Афанасий Егоров - Бой - баба
Жмет плечами ухажер. Увольнение — так увольнение. А сам глаз внимательных не спускает. Лицо женское сосредоточенно изучает.
Смеется натянуто Александра. Шутить пытается. Только туговато у нее сегодня с юмором. Шутки невеселые выходят.
Спросила, пригубливая очередной бокал:
— Где вы так драться научились? Опять скажете — в разведке?
— Ну да. Там всему учат.
— Ой, возьмите меня к себе! — несколько театрально захлопали женские ладошки. — Я у вас поварихой буду! Или санитаркой…
Сменилось внезапно настроение красавицы. Личико ухоженное посерьезнело. И голосом упавшим, чуточку тусклым:
— Научите меня драться. Вы не думайте — я сильная! Все выдержу!
— Верю, — спокойно встретили напор карие глаза. — Только за день ничему не научишься. Годы нужны. Проще мне вас защищать.
— И долго?
Ответ пришел после паузы. По-армейски краткий и четкий. Не оставляющий места для сомнений и двусмысленности:
— Всю оставшуюся жизнь. Рассмеялась тихо Александра. Снова невесело, без былого задора:
— Это что… предложение?
— Нет. Приглашение в загс.
— А не много ли вы на себя берете? Избили трех мальчишек и решили — теперь все можно?
Нет, не решил. Просто отпуск кончается. Убываю в часть, на новое место службы
— Так вы офицер?
— Да!
Ответ прозвучал излишне жестко. С плохо скрытым раздражением. Занервничал вдруг Виктор. Красавица опять разговор в сторону повела.
Попытался к первоначальной теме вернуться:
— Может, все же расскажете — что эти урлы от вас хотели?
Вздохнула погрустневшая женщина. В сторону отвернулась:
— Вам это знать необязательно. Один раз помогли — и хватит. Спасибо. Остальное я сама решу. Привыкла, знаете ли, ни на кого не надеяться. Время такое…
— Разрешите не согласиться, — со спокойной уверенностью возразил начинающий нравиться мужчина. — Время нормальное. Даже отличное. Пусть тяжелое, зато прозрачное. Каждого насквозь видно. И насчет «я сама» и «привыкла не надеяться» — вы тоже не правы. Начинайте отвыкать.
Усмехнулась ставшая задумчивой Александра уголками полных губ. Качнула головой с легкой укоризной:
— Вы же меня совсем не знаете…
— Вы мне нравитесь. И это — главное.
— Могли бы и про любовь хоть слово сказать…
— Я… стесняюсь.
Не выдержала красавица. Улыбнулась открыто неожиданному признанию:
— Зря. Женщина любит ушами.
— Виноват. Исправлюсь. Рассмеялась звонко Александра.
Легко и свободно. Понравился ей окончательно новый кавалер. Смешной он какой-то. Прямой, как палка. Сильный, ловкий и смелый. Как он охрану «смотрящего» раскидал! Словно кутят беспомощных. С таким — надежно. И безопасно. Как за каменной стеной. А сказала совершенно противоположное:
— За приглашение в загс — спасибо. Но больше его не повторяйте. И вообще, держитесь-ка от меня подальше.
— Это почему? Из-за тех молодчиков? Так пусть попросят — я им еще добавлю.
Это воры, Виктор! Они вам не простят. Лучше прерывайте-ка поскорей отпуск и бегите без оглядки в свою часть. Там, за забором, спокойней.
Хмыкнул непонятно армейский офицер. В глазах лукавство заиграло:
— А вы ведь тоже меня не знаете. Я не заяц, по кустам от ворья бегать.
— У них оружие! Автоматы! Они людей запросто убивают! Слышали про расстрел в сауне?!
— Слышал. Одного не пойму — вы-то тут при чем? Урки власть с деньгами делят, а вы вдруг — крайняя. Так не бывает. Скажите честно: что между вами общего?
Опустила голову Александра. Вымолвила с печальным вздохом:
— Долгая история… Вам ее знать ни к чему…
— А все-таки?
— Даже «все-таки» еще раз повторю — держитесь от меня подальше. Все понятно?!
Не стал настаивать Виктор. Понял, переждать лучше грозу. А дальше обстановка подскажет. Женское настроение — что погода в горах. Каждые десять минут меняется. И действительно, подперлась горестно кулачком красавица. О другом неожиданно завелась:
— Скажите, почему мужчины такие эгоисты? Если сами налево ходят — это доблесть и геройство. Доказательство силы и способностей. А если бедная женщина всю жизнь мается, половинку свою ищет, найти ее никак не может — то все наоборот. И шлюха она развратная, и стерва, и кое-что похуже. Как думаете?
— Считаю вопрос неактуальным, — по-солдатски грубовато отрубил офицер. — Я своей половине изменять не собираюсь.
— А вы женаты? — вкрадчиво пропел женский голосок.
— Пока нет. Но скоро буду.
— Прекратите, Виктор! — с явным облегчением деланно возмутились с другой стороны стола. — Или я рассержусь.
— Это настолько серьезно?
— Хуже, чем вы можете себе представить. Я роковая женщина, Виктор. Любой неосторожно приблизившийся ко мне рискует жизнью.
Так уж сразу и жизнью? — прищурились недоверчиво карие глаза. — Больно круто.
— Если не верите, спросите в прокуратуре. Там подтвердят.
— А в чем причина?
— Следователь считает, что во всем виноват свихнувшийся уголовный авторитет по кличке Камыш. Якобы это он убивает всех моих поклонников. А сейчас войну затеял с чеченцем Муратом.
— Так это вор быков на джипе подсылал?
Кивнула молча Александра. Руками растерянно развела. Шмыгнула носом, сдерживая внезапно подступившие слезы:
— Я даже не знаю, что и думать…
Людей душат, режут, стреляют… И все из-за меня…
Вскочила на ноги красавица. Бросилась, закрыв лицо, в спальню, захлопнула с силой дверь.
Александра появилась через полчаса. Как ни в чем не бывало. Даже переодетъся успела. Сделала удивленное лицо:
— Вы еще здесь? Я думала — уже ушли.
— Честно говоря, боюсь вас одну оставлять.
— А я не собираюсь отпускать, — мельком взглянула в сторону быстро темнеющего окна красавица.
— Неудобно как-то…
— Не будьте ханжой, Виктор. Вспомните собственное обещание. Кто собирался меня защищать?.. Или уже все? С глаз долой — из сердца вон?
— Ну что вы! — не на шутку заволновался бравый офицер. — Я не в том смысле…
— Хватит! — оборвала пустую дискуссию Александра. Добавила уже озабоченно: — Поздно уже. Воры могут внизу караулить. Или…
Споткнулась посреди фразы женщина. Замкнулась вдруг в тоскливом молчании. Стало слышно, как с негромким тиканьем идут большие настенные часы.
— Что «или»? — с напряженным вниманием в голосе нарушил установившуюся тишину Виктор.
— Или убийца… — почти неслышно и обреченно ответила с осунувшимся лицом красавица.
— Так вы все-таки верите в сумасшедшего вора?
— Нет, только не Камыш.
— А кто?
— Не знаю… Следователь говорил — мы можем быть даже незнакомы.
— А пробовали проверять своих поклонников?
Женщина печально вздохнула:
— Некого, Виктор. Ни одного не осталось… Хотя нет. Есть один. Но он такой неуклюжий… как медвежонок… И робкий. Молоденький совсем, краснеет, как девчонка…
— Может, он и есть? Знаете, психи ведь разными бывают. Не только буйными…
— Нет, нет и нет! — решительно вскинулась Александра. — Роберт не маньяк! Это точно!
— Вам-то откуда известно? Вы что, врач-психиатр?
— Нет, не психиатр… Но чувство у меня такое внутреннее, понимаете? Не может малыш быть больным. Кто угодно, только не он!
— Знаменитая женская интуиция? — иронично усмехнулся мужчина. — Чем докажете?
— А почему я должна что-то доказывать? — вскинулись навстречу удивленные бровки. — Знаю — и все. Этого вполне достаточно.
Зловеще заскрежетала железная дверь. Сидящий на неудобном стуле узник повернул на звук голову.
За весь долгий, наполненный неизвестностью и страхом день никто его не потревожил. Роберт уже начал бояться, а не забыли ли про него?
В камеру быстрым шагом вошли те же двое. Капитан и похожий на узколобую гориллу сержант в форменной рубашке с закатанными рукавами.
Офицер милиции вынул из принесенной с собой папки тоненькую стопку исписанных листов. Застыл, бегая глазами по прыгающим строчкам. Достал из кармана ручку, исправил что-то в наспех набросанном тексте.
Сержант тоже время даром не тратил. Врезал пару раз по шее подозреваемому, заглянул с садистской ухмылкой в поплывшие зрачки:
— Как дела, браток? Надумал?
Перед лицом задержанного мелькнули серые, покрытые торопливыми каракулями мятые листочки. Как ни в чем не бывало капитан буднично произнес:
— Вот твое чистосердечное признание, Роберт. Зачитать?
Подозреваемый угрюмо молчал. Его упершийся в глаза оперативника немигающий взгляд не выражал ничего, кроме глухого упрямства.
Но работа есть работа. Никуда не денешься, кому-то же надо ее делать. И капитан скучным, монотонным голосом выдал вслух арестанту его собственноручное покаянное признание сразу в четырех убийствах. Дочитав последнюю строчку, где говорилось о полном осознании вины и была просьба о снисхождении, опер победоносно поднял сияющие глаза:
