Яблоня - Лада Солнцева
– Не говорите так.
– Капитан, я хочу знать, в чем дело. Я пытался разобраться, подступиться с разных сторон, но я никак не могу понять, что именно заставило ваши чувства снова включиться. Я просто не понимаю, что происходит. Этот преступник, он будто говорит с вами на каком-то лишь вам понятном языке, и он меняет вас, переплетает так, как ему хочется.
– Прошу, не надо.
– Я просил вас оставить прошлое в прошлом, но кому как не мне знать, насколько это сложно. Этот лишь вам понятный язык кроется в ваших воспоминаниях, и если вы как-то можете объяснить, что все это значит, наше расследование…
– Это ничем нам не поможет! – Она резко встала, повысив голос, и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Уйти. Сбежать. Не позволить ему видеть все это, не позволить ему находиться рядом…
Уже дернувшись в сторону кабинета, она почувствовала, как он сжимает ее запястье. Почему-то это вызвало ступор; она не стала вырываться, лишь затихла, не оборачиваясь.
Они стояли так секунд десять, словно оба не знали, что предпринять; наконец, она услышала тихий шаг вперед, эхом отдавшийся в темноте комнаты, и теплые руки обняли ее с обеих сторон.
– Соблюдайте субординацию… – она пробормотала это как-то отчаянно, чувствуя, как слезы начинают течь по щекам. Нужно было оттолкнуться, уйти, но присутствие рядом другого человека, чужие прикосновения, все, что она так желала, наконец-то было рядом. Фледель сжал ее крепче, словно протестуя, и Кристиан замерла, зажмурив глаза.
Темнота. Тишина.
Тепло.
Ком, поднимающийся по гортани наверх, расширялся, расползаясь болезненной волной, и капитан с трудом сдерживала дыхание, пытаясь скрыть слезы. Она знала, что это бесполезно, но так мучительно старалась спрятать неясные всхлипы, вырывающиеся из груди.
Нельзя. Ни в коем случае. Это слабость. Это унижение.
Он прижал ее крепче, словно пряча в своих объятиях, и что-то сказал. Его связки задрожали, завибрировали, рождая новые и новые слова, содрогая грудную клетку. Она чувствовала это так близко. Чувствовала, как звуки проходят сквозь его грудь, сквозь нее саму, и голос звучал над ее головой, словно отдаленные раскаты грома – гулкие, но успокаивающие. Она не могла понять, что именно он говорил. Едва ли что-то, отличное от привычных утешающих фраз, но само ощущение единения от звука его голоса заставляло зачерствевшее сердце пропитываться кровью, истекая забытыми доселе чувствами.
Боль. Одиночество. Вина. Желание быть рядом с кем-то.
То, что она так долго прятала, вырвалось наружу с новыми слезами и всхлипами, и вот она, изнемогая от ненависти к себе, рыдала, уткнувшись в сержанта. Она так долго не плакала, что сейчас просто не могла остановиться.
Это длилось так долго, что капитан потеряла счет времени.
Она не хотела думать о том, что пытался сказать ей преступник. Не хотела видеть этого, не хотела вспоминать. Мир менялся слишком быстро, и она мечтала вернуться в то время, когда не было ни этих убийств, ни посланий, ни странной черты, разделившей их с Фледелем.
Она подняла голову, взглянув ему в глаза. Много лет прошло с тех пор, как она видела кого-то настолько близко. И в то же время Кристиан знала, что сама построила своим недоверием непроходимую стену. Ей казалось, что она стоит вплотную к прозрачному, пуленепробиваемому стеклу, но не может дотронуться до души Фледеля и поверить.
Она надеялась, что он сам сделает что-то, что разрушит все подозрения. Но с каждым днем стена лишь росла, и даже сейчас, оказавшись в его объятиях, капитан знала, что не может игнорировать все улики, что у нее были.
Глубоко, прерывисто вдохнув, она утерла слезы и отстранилась. Совладать с собой было сложно, но Кристиан собрала всю свою волю в кулак, выпрямляясь.
Она не могла прочитать выражение его лица. Была ли это жалость? Сострадание? Нечто иное? Фледель смотрел ей в глаза, но в то же время было что-то пустое в его взгляде.
– Если это настолько болезненно… Не вспоминайте.
Его голос был тихим. Винил ли он себя за настойчивость, вызвавшую столь сильный взрыв эмоций? Кристиан не могла сказать.
За окном занимался рассвет. Стрелки часов продолжали свой ход, и вскоре должен был начаться рабочий день. Совсем скоро кабинет заполнят оживленные разговоры, и никто никогда не узнает о том, что произошло здесь, пока солнце не могло заглянуть в оконные створки.
Кристиан медленно кивнула, развернувшись к своему кабинету.
Если это так болезненно, она не будет вспоминать.
В воздухе ощутимо запахло кофе. Капитан перевела взгляд на часы. Почти обед.
Когда она вернулась в кабинет в начале смены, чувство стыда нахлынуло с невероятной силой. Она проклинала себя снова и снова, пытаясь привести в порядок, и вновь и вновь прокручивала в голове события сегодняшнего утра. Как она вообще сможет смотреть сержанту в глаза после подобного?
Однако время шло, и эмоции отступали, исчезая из ее сознания. Это было похоже на прорыв плотины – когда катастрофа проходит, не остается уже ничего. Ее объяла апатия, и вскоре капитан обнаружила, что снова перечитывает детали дела. Она поймала себя на том, что в последнее время поиск новых зацепок в старых словах стал для нее ежедневной рутиной – таинственный преступник стал неотъемлемой частью ее жизни и мыслей.
Почувствовав знакомый запах, Кристиан осознала, как мало спала сегодня ночью. Ей тоже не помешало бы сделать перерыв на быстрорастворимую бурду из автомата.
– Эй, дружище, подкинь-ка баночку, – когда капитан вышла из кабинета, ее отряд вовсю наслаждался прелестями перекуса на рабочем месте. Нейт, недовольно пробурчав что-то себе под нос, не глядя кинул банку с энергетиком Фледелю. Тот, недолго думая, щелкнул открывашкой и вылил содержимое в чашку с кофе.
– Сердце тебе за это спасибо не скажет, – Бретт скривился, как будто увиденное причинило ему физическую боль. В какой-то мере Кристиан была с ним солидарна – принимая во внимание ее работу, она не брезговала различными способами сохранить бодрость и здравость рассудка, но даже ей подобная смесь казалась перебором.
– Если мое сердце когда-нибудь придет сказать мне спасибо, я точно завяжу, – пообещал сержант, делая глоток адского напитка.
Кристиан вышла в коридор, чтобы получить из автомата свою порцию кофейной жижи. Даже несмотря на то, что она уже успокоилась, находиться в одном помещении с Фледелем было крайне неловко. Она слышала, как он общается с отрядом, как ни в чем ни бывало, и пыталась понять, как ему удается быть таким непринужденным – даже если это было для ее же блага.
Точно так же он мог обдурить своим
