мне было решительно нечем. Но это все, что я сумел придумать в сложившихся обстоятельствах.
– Не плачь, малышка. – Я опустился на колени перед Джинни. – Тебе здесь будет хорошо. Это хорошее место. Безопасное. Мы скоро увидимся.
Я знал, что Бетани наблюдает за нами и прислушивается, и старался вовсю. Необходимо было качественно сыграть роль – особенно там, куда я направлялся.
Сторож брату моему
Когда я, спотыкаясь под тяжестью шерстяного свитера и зимнего пальто в руках, щурясь на яркое солнце и радостные пальмы вокруг, спустился по трапу самолета, первое, что я сделал, – это чихнул. Затем еще раз. И еще.
Такая смена климата у меня неизменно выливается в простуду. Ужасно неудобно и странно. Последнюю пару недель я жил среди настоящей зимы, температура опускалась до минус двадцати градусов и даже ниже, но никаких отрицательных последствий это не вызывало. Но здесь, среди лавовых скал, излучающих настоящий жар, под заставляющим щуриться ярким солнцем я вдруг замерз. У Доктора, в суете сборов и прощаний, я так и не сумел наверстать ту бессонную ночь в Гарден-Сити. Я давно отвык от подобных излишеств и не мог уже, как в прежние времена, прыгать каучуковым мячиком. В результате какой-то спящий вирус вырвался на свободу и пошел гулять, стремительно размножаясь. Во время перелетов я был настолько занят невеселыми мыслями, что почти не мог спать. К моменту получения багажа в аэропорту острова – технически на следующий день – мои зубы уже вовсю стучали.
– Знаете, вы не слишком хорошо выглядите, – сказал капрал Уилсон, которому было поручено встретить меня. – А вы что, прилетели без семьи?
– Со мной все в порядке. – Но не успел я договорить, как все тело сотряс очередной чих, такой жестокий и внезапный, что я даже не успел поднять руку и прикрыть рот. Вылетевший изо рта сгусточек слизи прилип к борту микроавтобуса. – Планы изменились.
– Доброго здоровьечка! – сказал Уилсон. Он, однако, не заметил комочка слизи, поскольку переходил в этот момент на водительскую сторону. Выворачивая со стоянки, он спросил: – Ну как? Приятно провели Рождество?
