Джус Аккардо - Прикоснись ко мне
Я в последний раз провела указательным пальцем по горлышку вазы и, размахнувшись, с силой шарахнула ей о стену. Грохот был — как тогда, когда Кейл швырнул стаканом в стеклянную стену своей клетки. Ваза разлетелась на мелкие куски, и они градом посыпались на деревянный пол гостиной.
С остальными вещами я поступила примерно так же. Тяжелый туман сгустился в моей голове, но что бы я ни делала, он не рассеивался. Я громила, рвала все, что попадалось под руку, — безрезультатно.
Я снова набрала Брандта. Без ответа. Написала ему электронку. Молчание. Я была совершенно уверена, что он не выходит на связь, потому что продолжает свои раскопки. Я увидела это в его глазах, когда мы в последний раз встретились на Кладбище. Он ни за что не упустит возможность покопаться, а поскольку этот парень не в состоянии мне лгать, он меня просто избегает. Логика была небезупречной, и я это понимала, но сделанный вывод меня несколько успокоил.
Я отправилась на кухню и сделала свой любимый сандвич: индейка, помидор и арахисовое масло, но при ближайшем рассмотрении нашла его неаппетитным. Равнодушно надкусила. Хлеб оказался черствым и крошился, а индейка дурно пахла, хотя была совершенно свежей. Я выплюнула откушенное в ладонь, и меня едва не вырвало. Мой желудок протестующе урчал, но я швырнула остатки сандвича в мусорное ведро и пошла к себе в комнату.
По ящику — пусто. По радио все песни — отстой. Врубила компьютер — все чаты обезлюдели. Вяло пришла мысль — а не выбраться ли из дома на какую-нибудь тусовку? Мало ли их сегодня в городе! Взять и позвонить — кто-нибудь да пригласит. Но даже на это сил не было.
Тогда я сбросила кроссовки и забралась под одеяло. Усталость навалилась на меня, и хотя голова гудела от проделанных мной превращений, от мыслей о Брандте, папашке, Кейле, сон пришел быстро — гораздо быстрее, чем я ожидала.
* * *Я проснулась от легкого, но различимого постукивания. Сев в постели, огляделась. Была вторая ночь полнолуния, самая яркая из трех, и пол моей спальни был залит серебряным светом, льющимся из окна.
Окно — вот откуда шел звук.
Я выскользнула из постели, открыла окно и выглянула наружу. Внизу стоял Алекс.
— Что ты там делаешь? — спросила я.
— Могу я подняться?
Я пожала плечами, и он полез наверх.
Спустившись с подоконника, Алекс бегло осмотрел меня. Правильно я поступила, что не переоделась в пижаму.
— Ты что, только что пришла? — спросил он. — Я всю округу обыскал.
— Я дома весь вечер и всю ночь, — ответила я. — И вообще, зачем ты меня искал? Разве мы не все сказали друг другу при последней встрече? Или ты забыл? Ты же послал меня к черту, помнишь?
— Я волновался за тебя. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке.
— В следующий раз воспользуйся телефоном. Или электронкой. А еще лучше — почтовым голубем.
— У меня нет твоего номера. И твоего адреса. Да и голубей нет.
— Адрес — тот же, что и всегда.
— Понятно.
Молчание.
— Ну? — наконец сказала я и посмотрела на часы, стоявшие на ночном столике. Всего только полночь. Я, верно, лишь чуть-чуть прикорнула — в прошлый раз, когда смотрела на часы, было двадцать минут двенадцатого.
— Что «ну»? — спросил Алекс раздраженно.
— Ты сказал, что хочешь знать, в порядке ли я.
Я покрутилась перед ним:
— Видишь, я в полном порядке. Что-нибудь еще?
— О боже! — произнес он сквозь зубы. — Как ты умеешь доставать!
— Спасибо! — отозвалась я, показывая на окно. — Ты не воспримешь это как шутку, если я предложу тебе убраться отсюда ко всем чертям?
Алекс вздохнул:
— Слушай, не злись на меня, не надо. Этот «Деназен» мне поперек горла. Я…
Мне совсем не были интересны извинения Алекса Моджорна, тем более что они были не такими уж искренними.
— Я все поняла, больше не надо. Береги себя.
Он некоторое время молча сидел, осматривая комнату. Потом сказал:
— Тут ведь немногое изменилось, верно?
Стены в моей комнате были того же лазоревого цвета, что и тогда, когда мне было семь. Кое-что из мебели было заменено, но все стояло так, как стояло всегда. Если отодвинуть кровать от стены, на обратной стороне спинки можно заметить маленькое, вырезанное в дереве сердечко, на котором написаны мое и его имена. Тысячу раз после того вечера в бильярдной Родни я с кухонным ножом в руке отодвигала кровать, чтобы расправиться с этим сердечком, но так и не смогла.
— Еще что-нибудь? Ну, помимо осмотра достопримечательностей?
Алекс явно нервничал, даже, как мне показалось, дрожал.
— Мне нужно кое-что тебе сказать, — произнес он наконец.
Вот оно что! Ему нужно кое-что сказать, и он трусит! Я села на кровать, чтобы было удобнее смотреть, как его корчит.
— Я знал, кто ты такая.
Я-то думала, он начнет опять молоть чепуху. А он совсем о другом!
— Ну?
Он переминался с ноги на ногу.
— Я знал, кто ты такая — с самого начала. Я знал, что ты дочь Маршалла Кросса.
Куда подевался весь воздух из комнаты? Его же было так много! Это был удар ниже пояса. Я открыла рот и закрыла снова. Слов не было. Я разучилась говорить. Он что, использовал меня? Он об этом хочет сказать? И все, что между нами было, — сплошная ложь?
— Я думал, что, если мы сблизимся, — продолжал Алекс, — ты сможешь нам помочь с информацией о своем отце. И «Деназене».
Он сделал паузу, чтобы понять мою реакцию. То, что он увидел на моей физиономии, вероятно, заставило его нервничать еще больше, потому что он заторопился:
— Правда, очень скоро я понял, что у тебя нет ключика к «Деназену» и к тому, что делает твой отец. Ты была просто невинным ребенком, который ни о чем об этом и представления не имел…
Да Алекс-то еще хуже, чем мой папашка! Хуже потому, что я так верила в него! Верила в нас! Это было ужасно — осознать, что все, что нас связывало, на поверку оказалось таким дерьмом!
— И как скоро ты это понял?
Алекс поднял руки вверх, будто сдаваясь неприятелю:
— Примерно через полгода после того, как мы начали встречаться.
— А остальное время?
Я наседала на него; голова моя шла кругом. Выходит, он использовал меня, чтобы добраться до моего отца!
— Мы же были вместе больше года.
— Я помню. Джинджер и другие, которые с ней, они велели мне порвать с тобой после того, как стало ясно, что ты ни при чем. Но я не смог. Я в тебя…
Я проиграла схватку сама с собой. Мой кулак пришел в жесткое, хотя одновременно и приятное для меня соприкосновение с его челюстью:
— И у тебя хватает наглости стоять здесь и говорить, что ты в меня влюбился?
— А ты не хочешь об этом слышать?
С сумрачным видом он потирал подбородок.
— Все это ужасно, но я реально в тебя влюбился. И все, что было между нами, не было враньем.
Я опять двинулась на него, но он знал, чего от меня можно ждать. Ухватив меня за руку, слегка заломил ее, и я согнулась. Набрала воздуха и прошипела:
— Ты — последний подонок! Тебе было мало уже однажды разнести меня в клочья; ты пришел, чтобы снова это сделать?
— Если я правильно помню, на этот раз ты пришла ко мне.
Я не ответила. Мы так и стояли в лунном свете в странной, неудобной позе. Через пару минут он вновь заговорил:
— Я сделаю это.
— Что еще ты сделаешь?! — выпалила я.
— Я помогу тебе с «Деназеном». Я сделаю это.
Бесполезно! Сначала рвет тебе сердце на куски, потом подлизывается. Обычный ход Алекса Моджорна.
— С чего бы? Уж не чувствуешь ли ты себя виноватым?
— Ничего общего с чувством вины. Я просто спать не могу, когда думаю, что ты со всем этим один на один.
Я рассмеялась.
— Решил обо мне позаботиться? Мне не нужен рыцарь в сверкающих доспехах, понял? Когда дойдет до дела, ты все провалишь. Поэтому сделай милость, мотай отсюда!
— О, черт! — выругался Алекс. — Но я ведь реально пытаюсь помочь.
— Тебя что, кто-нибудь об этом просил? — шипела я, подталкивая его к окну.
Алекс споткнулся, восстановил равновесие и оттолкнул меня.
— Ты думаешь, что знаешь все, но это не так! — рычал он. — Та девица, с которой ты меня накрыла у Родни, она была Шестым.
Я едва не застонала. Мне только деталей не хватало! Теперь он мне станет рассказывать, какой у нее номер лифчика и что она нагишом любит ходить в лунном свете по пляжу.
— Да мне никакого дела нет! Все! Это уже история! Двигай отсюда и оставь эту ерунду при себе.
— Эта девица сделала мне тогда одолжение.
— Одолжение?
Прикол за приколом! Если бы это касалось не меня, вся история могла бы показаться уморительно смешной. Но звездой этой трагедии была я сама, и мне было не до смеха.