Йен Фишер - Ночной консьерж
– Расскажешь при встрече, – оборвал Романов. – Я уже на месте. Поторопись.
Серж выразительно посмотрел на часы. Нужно поскорее все рассказать Романову. Ситуация обострилась слишком быстро и неожиданно. Эта гнида Али все-таки решил его прикончить. Правда, непонятно, какого черта он попытался сделать это через пару часов после того, как они обо всем договорились! А если не Али? Кто тогда? Серж нужен ему, чтобы вернуть Мансура. А вдруг Али за это время сам вышел на Романова, договорился с ним и решил просто наказать крайнего, чтобы удовлетворить свою мстительную натуру? Паранойя…
Эти вечные «а вдруг…», «а если…». Как в юности, когда девушка весь вечер не отвечает на твои звонки и предательская фантазия начинает нашептывать: а вдруг она сейчас не одна? А вдруг она в постели с твоим лучшим другом? И ты мчишься к другу, мучаешь его алкоголем до глубокой ночи – лишь для того, чтобы получить доказательства: «а вдруг» было фантазией. Паранойя осложняет жизнь. Но только до того момента, пока не спасает ее.
А вдруг?.. Эта мысль прошибла Сержа, когда он уже пробирался мимо краснокирпичных стен винзавода к заброшенному колодцу. Зачем Романов позвонил за пять минут до встречи? Он же не опаздывал. Романов раньше никогда так не поступал. Обычно они созванивались один раз, договаривались и – встречались. А сейчас он позвонил. А что, если?.. Что, если он узнал о нападении в арке? Откуда узнал? Струйка пота, горячего, как глинтвейн, опрокинутый за шиворот, побежала вдоль позвоночника.
Серж остановился и присел на корточки под стеной. Мысли путались, сворачивались в клубок, и он никак не мог ухватить конец нити, чтобы его распутать. Несколько минут просидел, стиснув виски, и наконец попытался выстроить логическую цепочку. То, что получилось, заставило его испытать холод вселенского отчуждения. Звонок Романова мог иметь только одно объяснение. Он знал о нападении в арке. И он знал, что нападавший убит, а Серж сбежал. Романов звонил для того, чтобы проверить, придет ли Серж на встречу после всего, что случилось, или побежит дальше, до самых границ бывшей империи. Из этого следовало только одно. Нападение в арке было совершено по приказу Романова.
А теперь они – в тридцати метрах друг от друга, разделенные заводской стеной. Серж сидит с этой стороны, придавленный осознанием того, как детские игры в паранойю превращаются в свирепый оскал реальной жизни. Романов – с той стороны, наверняка держит палец на спусковом крючке, готовый нажать, как только увидит перед собой доверчивый взгляд бывшего сотрудника.
– Эй! Вы не глядите, что я это… того…
Хриплый шепот раздался над ухом, как взрыв гранаты. Серж вздрогнул и схватился за единственное оружие, которым располагал, за тесак Огни.
– Я не пьяный… просто так вышло… Бога ради, одолжите десять рублей. На хлеб мне, честное слово, на хлеб… – Еще не старый и с виду крепкий человек неслышно подкрался к Сержу сбоку и стоял с протянутой выразительно рукой. Кроме этой руки лишь запах да заношенный плащ в дырах выдавали в нем бомжа.
– Помогите, а?
Должно быть, все это профессиональное, отработанное годами – и умение подкрадываться неслышно, и выверенная поза с серым узловатым ковшом протянутой руки и слезящимся взглядом.
– Снимай плащ, – приказал Серж. Бомж шарахнулся, и только вид бумажника, который показался из внутреннего кармана толстовки, поманил его обратно.
– Вот тебе. За плащ и за услугу. – Серж протянул бомжу пятитысячную. И толстовку с капюшоном. – Надень ее и капюшон надвинь на лицо. Видишь проход на территорию завода?
Бомж молча кивнул, судорожно скидывая плащ и путаясь в рукавах толстовки.
– Пойдешь туда, потом направо, там заброшенный колодец.
– Знаю.
– Около колодца будут ждать люди. Ты к ним не подходи. Остановись шагах в десяти и помаши им рукой. Рот не открывай.
– А если спросят чего?
– Еще раз помаши. И – назад.
– Понял. Сделаю.
– Сделаешь – дам еще одну такую. – Серж хотел кивнуть на купюру, но она уже исчезла в лохмотьях, которые теперь прикрывала его толстовка.
– Ну, я пошел. А не побьют, начальник?
– Вряд ли… Но ты к ним близко все равно не подходи. И не говори ничего.
Он подождал, пока бомж отойдет вперед, и, осторожно прижимаясь к стене, двинулся вслед за ним.
Все произошло так, как и подсказывал ему испуганный крик души. Рядом с колодцем стояли двое парней в кожаных куртках. Был ли один из них Романовым – в темноте разобрать невозможно. Бомж, не приближаясь к ним, как и инструктировал Серж, поднял правую руку в знак приветствия. Мгновенным ответом ему были два негромких плевка из пистолета с глушителем.
Серж упал. Ему показалось, что эти пули впились в него, ведь они ему и предназначались. Бомж равнодушно осел на мокрый асфальт, а Серж вскочил и, не глядя перед собой, не разбирая дороги, помчался прочь. Ужас пришпоривал его, как нерадивого рысака. Нет силы мощней инстинкта самосохранения. Лишь чувство вины способно создавать ему достойный дуэт.
Серж бежал и клял себя. Уже второй человек бессмысленно и жестоко погиб по его вине. Впору сдаться судьбе, самому прервать эту цепь несчастий, которые он несет себе и людям. Но, понимая это, он почему-то бежал, как сомалийский гепард, по темным переулкам, опережая стук собственного сердца. Бежал с одной лишь целью – избежать гибели, уцелеть. Дома кончились, он выскочил к набережной, напряженно пытаясь уловить позади топот преследователей. Кажется, над головой прожужжало, будто майский жук спикировал. Поворот, скамейка, дерево, за ним – автомобиль. Дверца распахнулась, и знакомый бомбила призывно замахал ему рукой. Как повезло, что он не уехал далеко. Серж прыгнул на сиденье и второй раз за вечер оглушил шофера истеричным:
– Гони!
Водитель резко взял с места, быстро набрав скорость. В зеркальце заднего вида показались люди, выскочившие на набережную и присевшие, прицеливаясь по колесам.
– Пригнись! – крикнул Серж водителю.
Заднее стекло с хрустом осыпалось. Вжавшись в сиденье и стараясь, чтобы голова не высовывалась над спинкой, Серж закрыл глаза. Теперь он был беглецом, диким животным, несущимся по вечерней Москве, забыв все, что было дорого, все, чему учили, и все, что занимало мысли еще час назад. Теперь он просто спасал свою шкуру, исполняя капризный завет природы – животный инстинкт.
– Куда теперь?! – крикнул водитель, едва они выехали из зоны обстрела. В его кармане зазвонил телефон.
– Давай по Кольцу пока… Прокатимся…
– Возьми. – Водитель передал Сержу трубку.
– Зачем? – удивился тот, хотя за этот вечер уже можно было привыкнуть ко всему.
– Возьми, говорю.
Серж потной ладонью принял трубку, поднес ее к уху и услышал знакомый голос:
– Как наши дела? Ты делаешь, о чем договаривались?
– Али?!
* * *
По мере приближения к центру города Кристину все больше захватывали открывавшиеся из окна автомобиля виды. Мимо пролетали маленькие особнячки позапрошлого века – ухоженные, воздушные, гармоничные. И – нелепый новострой в ближайшем соседстве, будто в супермаркете детские игрушки разложили в отделе слесарных инструментов. Кристина была готова к этой эклектике, она хорошо проштудировала туристические брошюры.
– МИД, – кивнул бесцветный водитель направо, где возвышался пухлый серокаменный бочонок с островерхой крышей.
Кристина молча кивнула.
– А это Арбат! Пастбище туристов! – В водителе проснулся дремавший доселе гид.
– Куда мы едем? – спросила Кристина.
– Апартаменты люкс. На Петровке. Уже близко, скоро будем.
Они нырнули в узкий тоннель, проскочили мимо очередной высотки, затем миновали второй тоннель и свернули направо.
Апартаменты размещались в барочном особняке с шаловливым ангелом на фронтоне. Кристина вздрогнула – ангел профилем был вылитый Ганди.
– А напротив – караоке. Очень модное местечко в Москве. Вы поете?
Кристина промолчала. В этот раз она не противилась, когда бесцветный Миша взял ее багаж и прошел вперед, показывая дорогу. Они зашли в прихожую.
Кристина брезгливо втянула носом воздух. В апартаментах пахло чем-то застоявшимся, прокисшим. Чувствовалось, что здесь никто не жил и даже уборку давно не делали.
То, что произошло после, было похоже на комический балет, который должен был закончиться трагично. Трагично для девушки, оказавшейся в незнакомом месте с незнакомым мужчиной. Все правила поведения предупреждают девушек об этом, но – тщетно.
Бесцветный бодрым шагом миновал прихожую, развернулся посреди гостиной, бросил на пол чемоданы и, не сбавляя темп, ринулся обратно, на Кристину. В этот момент она стала свидетелем его преображения. Он больше не был бесцветным. Изменились прежде всего глаза – они зажглись как фары локомотива, который на полном ходу готов снести все на пути. В них была угроза и наслаждение оттого, что бесцветный человек может больше не скрывать своих намерений.
