Брижит Обер - Укус мрака
– Помолодел, старина! – бросила Люсия, потряхивая гривой.
– Хочешь наперегонки, старушка? – усмехнулся Август, подмигивая одним глазом.
Он никогда не чувствовал себя таким молодым! А Люсия, вся в пене, казалась просто прекрасной в лунном свете! Новый хозяин выглядел немного суровым, но детишки, кажется, очень симпатичные. Они миновали ферму «Билл О'Бил», и Август на минуту задумался, куда это они так бешено несутся. Впрочем, их это не касается. Люсия снова заржала, и они ускорили бег.
Аньелло попытался бесшумно изменить положение тела. Он с облегчением перекатился на спину, его суставы совсем закостенели. Через стекло задней дверцы полная луна казалась огромной. Ему не нравилась эта тачка.
От нее пахло врагом. Своими худыми пальцами он любовно сжал гранату. Засунуть бы ее в глотку одного из этих мерзавцев. Черт возьми, теперь ему надо помочиться. Хотя и думать об этом нечего. У Защитника Белой Америки во время битвы не бывает подобных вульгарных потребностей. У него яйца как пушечные ядра, он стреляет под потоками-серной-кислоты-изрыгаемой-адскими-созданиями и потом никогда не оглядывается назад. Успокоившись, Аньелло улыбнулся; мочевой пузырь его больше не тревожил.
Из-под опущенных век Лори наблюдал за Салли Келлерман. Она была похожа на его мать. Или, вернее, вот на такую была похожа его мать. Вот чем она была. Он вновь увидел, как они с Джемом в исступлении бегут по лестнице, а она… Тяжелые шаги кровожадного существа у них за спиной… Он задрожал. Джем почувствовал его тревогу, сильно ущипнул ему руку пониже плеча и глуповато улыбнулся. Лори весь посерел. Ну что за дурацкая мысль таскать за собой эту… эту… штуковину. Джем закрыл глаза. Возникло омерзительное лицо Пола, их школьного товарища, вернувшегося из мира мертвых; возле самого его рта землистые губы Пола; ненависть, застывшая в глазах Пола. Мертвые ненавидят живых. Вот урок, который он вынес из Джексонвилля. Мертвые хотели вернуться в реальную жизнь и захватить Землю.
Герби Уилкокс ощущал себя бесчувственным, как деревяшка. Его замораживала близость Салли. Он повторял себе, что это глупо, что они держат ситуацию под контролем, что он не станет бояться какой-то толстой фермерши только потому, что она слегка протухла, но на самом деле он смертельно дрейфил. Мысленно он вернулся на два года назад. Он снова объезжал улицы Джексонвилля, улицы своего кошмара, который постоянно преследовал его по ночам. Он постарался думать о Стивене, своем помощнике. В конечном счете, Стивен был лучшим его сотрудником, и в то же время он оказался одним из тех. Живой мертвец. Но Салли выглядела хуже, чем Стивен. Точно, хуже.
Саманта Вестертон чувствовала себя усталой, грязной и некрасивой. Ей хотелось принять душ, заново подкраситься, сменить белье. Ей хотелось уснуть возле Герби, прижавшись к его мощной груди борца. И у нее не было никакого желания играть роль «почетного генерала» в плохой пародии на «X-Files». Она постаралась убедить себя, что если из тех ужасных событий двухлетней давности родилось серьезное чувство, внушенное ей Герби, то и из этих событий может возникнуть что-то положительное.
У Марвина Хейса болела голова. Пульсирующая боль под левой бровью. Он думал о своей жене. О нежной улыбке своей жены. О тревожной улыбке своей жены всякий раз, когда он уезжал. Только что, когда им удалось перекинуться несколькими словами, он ей солгал. Он, самый верный и самый искренний человек, теперь постоянно лгал своей жене. Он подумал о своих мальчиках, представил, как они развалились перед телевизором и объедаются пиццей и мороженым с блинами. Ему не следовало бы принимать участие в этом нелепом крестовом походе. В конце-то концов, чем лично его затрагивал тот факт, что истеричные и прожорливые живые мертвецы решили напасть на США? Он – лейтенант Хейс из Федерального бюро расследований, а не какой-нибудь киношный лейтенант Рипли из Межпланетного бюро по борьбе с монстрами.
Рут Миралес размышляла, почему Кетер не вмешается, чтобы вернуть ей удобную, мягкую и теплую постель. Такой любезный и предупредительный, и вдруг исчез… Вновь оставил ее беззащитной перед силами Мрака… Как в тот раз, когда аббат показал ей свою… штучку с длинными острыми зубами, которые все росли и росли, пока он говорил… Все это ей уже не по возрасту. Сухой мартини, поездки по Флориде, посещения Диснейленда – вот как должна жить вдова на пенсии. И никаких длительных марш-бросков по снегу со стаей волков на буксире.
Ричи Бадди Коул еле ворочал языком. Нужно выпить. Он зевнул. И куда это они несутся в туманной ночи? Как жаль, что с ним нет его трубы. Он испытывал желание сыграть что-нибудь из старого новоорлеанского репертуара. Например, траурный марш. Неужели только три дня тому назад он подсадил в свою машину Джема? Ведь это был безобидный поступок. Но кто-то допустил, чтобы произошла вся череда последующих событий. И вот вопрос: если бы он не подвез Джема, разыскал ли бы тот своих друзей? Или они вернулись бы по домам и он, Бадди, спокойно сидя в обществе Сэнди, опрокидывал бы сейчас стаканчик коктейля джин-фиц? Или же спал бы вечным сном в красивом новеньком гробу? Потому что, – не будем скрывать, Ричи Бадди Коул, – все последнее время ты искренне желал обмотать проклятый парик вокруг своей старой куриной шеи и стянуть его так, чтобы задохнуться.
Лео открыл глаза. Болело горло. Он с трудом сглотнул и стал разглядывать помещение. Комната ярко освещена, ее стены выложены кафелем. Резкий запах дезинфекции. Спиной к нему стоит мужчина в белом халате. Доктор. Больница. Возникло воспоминание о Салли Келлерман, которая набросилась на него. Ее безумный взгляд, рот, полный зубов… Он снова пощупал горло: там что-то вроде дыры? Зияющей дыры? Он засунул в рану пальцы, нащупал какую-то веревку. У него в горле веревка? Лео слегка ущипнул эту веревку, и она глухо щелкнула. Забавно, можно подумать, что это струна фортепиано. Он ущипнул ее еще раз.
«… Причина смерти: рассечение сонной артерии… » – диктовал доктор Джонс в маленький диктофон.
Он отложил его, и Лео, удерживаясь от смеха, поспешно вытянул руки вдоль тела. Что-то бормоча, врач подошел к столу для вскрытия. Обезумевший шериф Фишер позвонил и сообщил, что его помощника зарезали, а женщине проломили череп. Джонс распорядился, чтобы тело привезли в больницу штата, где он дежурил сегодня ночью. Фишер, веселый малый, считал, что виновником является Джо Келлерман, владелец мотеля. У того была связь с женщиной по имени Ванья Какаято-там, которая лежала теперь на соседнем столе, ожидая своей очереди на вскрытие. Когда Джо узнал, что эта самая Ванья встречается и с ним, и с Лео Ди Паскалем, он, вероятно, не выдержал. Такая невезуха! На прошлой неделе во время неопасной операции без видимых причин скончалась его жена, а теперь вот его самого обвиняют в убийстве! Смерть Салли Келлерман – это очень подозрительное дельце. Требовалось сделать вскрытие. Это взял на себя старый пьянчужка Гумберт Шерман. В результате так никто и не понял, что же произошло на самом деле. Джонс снова склонился над жуткой раной. Какая скотобойня. Неужто Келлерман сделал это зубами… Вот уж, правда, человек человеку волк.
С видом откровенного неодобрения Джонс взял маленькую электрическую пилу и попытался вскрыть верхнюю часть черепа. У Лео была пластиковая карта донора органов, а больнице необходимы материалы для студентов. Пила с визгом вошла в черепную коробку. Дрянной материал, купленный по дешевке. Он нажал посильнее, аккуратно отрезая верхушку черепа. Бедняга Лео… Умереть как ягненок, с перерезанным горлом!
– Эй, док, а вам бы понравилось, если бы я то же самое сделал с вами? – спросил этот самый бедняга Лео.
Доктор Джонс остановился. Кто это говорит? Он шагнул к двери, держа в руках пилу, с которой капало. Никого. Он вернулся на место, но… Лео исчез.
– Ку-ку, я здесь! – раздался голос у него за спиной, и костлявый палец похлопал по плечу.
Доктор Джонс поспешно повернулся. Ему казалось, что рот у него заполнился мелом.
Лео, улыбаясь, смотрел на него, засунув два пальца в зияющую дыру в своем горле. Отпиленная часть черепа свисала ему на плечо.
– Я переработал, – пробормотал доктор Джонс, протирая глаза. – Мне необходимо отдохнуть.
– Нет проблемы, док. Что-что, а отдых вам будет обеспечен… – хохотнул Лео, склоняясь над ним.
Доктор Джонс захлопал глазами. Ясно, что никто не может встать с прозекторского стола со вскрытым черепом. Ясно, что Лео не может стоять и вгрызаться ему в горло. Ясно, что он не чувствует, как зубы Лео разрывают его плоть, а рука шарит по его груди. Ясно, что пальцы Лео, его твердые и острые когти, не вырывают его сердце. Потому что нельзя разорвать пальцами чью-то грудь. Потому что никто никогда не упивается кровью врачей. Нет, просто необходимо полежать и отдохнуть…
Он понял, что его ноги скребут пол, а тело сотрясают конвульсии. Ему не было страшно, он просто ничего не понимал. Боль в груди стала столь невыносимой, что он почувствовал, как волосы у него на голове встали дыбом. А потом он уже ничего не чувствовал. У него возникло идиотское впечатление, что Лео размахивает перед ним большим куском кровавого мяса. У него возникло идиотское впечатление, что он умирает. И он умер, так и не поняв этого.
