Марина Эльденберт - Дневник Мелани Вэйр
– Год назад, в Ньюкасле, – ответила Дэя на мой незаданный вопрос, – мы с ним тогда виделись в последний раз.
– Мне жаль, – искренне сказала я.
– Я знаю, – отозвалась она.
Какое-то время мы молчали, а потом я поняла, что мое тело снова принадлежит мне. Я пошевелила пальцами, подняла руку.
– У тебя есть время до конца сегодняшнего дня, – произнесла Дэя, – делай, что хочешь, но больше не пытайся от меня избавиться. Я вышвырну тебя без предупреждения на первой мысли об этом.
– Как мило с твоей стороны, – из горла вырвался полусмешок-полувсхлип, – а что потом?
– Я сделаю это быстро. Ты заснешь и не проснешься.
Мороз по коже. Чувствуя, как леденеют руки, я поднялась и направилась в ванную. Роскошную и огромную, где джакузи и душевая кабина соседствовали на территории, сравнимой с моей спальней в родительском доме. Выполненная в серебристо-зеленых мерцающих цветах, эта ванная всегда казалась мне донельзя холодной. Особенно если включить не основной свет, а подсветку. Создавалось ощущение, что ты в царстве какой-нибудь глубоководной впадины, где отчаянно холодно. Обхватив себя руками, я бросила быстрый взгляд в зеркало и пулей вылетела оттуда, заметалась по квартире.
Что делать, если у тебя осталось несколько часов жизни? Как успеть все, что ты постоянно откладывала на завтра? Да и можно ли что-то успеть? В отчаянии я замерла прямо посреди спальни, чувствуя, как гулко ухало сердце в моей груди.
Пойти к Сэту? Но что я ему скажу?
– Скажи, что любишь, – равнодушный голос в моей голове.
– Я не могу.
– Почему?
– Потому что он счастлив. Ты видела его в прошлый раз?
Я все ещё не могу забыть его взгляд. Он счастлив, и я не хочу становиться причиной его неприятностей. А я это умею, особенно будучи носительницей такого взрывоопасного разума.
– Хм. Снова сдаешься без борьбы?
– О чем ты?! – вот теперь я кричала и даже вслух. – Какая борьба, Дэя? В жизни есть место таким чувствам, рядом с которыми борьба не уживается, и любовь – одна из них.
– За любовь тоже нужно бороться, детка.
– Бороться за любовь – все равно, что черпать воду ржавым решетом – и воду испортишь, и ничего не добьешься. Она либо есть, либо нет. И если есть, лишь в твоих силах заботиться о ней и поддерживать, – я выпалила это на одном дыхании и почувствовала себя, как сдувшийся воздушный шарик. Давно ли я превратилась в философа?
– Как поэтично.
– Да, ты бы предпочла сказать, что любовь – это надрыв на пределе сил, выматывающий душу. Это не любовь, это наваждение, скажу я тебе.
– Не важно.
– Для тебя, конечно, не важно, – горько отозвалась я, плюхнувшись на кровать, раскинув руки и глядя на высокие двухступенчатые потолки – гордость дизайнера, – вот скажи мне, как существо, прожившее больше трех тысяч лет – а что тогда важно?
Дэя молчала. Сначала я подумала, что она решила просто меня проигнорировать, и не сразу поняла, что она просто-напросто задумалась над моим вопросом. Или над своим ответом мне. Интересно, будь мне три с лишком тысячи лет, сама бы я как себя повела? Было бы для меня ещё хоть что-то по-настоящему важным, значимым? Я точно знала, что то, что произошло между ней и Натаном в Ньюкасле было живым и настоящим, но краткий эпизод ничто по сравнению со всей жизнью и её ценностями. Может быть, спустя тысячелетия и начинаешь жить такими вот урывками, чувствовать от случая к случаю?
– Не знаю, – ответила она, наконец.
Опаньки, приехали. Я не удержалась, нервно хихикнула.
– Прости, но это так… по-человечески.
– На разных этапах жизни важно разное, – хмыкнула она, – цели меняются, но ты ведь спрашивала в глобальном смысле, не так ли?
– Считай отмазалась, – устало фыркнула я.
Кажется, снова зацепила края кровоточащей раны. Натан. Он был для неё важен, а Дэя поняла это слишком поздно, и не готова была признаться в этом ни мне, ни даже себе.
– Ты что, никуда не пойдешь? В свой последний вечер.
– А куда мне идти? У воды холодно, по городу я намоталась за это время по самое не балуйся. Лучше сделаю себе ванну, представлю, что я богата, весь мир у моих ног, а за дверью очередь из кавалеров.
Вспомнив Хасана, я поежилась. Нет, ну нафиг таких кавалеров. Ограничимся тем, что я богиня.
– У тебя же другие жизненные приоритеты, – насмешливо.
Ох ты ж, чтоб тебя! Издевка?
– Да? Ну упс. Тогда просто приму ванну, напьюсь и… – я повернулась на живот и принялась болтать ногами. – Представляешь, у меня куча денег, я могу отправиться в любой ночной клуб, снять там самого классного парня, от души потрахаться, а я валяюсь и трачу время на треп с тобой.
– Ты всегда была странной.
– Кто бы говорил. Расскажи мне про него?.. Меня ведь завтра все равно не станет. Или сегодня. Смотря когда засну.
Для себя я решила, что засыпать не буду так долго, как только смогу. Как мне ещё продлить свою жизнь? После того, что я выкинула, она намертво вцепилась в мое сознание, и теперь уже не отпустит.
– Нет.
– Ты могла бы…
– Нет.
– Ну нет так нет.
Дэя отступила, а я поднялась и от души попрыгала на кровати. Давно хотела это сделать – детское желание, которое воплотилось таким вот внезапным образом. Включила столь любимый ей Linkin Park, одела наушники – все-таки соседи тоже люди, и прыгала уже под него.
Когда устала, спустилась вниз и прогулялась до супермаркета. Я выбрала самый огромный и красивый торт со взбитыми сливками, вишней и карамельным кремом и бутылку шампанского. Подумав, взяла две. Вряд ли с одной меня развезет так, чтобы мне стало пофиг на то, что уходят мои последние часы.
Что будет после того, как Дэя вышвырнет меня из собственного тела? Я ведь не умру, то есть даже если предположить, что религии мира правы, и у меня есть то, что называется душой, оно останется во мне, но меня уже не будет? Или как? Что будет, если я очнусь пускающей слюни идиоткой? И так до конца дней своих? Я никак не могла решить, что страшнее – абсолютное ничто, или психушка. Второе мне в принципе так и так гарантировано, а что насчет первого?..
Подобные мысли не способствовали хорошему настроению и любви мирового масштаба, но я изобразила подобие улыбки, когда расплачивалась на кассе. То ли она получилась слишком жалкой, то ли у женщины тоже выдался не лучший день, но она лишь криво изогнула уголок рта, и тут же занялась следующим покупателем. Между тем как мне хотелось всего лишь одной искренней улыбки. Вряд ли она понимала, что я сейчас готова сжать ее руки и кричать во весь голос: «Пожалуйста, поговорите со мной, ведь завтра меня не будет!!!!»
Я все-таки решила пройтись по улицам, и сама не заметила, как поймала такси и оказалась в другом районе. Чем дальше я убегала от квартиры, которой суждено было стать моим склепом, тем спокойнее мне становилось. Я знала, что это ненадолго, но пусть уж лучше так, чем плавать в роскошном джакузи, запивая шампанским скорую смерть.
Вскоре я убедилась в прописной истине, что если у вас выдался дерьмовый день, лучше сидеть дома и составлять завещание. По крайней мере, это поможет вам избежать новых существенных встрясок.
Они шли по улице, держась за руки. Сэт и его подружка. Она действительно оказалась красивая. Из тех девушек, кого в школе первыми приглашают на выпускной, и кто чаще всего поздно выходит замуж, потому что делают карьеру и не могут определиться с толпой поклонников.
Мы неумолимо приближались, и я на всякий случай спряталась за пакетом с покупками, но Сэт даже не взглянул в мою сторону. Все его внимание было посвящено ей. Высокая, с длинными темными волосами, как из рекламы шампуня, с родинкой на правой щеке, пухлыми губами и ухоженными ногтями.
«Может, она его сестра?» – мысль показалась позорной. Да, конечно, как же. Сестра. И за руку он её держал так, как держат сестру, а сейчас он придет домой, по-братски её поцелует, и устроит сеанс инцеста. Я сжала руку в кулак, опустилась на корточки и от души врезала этому миру за все западло, которое со мной творилось. Идущая рядом девушка ойкнула и отскочила, остальные прохожие даже никак не отреагировали – мало ли что там корчится в конченом приступе мазохизма.
Рука болела знатно, но по крайней мере прошло желание выть. Мои многострадальные костяшки снова начали кровоточить, а следом всем скопом заныли оставленные Хасаном метки на теле, о которых я почти умудрилась забыть. Когда на пороге маячит анорексичка в темном балахоне, даже боль отступает.
Несколько часов назад я думала о том, как в любви радуешься счастью человека. Что-то сейчас я особой радости не чувствовала. Хотелось бы знать, почему. Может, все дело в том, что я отчаянно, безумно надеялась на то, что встречу его сегодня и смогу обнять. Может, у меня предсмертный кризис личности. А может – и это самое вероятное – я просто человек.
Домой я вернулась с распухшими пальцами, но уже в гораздо лучшем настроении. Охладила шампанское, отрезала себе приблизительно четверть торта, которая заняла отнюдь не десертное блюдце. Притащила из гостиной журнальный столик на колесиках, водрузила на него бутылку шампанского, бокал и десерт, и с чувством выполненного долга плюхнулась в ванную.
