Джеймс Кэрол - Хищница
– Это какая-то окрашенная вода?
– Не совсем. Это моча.
Она отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть стену. Она водила глазами слева направо, сверху вниз. Направление ее мыслей было очевидно – она считала банки и прикидывала, за какой срок их можно наполнить. Мобильный она убрала в карман, но пистолет по-прежнему держала в руке.
– Это же сумасшествие, Уинтер.
– Это еще не все. Банки стоят в два ряда.
– Господи. А тело где?
– Думаю, за стеной. Здесь как бы две комнаты.
Мендоза подошла к стене и легонько постучала по одной из банок в верхнем ряду.
– Думаю, можно будет довольно быстро разобрать это все.
– Просто нужно соблюдать осторожность.
Мендоза поняла, на что намекает Уинтер, и покачала головой:
– Нам нужно подождать представителей шерифа, и только тогда мы сможем приступить.
– Неизвестно, где они. Ты считаешь, они справятся с задачей лучше нас? Мендоза, ты же понимаешь, чем закончится приезд местной полиции. Нас попросят стоять в сторонке и не вмешиваться. Из Рочестера они доедут сюда за полчаса, поэтому давай поторопимся. Это если они и вправду выехали, конечно.
Мендоза про себя взвешивала все «за» и «против». Приняв решение, она сняла перчатки, вытащила телефон и отодвинула Уинтера в сторону. Через секунду она уже фотографировала стену с разных углов. Мрак помещения озарялся светом небольшой вспышки.
– Ты-то уедешь после окончания расследования, а мне придется разгребать все последствия. И я не могу оставить прокурора с пустыми руками, вот так взяв и разобрав все эти банки. Поэтому мне нужны фотодоказательства того, что мы обнаружили.
– Пожалуйста, но только давай поскорее.
Мендоза сделала последнюю фотографию, убрала телефон в карман и снова надела перчатки. Они начали с правого края и скоро вошли в режим конвейера. Уинтер брал банки с самого верха и передавал их Мендозе. А она составляла их в ряд у ближайшей стены. Пару раз они останавливались, чтобы рассмотреть, что же находилось за стеной, но безуспешно. Разобрав первый ряд на полметра, они принялись за второй. Сняв верхние банки до уровня глаз, Уинтер поднял керосиновую лампу и стал всматриваться в темноту. Мендоза встала на корточки рядом с ним, пытаясь что-то увидеть. Поначалу в темноте было ничего не разобрать, но вскоре проступили некоторые очертания.
– Думаю, мы с тобой только что нашли Юджина Прайса, – сказал он.
– По крайней мере, теперь мы знаем, откуда исходит запах.
Уинтер поставил лампу на пол и продолжил работу. Вторую стену они разобрали до высоты, через которую можно было перешагнуть. Мендоза прошла за стену первой, боком, чтобы не снести случайно всю баночную конструкцию. Уинтер передал ей лампу и последовал за ней.
Обнаженное тело Юджина Прайса лежало на узком матрасе. Нижняя половина лица была скрыта густой седой бородой, а верхняя – совершенно белыми волосами. Кожа была в синяках, а тело начало распухать. Он был прикован к стене за левое запястье. Судя по шрамам на конечностях, Амелия привязывала его поочередно то за ногу, то за руку. Когда запястье стиралось до мяса, она надевала наручник на другую руку или ногу. И так через какое-то время приходилось снова возвращаться к левому запястью.
– Судя по запаху и состоянию тела, он умер около трех дней назад, – сказала Мендоза.
– Думаю, несколько раньше. Все-таки здесь холодно, а холод замедляет процесс разложения.
Уинтер заметил, что Мендоза пристально смотрит на него.
– В чем дело? – спросил он.
– Возможно, ты был прав насчет того, что смерть отца послужила толчком к убийству Омара. Может, здесь и кроется разгадка таких перемен в ее поведении.
– Хронология сходится, но почему Нью-Йорк? И почему она решила привлечь меня?
– Нью-Йорк – один из крупнейших городов мира. Здесь гораздо легче совершить убийство и остаться безнаказанным.
– Согласен. Но почему я? Мы всегда утыкаемся в этот вопрос.
Мендоза пожала плечами, и Уинтер снова сконцентрировался на Юджине. Когда у него остановилось сердце, земное притяжение стянуло кровь к низу, поэтому кожа выглядела синюшной. Чуть выше фиолетовые и черные участки уже превращались в желто-серые. Грязные шрамы, покрывающие тело, были более заметны сверху, где кожа была белее.
– Как думаешь, чем Амелия нанесла ему эти раны?
– А это не она, это он сам себе их нанес. Видишь – шрамы не такие глубокие в местах, до которых трудно дотянуться?
– То есть они не от ножа и не от бритвенного лезвия. Если бы у него был доступ к тому или к другому, он бы покончил с собой.
Она нагнулась, чтобы получше рассмотреть раны, и отпрянула в ужасе.
– Господи, это же ногтями он себя разодрал!
– Гриффин сможет сказать наверняка, но я с тобой согласен.
Уинтер поднял лампу и тоже попытался рассмотреть лицо. Густые и грязные волосы и борода Юджина свалялись в клочья, через них увидеть что-либо было невозможно. Гриффин должна будет сравнить его волосы с клоком, найденным в Библии в отеле. Уинтер протянул руку в перчатке и убрал волосы с лица. Мендоза порывисто вдохнула.
– Какой кошмар!
Уинтер поднес лампу поближе и осветил шрамы – твердые, потемневшие и глубокие. Они очень отличались от шрамов на теле. Пустые глазницы больше походили на черные дыры.
– Здесь работала Амелия. Она выжгла ему глаза сигаретой.
– А что твой внутренний психопат скажет на это? – еле выдавила Мендоза.
Уинтер не ответил и поднял лампу еще выше. Маленький стол у стены был миниатюрной версией стола в доме. Белая скатерть, красная подставка под горячее, серебряные приборы. Вся разница состояла только в том, что он был накрыт на одного. Поскольку это была уменьшенная версия, вместо канделябра посреди стола стояла всего одна свеча в серебряном подсвечнике.
И вместо проигрывателя пластинок здесь был переносной CD-плеер. Уинтер нажал на кнопку воспроизведения, и заиграл тот же самый вальс Штрауса «Голубой Дунай». Уинтер оглянулся на матрас и увидел на нем потертости рядом с головой Юджина.
– Теперь я понимаю, для кого предназначались собачьи миски из погреба.
Мендоза смотрела то на матрас, то на стол.
– Амелия ела за столом, а Юджин – на полу, из собачьей миски.
– Именно. Она подогревала ему готовые обеды, сваливала их в собачью миску, а себе готовила правильный здоровый салат. Потом она приходила сюда, включала плеер, и они ели вместе.
Пустые банки были составлены горкой в углу рядом с черным ведром. Там же стояла пластиковая воронка, вся в пятнах мочи, и картонная коробка с медицинскими принадлежностями. В ней были бинты, антисептик – для обработки ран Юджина, – упаковки болеутоляющих. Уинтер взял в руки маленькую баночку с лекарством и посмотрел на бирку. Рецепт на сильнодействующее обезболивающее викодин был выписан на имя Амелии Прайс.
Вернув таблетки на место, он подошел к матрасу. Кандалы и цепь фиксировались к металлической пластинке, вмонтированной в стену. Со временем металл потускнел и местами заржавел. Видно было, что ему очень много лет. Уинтер сел на корточки и попробовал поднять закованную в кандалы руку Юджина. Она двигалась легко, что было вполне ожидаемо. Эффект трупного окоченения достаточно кратковременен, через сутки после смерти тело начинает смягчаться. Пальцы были согнуты, кожа была восковой. Аккуратно вернув руку в прежнее положение, Уинтер встал и перенес лампу на уровень глаз Юджина. Стены здесь также были шлакоблоковые, но если по ту сторону баночной батареи они были чистые, то здесь они были разрисованы, и рисунки напоминали детские: они состояли из длинных черных и белых линий.
– Я пойду позвоню Хитчину, – сказала Мендоза.
– Да, давай.
– Ты должен пойти со мной.
Уинтер покачал головой и посмотрел в глаза Мендозе. Он не отводил глаза, пока она не сдалась:
– Ладно, оставайся, но постарайся ничего не трогать, пожалуйста.
42
Шаги Мендозы стихли, и Уинтер остался наедине со своими мыслями в окружении мрачных теней в тусклом свете лампы. Обнаружение этого места стало последним эпизодом в целой череде событий, начавшихся еще в доме Прайсов. Казалось, Амелия все это время вела его сюда за руку.
Правильнее было бы сказать, что все началось не с дома, а с того момента, когда он вошел в нью-йоркское кафе и увидел, как Амелия убила Омара. Все было как в кино. Завязка сюжетной линии, которая, развиваясь, кадр за кадром, сцена за сценой, ведет к кульминации и развязке. Но если подумать, то и с кафе этот сюжет начинать неправильно. Он начался со смерти Юджина. Она положила начало этому фильму.
Уинтер достал из кармана «сникерс», разорвал упаковку и начал жевать. Одновременно он подошел к стене и начал изучать рисунки. Первый из них был прост и понятен: две фигуры рядом, у обеих петли вокруг шей и крестики вместо глаз. У фигурки слева была треугольная юбка, и она была больше, чем та, что справа. Мать и сын.
