Ю Несбё - Нетопырь
— Уже? — спросил он. — Музыка ведь еще не закончилась. Прием.
Уодкинс вытаращил глаза.
— Что? Повтори. Прием.
Харри понял, что что-то не так.
— Сиди, следи за дверью. Конец связи!
Уодкинс сунул рацию обратно в карман и достал из портупеи пистолет:
— Лебье не видит Рехтнагеля на сцене.
— Может, он просто его не узнал? Они гримируются так, что…
— Свиньи нет на сцене, — повторил Уодкинс, безуспешно дергая дверную ручку. — Черт, Харри, добром это не кончится!
Коридор был узким. Уодкинс прислонился спиной к противоположной стене и стал бить в дверь ногой. С третьего пинка дверь вылетела. Гримерку заполнял белый пар. На полу была вода. И вода и пар шли из приоткрытой двери — очевидно, в душевую. Они встали по сторонам этой двери, Харри достал пистолет и нащупал курок.
— Рехтнагель! — крикнул Уодкинс. — Рехтнагель!
Нет ответа.
— Не нравится мне это, — прошипел он.
Харри это тоже не нравилось — он на своем веку смотрел слишком много детективов и знал, что открытые душевые, из которых никто не отвечает, не сулят ничего хорошего.
Уодкинс указательным пальцем показал на Харри и большим — на душевую. Харри захотелось в ответ показать средний, но спорить не приходилось. Ногой открыв дверь, он шагнул в жару и пар и сразу же насквозь промок. Прямо перед Харри висела занавеска. Не опуская пистолет, Харри рывком отдернул ее.
Пусто.
Закрывая воду, Харри обжег руку и громко выругался по-норвежски. В ботинках хлюпало. Пар рассеивался. Харри осмотрел душевую.
— Никого! — крикнул он.
— А какого черта здесь столько воды?
— Погоди, здесь что-то застряло в сливном отверстии.
Харри сунул руку в воду в поисках пробки и нащупал что-то гладкое и мягкое, застрявшее в стоке. Харри потянул это вверх. Вдруг он почувствовал, что начинает задыхаться. Он сглотнул и постарался вдохнуть, но пар душил его все сильнее.
— Что там? — спросил Уодкинс.
Он стоял в двери душевой и смотрел на Харри, опустившегося на корточки.
— Думаю, я проиграл Отто Рехтнагелю сто долларов, — тихо ответил Харри. — Точнее, тому, что от него осталось.
Что происходило потом, Харри видел словно в дымке. Будто пар из душевой кабинки разлился по его телу.
В коридоре расплывчатый силуэт охранника пытался открыть дверь реквизиторской. Замочная скважина была залеплена чем-то красным. Дверь взломали, внутри стояла окровавленная гильотина. Послышался крик — какой-то приглушенный, шерстяной, — коллег Рехтнагеля не удалось удержать, и их взорам предстал Отто, раскиданный по всей комнате.
Конечности были разбросаны по углам, будто кукольные руки и ноги. Пол и стены забрызганы настоящей липкой кровью, которая со временем сворачивалась и темнела. Лишенное рук и ног тело лежало на подставке для гильотины — окровавленным куском мяса с широко раскрытыми глазами, клоунским носом и помадой на губах и щеках.
Пар подступил Харри к коже, рту и нёбу. Как в замедленной съемке, из тумана появился Лебье, подошел к нему и громко прошептал на ухо: «Эндрю исчез из больницы».
Уодкинс все не мог отойти от гильотины.
— Чертовская самоуверенность, — услышал Харри эхо его голоса.
Да уж, откликнулось в голове у Харри.
На голову Отто убийца надел белый парик.
Вентилятор, должно быть, смазали — он крутился ровно и почти бесшумно.
— Значит, полицейские в машине видели, как из двери выходил только палач в черном, так?
Маккормак вызвал всех в кабинет.
Уодкинс кивнул:
— Да, сэр. Посмотрим, что видели актеры и охрана, — их показания сейчас записывают. Либо убийца сидел в зале и прошел в открытую дверь на сцене, либо он вошел в заднюю дверь до приезда нашей машины.
Он вздохнул.
— Начальник охраны говорит, что во время представления задняя дверь была заперта. Значит, либо у него был ключ, либо он незаметно вошел вместе с актерами и где-то спрятался. Потом, после номера с кошкой, когда Отто готовился к последнему выходу, он постучался в гримерку. Очевидно, он его усыпил — эксперты нашли следы диэтилового эфира. Будем на это надеяться, — добавил Уодкинс. — И сделал это либо в гримерке, либо уже в реквизиторской. Этот парень — сущий дьявол. Расчленив тело, он взял отрезанный половой орган, спокойно вернулся в гримерку и открыл воду, чтобы, если к Отто придут, подумали, что он в душе.
Маккормак откашлялся.
— А гильотина? Человека можно убить и проще…
— Сэр, я полагаю, с гильотиной все вышло случайно. Вряд ли он знал, что в перерыве ее перенесут в реквизиторскую.
— Очень, очень больной человек, — сказал Лебье своим ногтям.
— А двери? Они же все были заперты. Как он попал в реквизиторскую?
— Я разговаривал с начальником охраны, — сказал Харри. — Как у руководителя труппы, у Отто была своя связка ключей. Она пропала.
— А тот… костюм дьявола?
— Лежал рядом с гильотиной, вместе с бутафорской головой и париком, сэр. Убийца надел его после преступления. Очень хитро. И вряд ли предусмотрено заранее.
Маккормак подпер голову ладонями:
— Что скажешь ты, Юн?
Все это время Юн что-то выстукивал на компьютере.
— Отвлечемся от дьявола в черной одежде, — предложил он. — Логичнее всего предположить, что убийца — один из актеров.
Уодкинс громко фыркнул.
— Дайте договорить, сэр, — сказал Юн. — Этот человек знал программу и то, что после номера с кошкой Отто на сцене не появится — то есть до последнего выхода двадцатью минутами позже его никто не хватится. Члену труппы не нужно проникать тайком, а кто-нибудь другой вряд ли прошел бы незамеченным. Кто-то из вас обязательно бы заметил, если бы он вошел в боковую дверь.
Остальным оставалось только утвердительно кивнуть.
— Кроме того, я выяснил, что еще трое членов труппы тоже ездили с «Передвижным австралийским парком развлечений». То есть сегодня в театре были еще трое, кто до того оказывался в известных местах в известное время. Может, Отто был ни в чем не виновен, а просто слишком много знал? Давайте искать там, где можно что-нибудь найти. Предлагаю начать с труппы, а не с призрака оперы, который нам не по зубам.
Уодкинс покачал головой:
— Нельзя забывать о том, что кто-то неизвестный покинул место преступления в костюме, который лежал рядом с орудием убийства. Не может быть, чтобы он не имел к этому убийству никакого отношения.
— Думаю, труппу надо оставить в покое, — поддержал его Харри. — Пока ничто не опровергает нашу версию, что именно Отто виновен во всех изнасилованиях и убийствах. А причин убить маньяка — множество. Во-первых, может, убийца был во всем замешан, знал, что Отто скоро арестуют, и боялся погореть вместе с ним. Во-вторых, убийца мог и не знать заранее, сколько у него времени, — он мог выпытать это у Отто. А в-третьих, вдумайтесь в произошедшее… — Он закрыл глаза. — Понимаете? Убийца — нетопырь. Нарадарн!
— Что-что? — спросил Уодкинс.
Маккормак рассмеялся.
— Кажется, наш норвежский друг углубился в пустоту вслед за нашим всеми любимым детективом Кенсингтоном, — пояснил он.
— Нарадарн, — повторил Юн. — Нетопырь, символ смерти у аборигенов.
— Меня беспокоит другое, — продолжал Маккормак. — Парень мог сразу после преступления незаметно выскочить в заднюю дверь и оказаться на одной из самых оживленных улиц Сиднея, где ему ничего не стоило тут же затеряться. А он тратит время на то, чтобы надеть костюм, который наверняка вызовет подозрения у других. И в то же время не вызовет подозрений у полиции. Как будто знал, что мы будем следить за задней дверью. Если так, то как он мог это узнать?
Стало тихо.
— Кстати, как там Кенсингтон в больнице? — Маккормаку надоело жевать жвачку, и он прилепил ее под стол.
Стало совсем тихо. Только еле слышно дышал вентилятор.
— Его там уже нет, — наконец ответил Лебье.
— М-да, быстро же он выздоровел! — сказал Маккормак. — Но все равно: задействуем все оставшиеся ресурсы, потому что — уверяю вас — расчлененные клоуны привлекают большее внимание прессы, нежели изнасилованные женщины. И повторю, ребята: на газеты нам плевать нельзя. Сколько у нас начальников поснимали и посменяли из-за газетных статей! Так что если хотите моей отставки, вы знаете, что делать. Теперь — по домам, отсыпаться. Что, Харри?
— Ничего, сэр.
— Хорошо. Спокойной ночи.
Все было по-другому. Окно в номере не занавешено, и при неоновом свете Кингз-Кросс Биргитта раздевалась для Харри.
Он лежал в постели, а она стояла посреди комнаты и, не сводя с него серьезных, почти печальных глаз, постепенно снимала с себя одежду. У Биргитты были длинные ноги, стройное тело и кожа белая как снег, особенно при таком освещении. За приоткрытым окном гудел ночной город — автомобилями, мотоциклами, шарманочными звуками игровых автоматов и ритмом диско. И все это на фоне шума споров, криков и грязной ругани, казавшихся стрекотом сверчков.
