Карин Альвтеген - Тень
Он откашлялся, потом нажал кнопку ответа:
— Ян-Эрик Рагнерфельдт.
— Извините, это Марианна Фолькесон, я вас не разбудила?
Он снова откашлялся.
— Нет, все в порядке, я просто немного простужен.
Он с трудом сел в кровати. Несколько бутылочек со звоном упали на пол.
— Я хотела спросить, не нашли ли вы фотографию для похорон. Времени остается совсем мало, и если что, мне надо успеть увеличить снимок.
— Я немного поискал, но, к сожалению, пока ничего не нашел.
Ему хотелось угодить собеседнице. Особенно сейчас. Чтобы ни один человек не думал о нем плохо.
— Но я еще посмотрю. Я в Вестеросе, вернусь домой вечером. Не поздно, если сообщу вам завтра утром?
— Нет, времени, конечно, мало, но думаю, мы успеем.
Нужно срочно ехать домой. Он купит по дороге продукты и что-нибудь приготовит к возвращению Элен из школы.
— Еще я хотела сказать, что передала ваш номер Кристоферу Сандерблуму, тому самому, который указан в завещании как наследник. Надеюсь, вы не против. Он очень хочет поговорить с кем-нибудь, кто знал покойную.
Ян-Эрику вдруг вспомнился визит в гримерную. Необычный мужчина и странные обстоятельства. Абсурдное предположение, что он сын Анники и что это имеет какое-то отношение к самоубийству. Конечно, чересчур надуманно, но слова незнакомца он в первую очередь примерил к тому, что тревожило его больше всего. Года, к счастью, не совпали, и он со всей очевидностью осознал, что эта безумная идея свидетельствует о его глубочайшем недоверии к родителям. Как горько.
Он снова откашлялся.
— Я уже говорил с ним, он заходил ко мне вчера после выступления. Странная, конечно, история. Но к сожалению, ничем особенным я ему помочь не смог. Он, по-видимому, брошенный ребенок, подкидыш, но я понятия не имею, какое отношение это может иметь к Герде.
— Он подкидыш?
— Да, он так сказал.
В трубке замолчали.
— Я обязательно позвоню вам завтра в течение дня, когда найду фотографию. Она должна где-то быть, вопрос — где. Обещаю сделать все, что в моих силах.
Они попрощались. До расчетного часа в гостинице оставалось семь минут.
Ян-Эрик едва успел принять душ. Смущенно заплатил портье за разгром мини-бара, объяснив, хоть его об этом и не просили, что у него были гости. Даже ликер он ночью умудрился выдуть без остатка.
Дрожащая рука выводила на чеке уважаемое имя.
К вокзалу он пошел через парк. Камешки попадали под колеса чемодана, тормозя движение. Хоть тело и сопротивлялось нагрузке, но Яну-Эрику пришлось взять багаж в руки и побежать, чтобы успеть к поезду. Потный и мучимый сильной жаждой, он прибыл на перрон вовремя и успел найти свое место в вагоне первого класса.
Сев в кресло, немного отдышался. И вскоре устремился мыслями в вагон-ресторан. Ощущение, что его отравили, не исчезло, и он точно знал, как можно исцелиться. Есть хорошо опробованный метод. Ему станет намного лучше, если он выпьет совсем чуть-чуть, просто примет противоядие, чтобы помочь организму.
Ян-Эрик вытащил мобильный, набрал номер Луизы, но снова не получил ответа. Он рассеянно листал лежавшую на столе железнодорожную газету, не понимая ни слова из написанного. Дверь в ресторан открывалась и закрывалась, пропуская пассажиров. Ян-Эрик барабанил пальцами по подлокотникам кресла, смотрел в окно, однако его взгляд снова и снова возвращался к ресторану. Он начал набирать на мобильном сообщение, но передумал и стер. Отстукивая пальцами ритм, смотрел в окно, листал газету. Может, купить какой-нибудь еды? Не очень хочется, и все же. По крайней мере, можно пойти посмотреть, что у них есть. Даже если он ничего не купит, хоть ноги разомнет. Он снова посмотрел в окно и забарабанил пальцами по подлокотникам.
Лазанья, вегетарианская пицца, блины. Ян-Эрик долго и тщательно изучал меню. Куриный салат, тортеллини, фрикадельки. Заметив пластиковые упаковки с бутербродами у кассы, он направился туда и начал с интересом их рассматривать. Внизу стояли напитки. Он долго выбирал сок — и совершенно неожиданно для себя заказал пиво. Исключительно как лекарство, уговаривал он себя, возвращаясь на место. Даже звук открывающегося колечка уже был целительным.
Через пятьдесят семь минут и четыре банки пива он вышел на Центральном вокзале Стокгольма. Часы показывали два, середина рабочего дня. Ему было грустно и одиноко. Хотелось прийти домой и найти там любовь и понимание. Чтобы можно было расслабиться и не ждать, что от него снова будут требовать невозможного. Луиза не соизволила даже ответить на его звонки. Она его наказывала, желала ему зла, несмотря на то что он делал все, что в его силах. Почему она не может принимать его таким, какой он есть? И Элен, маленькая Элен… Как же быстро пролетело время. Он вспомнил, как в младенчестве она ползала по полу. Безвозвратно ушедшее время. Он почувствовал, как увлажнились глаза, и поспешил к стоянке такси.
Поступать праведно, исполнять долг, быть хорошим человеком.
Герда умерла в полном одиночестве, а он даже фотографию ее найти не может. Сколько лет она была рядом. Милая Герда, надежный якорь его детства. Он должен оказать ей последние почести. Ничего важнее этого сейчас быть не может.
Сев на заднее сиденье такси, он попросил отвезти его в район Накка.
Когда машина остановилась у нужных ворот, от его уверенности не осталось и следа. Он расплатился, вышел, проверил почтовый ящик. Бумага из благотворительной организации о сборе старой одежды.
Часы показывали без двадцати три.
Он смотрел на дом, где прошло его детство. Пустые окна. Налогооблагаемая стоимость — четыре целых две десятых миллиона крон. Деньги огромные, а что толку?
Идя по садовой дорожке, Ян-Эрик набрал номер Луизы и, не дождавшись ответа, отключился. Всему есть предел.
Теперь ее очередь звонить.
В кухне на первом этаже никакой выпивки не обнаружилось. Бара в доме не было никогда. Ян-Эрик пошел наверх, в бывшую комнату Анники, где потом устроили кухню для матери. Там обнаружилась только неоткрытая пачка риса и старая банка какао.
Кабинет выглядел таким же, каким он оставил его в прошлый раз. Дверь в гардеробную открыта, в комнате холодно и сыро. Встав у двери, Ян-Эрик смотрел на крючок для люстры. Как отец мог находиться здесь после того, что случилось?
Коробка, в которой Ян-Эрик нашел свидетельство о смерти Анники, по-прежнему стола на письменном столе. Он быстро просмотрел оставшееся содержимое. Никаких фото Герды.
Наверное, надо ехать домой. Сейчас Ян-Эрик жалел, что приехал сюда. Беспокойство вернулось. Возвращая коробку в гардеробную, он споткнулся о черный мешок с мусором. Постоял у двери, барабаня пальцами по бедру. Разнокалиберные стопки бумаг на полу и на полках. Повсюду коробки и ящики. Ему вдруг стало как-то не по себе. Жизнь, собранная на нескольких квадратных метрах. Успехи и тайны. Одно доказательство предательства он уже нашел.
Фотография Герды. Где она может быть? Почему чертов старик хранил все в таком беспорядке?
Схватив одну из картонных коробок, Ян-Эрик вышел в кабинет, сел за стол и открыл крышку. Ненужные бумаги, ненужные бумаги, ненужные бумаги, газетная рецензия, ненужные бумаги, письма из издательства, ненужные бумаги, газетные статьи, приглашение на литературный вечер финских шведов, ненужные бумаги, ненужные бумаги, ненужные бумаги.
Просунув руку в самый низ, он приподнял всю стопку и стал медленно листать ее. Ни одной фотографии. Вернул коробку в гардеробную и взял новую. Ненужные бумаги, ненужные бумаги, рецензия.
Фотографии.
Слегка оживившись, он вытащил снимки, но тут же поник. Аксель получает очередную награду, неизвестно когда и неизвестно где.
И ничего, что хоть как-то было бы связано с Гердой.
Вернувшись к коробке, Ян-Эрик внезапно с удивлением обнаружил под кипой бумажного хлама штук пятьдесят невскрытых писем. В конвертах одинакового цвета и формы, одни толще, другие тоньше, но на всех один и тот же почерк. Вместо имени отправителя одна маленькая буква. На всех одна и та же. Поколебавшись, он все-таки уступил любопытству. Все равно придется когда-нибудь это разбирать, так почему не начать прямо сейчас? В ящике письменного стола обнаружился ножик для открывания писем, и Ян-Эрик осторожно вскрыл конверт. Внутри оказался небольшой листок, на котором он прочитал:
Оковы — рушатся и падают. Мрак рассеивается.
Пусть побеждает любовь!
Твоя X.
Ян-Эрик в растерянности положил письмо обратно в конверт и откинулся на спинку кресла. На почтовом штемпеле стояла дата — 17 марта 1975, но загадочные строчки до него никто не читал. Подняв коробку, он вывалил ее содержимое на стол. Один конверт оказался открытым, он вынул из него письмо.
