Дэниел Силва - Убийство в Вене
– И все ясно? – сказал Габриель. – После одной встречи на коктейле?
– Видимо, да, но не теряйте надежды. Коэн даст вам еще один ключ. Посмотрите следующее сообщение.
Габриель прочел и это при свете свечи.
«Я видел „герра Фишера“ на прошлой неделе на приеме в министерстве обороны. Спросил насчет его приятеля герра Кребса. Я сказал, что мы с Кребсом обсуждали одно деловое начинание и я огорчен, так как от него ничего не слышно. Фишер сказал, что в этом нет ничего удивительного, так как Кребс недавно переехал в Аргентину».
Познер налил Габриелю бокал вина.
– Я слышал, в Буэнос-Айресе славно в это время года.
Габриель и Познер расстались на пьяцца Фарнезе, затем Габриель уже один пошел по виа Джулия к отелю. Ночью похолодало, и на улице было очень темно. Габриель шагал в глубокой тишине по неровным камням тротуара, и ему представилось, что он идет по Риму полтора столетия назад, когда Ватикан правил тут. Он подумал, как Эрих Радек шел по этой самой улице, дожидаясь, когда получит паспорт и билет на свободу.
Но действительно ли Радек приезжал в Рим?
Судя по досье епископа Гудала в «Анима», Радек приходил в «Анима» в 1948 году и вскоре уехал под именем Отто Кребса. Эли Коэн обнаружил Кребса в Дамаске только в 1963 году. После этого Кребс, судя по записям, перебрался в Аргентину. Факты были вопиюще противоречивыми и, пожалуй, никак не сочетались с историей Людвига Фогеля. Согласно документам Государственного архива, Фогель жил в Австрии в 1946 году и работал в американских оккупационных войсках. Если это правда, то Фогель и Радек никак не могли быть одним и тем же человеком. Тогда как же объяснить уверенность Макса Клайна, что он видел Фогеля в Биркенау? А кольцо, которое Габриель забрал в коттедже Фогеля в Верхней Австрии? «1005 – отлично сработано. Генрих»… А часы? «Эриху с обожанием от Моники»… Может быть, кто-то другой приезжал в Рим в 1948 году под видом Эриха Радека? И если это так, то почему?
Столько вопросов, думал Габриель, и лишь один возможный след: Фишер сказал, что это неудивительно, так как Кребс перебрался недавно в Аргентину. Познер прав. У Габриеля нет иного выбора, кроме как продолжить поиск в Аргентине.
Глубокую тишину взорвал похожий на жужжание шмеля стрекот motorino. Габриель оглянулся через плечо и увидел мотоцикл, заворачивавший из-за угла на виа Джулия. Он вдруг ускорил ход и помчался прямо на Габриеля. Габриель остановился и вынул руки из карманов. Надо было решать. Стоять на месте, как поступил бы обычный римлянин, или броситься бежать? Решение было принято за него, когда двумя-тремя секундами позже ездок в шлеме сунул руку за отворот куртки и вытащил револьвер с глушителем.
Габриель нырнул в узкую улочку, когда три язычка пламени вылетели из револьвера. Три пули попали в стену дома. Габриель пригнул голову и побежал.
Motorino на такой скорости не сумел свернуть в улочку. Он промчался мимо и завихлял, делая нелепый разворот, что дало Габриелю несколько решающих секунд на то, чтобы создать расстояние между собой и преследователем. Он свернул направо, на улицу, параллельную виа Джулия, затем неожиданно налево. Он хотел добраться до корсо Витторио-Эммануэле, одного из самых широких проспектов Рима. Там будет поток транспорта, а на тротуарах – пешеходы. На корсо он найдет место, где скрыться.
Треск motorino зазвучал громче. Габриель оглянулся. Мотоцикл продолжал следовать за ним, с угрожающей скоростью сокращая расстояние. Габриель кинулся бежать, руки его хватали воздух, дыхание с прерывистым хрипом вырывалось из груди. Свет фар осветил его. Он увидел на тротуаре, впереди себя, свою тень – сумасшедшего, размахивающего руками.
Второй мотоцикл свернул на улицу прямо перед ним и, заскользив, остановился. Ездок в шлеме вытащил оружие. Значит, вот оно что – западня, двое убийц, никакой надежды на спасение. Он почувствовал себя целью в тире, которую вот-вот снесут.
Он продолжал бежать – на свет. Поднял руки и увидел свои пальцы, напряженные, сведенные судорогой, – руки страдальца на полотне экспрессиониста. И вдруг осознал, что кричит. Звук эхом отдался от оштукатуренных и кирпичных стен окружающих зданий и забился у него в ушах, так что он уже не слышал рева мотоцикла за спиной. Перед глазами возникла картина: его мать у польской дороги, и Эрих Радек, приставивший револьвер к ее виску. Только тут он понял, что кричит по-немецки. На языке своих снов. На языке своих кошмаров.
Второй убийца нацелился и приподнял козырек своего шлема.
Габриель услышал свое имя:
– Ложись! Ложись! Габриель!
Он понял, что это голос Кьяры.
И упал на панель.
Пули Кьяры пролетели над его головой и попали в приближавшееся motorino. Мотоцикл, потеряв управление, развернулся и врезался в дом. Убийца перелетел через руль и растянулся на камнях мостовой.
– Нет, Габриель! Оставь! Да скорей же!
Он поднял глаза и увидел протянутую к нему руку Кьяры. Он залез на motorino, прильнул к спине Кьяры, а мотоцикл с треском понесся по корсо к реке.
У Шамрона существовало правило насчет пользования конспиративными квартирами: никаких физических контактов между агентами мужского и женского пола. В тот вечер на квартире Конторы на севере Рима, близ ленивого изгиба Тибра, Габриель и Кьяра нарушили это правило со страстью, какая бывает порождена страхом смерти. Только после этого Габриель потрудился спросить Кьяру, как она нашла его.
– Шамрон сказал мне, что ты едешь в Рим. Он попросил меня последить, не угрожает ли тебе опасность, чтобы обезопасить тебя. Я, конечно, согласилась. У меня ведь личная заинтересованность в том, чтобы ты продолжал жить.
Габриель удивился, как это он не заметил, что за ним ездит итальянская богиня пяти футов десяти дюймов ростом. Правда, Кьяра Цолли была отличным работником.
– Я хотела присоединиться к тебе за ленчем в «Помпьере», – проказливо сказала она. – Но подумала, что это не очень хорошая идея.
– Что ты знаешь о деле?
– Лишь то, что худшие мои опасения насчет Вены оправдались. Почему бы тебе не рассказать мне остальное?
Он так и поступил, начав с вылета из Вены и закончив информацией, которую он получил ранее в тот вечер от Шимона Познера.
– Так кто же послал этого человека в Рим, чтобы убить тебя?
– Я думаю, вполне разумно предположить, что это тот же, кто устроил убийство Макса Клайна.
– А как они нашли тебя здесь?
Габриель задавал себе тот же вопрос. Его подозрения, естественно, пали на розовощекого австрийского ректора «Анима» – епископа Теодора Дрекслера.
– Так куда же мы дальше отправляемся?
– Мы?
– Шамрон велел мне прикрывать тебя. Ты хочешь, чтобы я не выполнила прямого указания Memuneh?
– Он велел тебе следить за мной в Риме.
– Это было задание с открытой датой, – возразила она вызывающим тоном.
Габриель с минуту лежал, гладя ее по волосам. По правде говоря, ему не помешал бы товарищ по странствиям и вторая пара глаз на оперативной работе. Учитывая явное наличие риска, он предпочел бы, чтобы это был кто-то другой, а не женщина, которую он любил. В то же время она доказала, что является ценным партнером.
На ночном столике стоял надежный телефон. Габриель набрал номер в Иерусалиме и пробудил Мордехая Ривлина от глубокого сна. Ривлин назвал ему фамилию в Буэнос-Айресе, дал номер телефона этого человека и адрес в barrio[18] Сан-Тельмо. Затем Габриель позвонил в «Аэролинеас Архентинас» и заказал два билета бизнес-класса на вечерний самолет. И повесил трубку. Кьяра лежала, прижавшись щекой к его груди.
– Ты кричал там, в проулке, когда бежал ко мне, – сказала она. – Ты помнишь, что именно?
Он не мог вспомнить. Так бывает, когда, проснувшись, не в состоянии вспомнить сон, который тревожил тебя.
– Ты звал ее, – сказала Кьяра.
– Кого?
– Свою мать.
Он вспомнил картину, возникшую перед его глазами, когда, теряя рассудок, бежал от человека на motorino. Он подумал, что, возможно, действительно звал мать. Ни о чем другом он не думал.
– Ты уверен, что Эрих Радек убил тех бедняжек в Польше?
– Уверен, насколько можно быть уверенным через шестьдесят лет после случившегося.
– А если Людвиг Фогель является Эрихом Радеком?
Габриель потянулся и выключил лампу.
23
Рим
На виа делла Паче не было никого. Часовщик остановился у ворот «Анима» и выключил мотор motorino. Он протянул дрожащую руку и нажал на кнопку переговорного устройства. Отклика не было. Он позвонил в звонок. На этот раз юношеский голос ответил ему по-итальянски. Часовщик по-немецки попросил о встрече с ректором.
– Боюсь, это невозможно. Пожалуйста, позвоните утром по телефону, договоритесь о встрече, и епископ Дрекслер будет рад видеть вас. Buonanotte, signore.[19]
