Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ
– Подождите, подождите! – вскричал Орлов, тряся казахской бородёнкой. – Вы хотите сказать, что вы провидцы?
– Нет, конечно, – перебил Цветаева Пророк, – но умнее тебя, дурака.
– А как это у вас получается?
– Мозг ясновидящих взаимодействует на квантовом уровне с иными мирами, – сморозил Пророк.
– Что же вы знаете? – спросил Цветаев с недоверием.
– Я думаю, на этой войне победителей не будет.
– Да ладно!
Пророк отвернулся, и Орлов скорчил изумлённую физиономию. Не верилось ему, впрочем, как и Цветаеву, что бандерлоги и львонацисты останутся при своих. Хотелось загнать их в угол, как крыс.
– Серьёзно, – сказал Пророк.
– Другими словами, я шлялся по бабам, а вы занимались делом?
– Почему делом? – на это раз глупо хихикнул Пророк. – Жека два раза безуспешно поступал в литинститут.
– Это нечестно! – запротестовал Цветаев, – при чём здесь литературный институт?!
Он так и не сумел реализовать свою мечту, отложив на после войны, ещё не понимая, что каждый пропущенный год в этом деле лишают тебя шанса сделать что-то стоящее в жизни. В действительности, он всего лишь только мечтал хоть чему-нибудь научиться. Если бы ему кто-то обучил лесничеству, он был стал лесничим, но писательство казалось ему самым лёгким и доступным путём, чего проще: копм, редактор, и вперёд, и с песнями.
– А что тебя удивляет? – спросил Пророк, – в стране двадцать лет возрождали Бандеру, а ты ни сном ни духом.
– Да, – сознался Гектор Орлов, – я как-то пропустил этот момент. А вот, что ты не знаешь Бурко, я уже потом понял, когда мне все зубы выбили. Во, – он оскалился. У него действительно остались одни почерневшие клыки, на которых когда-то держалась челюсть за пять тысяч долларов. – Янтик до последнего дня старался.
– Какой Янтик? – плохо слыша собственный голос, спросил Цветаев.
Ему нужно было как-то удержать нить разговора, иначе голова взорвётся от обиды.
– «Пшек», которого ты шлёпнул.
– Я вначале думал, – криво улыбаясь, признался Пророк, – что ты к Ирке ходишь.
– Какой Ирке? А-а-а… – догадался Орлов, и гнусная ухмылка мелькнула на его губах. – Ревнуешь?! – отложил он ложку, словно приготовившись к старой школьной драке, в которой они упражнялись где ни попадя.
Оказывается, они не забыли свою давнюю вражду, скрывали её под маской дружелюбия. Ничем хорошим это не кончается, понял Цветаев.
– Нет! – твёрдо сказал Пророк.
– Эх ты, – укорил его Орлов. – Я даже не знал, что она здесь.
– А вдруг?! – подло уточнил Пророк.
Но его ревность никого не интересовала. Мало того, она презиралась, как школьный реликт. Эта версия вообще была тупиковой, целиком и полностью выдуманная Кубинским, который и в юности ревновал Ирку к каждому фонарному столбу. Удивительно, как она вначале выскочила замуж за Орлова, наверное, из-за его харизмы или ещё из-за чего-нибудь. Впрочем, были времена, когда Кубинский и Орлов дружили. Однажды они «влюбились» в аптекаршу с серыми глазами, пригласили к Орлову на дачу, и он пошёл первым, а Кубинский остался ждать на кухне. После Орлова настала его очередь, но на его беду в те времена он носил усы. Аптекарша в темноте обрадовалась, решив, что вернулся Орлов, а когда нащупала усы, то выгнала Кубинского с треском и, как ни странно, на его счастье, потому что Орлов подхватил «гусарский насморк» и долго лечился. Естественно, эти дураки всем разболтали о своём подвиге, и о насморке тоже, разумеется.
– Антон, выходит, Жаглин предатель?.. – удивился Цветаев и, наверное, забыл бы о своёй наивности, если бы Пророк не ответил.
– Ещё не известно.
Ну да, вдруг подумал Цветаев, ты же мне теперь не веришь, не оправдал я твоих надежд священной коровы.
– А кто ещё?
– Ты!
– Я?! – и Цветаев услышал, как на пол упала ложка, выроненная Геркой. – Ты что из себя строишь?!
– Я ничего из себя не строю, я говорю то, что есть!
– Что?!
В воздухе запахло дракой.
– Кто последним общался с ребятами? Ну?! – потребовал Пророк объяснений. – Колю ты вообще проводил!
Политыкин должен был отправиться на левобережье и заложить там новую явку. Он не вернулся. Напоминать Пророку о том, что Цветаев прикрывал Николая до самого Днепра, было глупо, всё очевидно – предатель!
– Провожал, ну и что? – отозвался чужим голосом Цветаев, но его никто не услышал.
На кухне засвистел чайник, и Пророк убежал.
– Не обращай на него внимания, – посоветовал Гектор Орлов.
– Как? – спросил Цветаев глухим голосом.
Он вспомнил, что Генка Белоглазов, геолог и большой души человек, сгинул когда они ещё воображали себя боевой единицей и действовали соответствующим образом – напали в Лукьяновке на казарму львонацистов, а когда отступили Белоглазова с ними не было. Андрей Сергеев пошёл менять на посту Цветаева и пропал без вести. Судьба его до сих пор была неизвестна.
– Китайцы говорят, что жить во время перемен вообще вредно, – сказал Гектор Орлов.
Цветаев удивился, Гектор не был склонен к философствованию.
– Я всё понял! – вернулся Пророк с чайником в руках и не дал им договорить. – Жаглина мне ещё в марте подсунули!
Похоже, Орлов не вписался в его теорию предательства. Вот он и суетится, подумал Цветаев и снова почувствовал себя одиноким. Обида схватила его за горло.
– Не может быть! – засомневался Орлов. – В марте о тебе никто не знал.
По лицу Пророк пробежала судорога, с недавних пор он не любил, когда ему перечат.
– Ты не понимаешь, как работает разведка, – покровительственно сказал Пророк, заваривая чай.
– А ты понимаешь?! – иронически спросил Цветаев, возвращая ему всё сполна.
– А я понимаю! – ехидно заверил его Пророк, намекая на СБУ, отбитые почки, третьего друга, Лёху Бирсана, предавшего его, и верную жену, на которую мог опереться, но при этом почему-то злился на весь белый свет.
Совесть у тебя отбили, подумал Цветаев, а не почки.
– Не верю! – заявил Орлов. – Вы его проверяли?
– В том-то и дело… – признался Пророк, расставляя чашки, – что нет. Так кое-какие справки навели, и всё. В суматохе не до этого было. Целая группа полегла.
За его велеречивостью крылась гадская душонка – так показалось Цветаеву. Чашка ему не досталась, но идти за ней на кухню он принципиально не захотел.
– А другие как? – не удержался и спросил он, чувствуя, что губы у него от обиды задеревенели.
– Не важно как, – грубо ответил Пророк и даже не взглянул на него.
– Мы-то целы! – двусмысленно, как показалось Цветаеву, возразил Орлов.
– Целы, потому что Жаглин погиб, – так охотно, словно Орлов подыграл ему, объяснил Пророк. – После него, как ножом отрезало.
На что он намекает, подумал Цветаев, что мы с Жаглиным в сговоре? Обида ещё крепче схватила его за горло.
– Вот видишь! – обрадовался Орлов. – А ты Жеку подозреваешь!
– Я даже самого себя подозреваю, – отшутился Пророк, но лицо у него так и осталось чужим.
– Да если бы Жека был предателем, как ты говоришь, он бы и тебя сдал, – снова двусмысленно сказал Орлов.
– А сдавать не выгодно, – нашёлся Пророк и тем самым подвёл черту под свои подозрения. – Выгодно сделать нашу работу неэффективной. Иначе пришлют других, о которых Жаглин ни сном ни духом.
Он выразительно посмотрел на Цветаева.
– Ну ты и сволочь! – сказал Цветаев таким тоном, когда сообщают, что следующим будет смертоубийство.
И в этом странном разговоре Лёха Бирсан незримо присутствовал с ними. Была у него какая-то роль, которую Цветаев ещё не понял.
– Какой есть! – ответил Пророк. – Ты, кстати, был последним, кто видел Жаглина.
Цветаев вскочил:
– Ну застрели меня тогда, и покончим с этим!
– Стрелять я тебя не буду! А вот разобраться во всём надо.
– Разберись, – слёзно попросил Цветаев. – Христом богом прошу, разберись и успокойся!
– И разберусь, ты, что думаешь, не разберусь! – сказал с угрозой Пророк. – А пока ты под домашним арестом.
Цветаев плюнул с досады и ушёл в соседнюю комнату, чтобы упасть на диван и предаться страданиям, и эти страдания вдруг вылились в странное философствование: «Нам всё ещё кажется, как в школе, что жизнь ещё впереди, что её ещё можно изменить в любую сторону, стоит только шевельнуть пальцем. Одного мы не знаем, что жребий брошен, что всё, что происходит с нами сейчас, предопределило всю нашу дальнейшую судьбу».
* * *Гектор Орлов оказался нетранспортабельным, не в прямом смысле, конечно, просто за ним сразу не хотели присылать вертолёт. Причина была не ясна, а с Пророком Цветаев из принципа не разговаривал.
Гектор сказал, уплетая за обе щеки сардины в вине и большой кусок белого хлеба с маслом:
– Не знаю, какая между вами кошка пробежала, но ситуацию надо разрулить быстро и мирно.
Между делом он с большим удовольствием пялился в дебилятор, который орал что-то о скором и неминуемом, как лавина, Дні незалежності.[135] Независимости от чего? Естественно, все всё понимали, но делали вид, что это не имеет никого отношения к России. Некая абстрактная независимость, висящая в пустоте, абсолютно чуждая русскому. Поэтому последние двадцать лет Цветаев чувствовал себя изгоем и всё, что делалось на западе страны, казалось играми в оловянные солдатики, несерьёзным и не требующим внимания нормального человека, ведь фашизм был растоптан в сорок пятом, а ему дали возродиться снова.
