Александр Бородыня - Зона поражения
Она сидела напротив Дмитриева с закрытыми глазами, и из-под ресниц, отражая солнечный яркий свет, выбивались слезы. Кулак ее разжался, и на стол выпала коричневая мятая перчатка. Обе чашечки были пусты, только на донышке темная гуща, коричневый налет. Дмитриев пальцем двигал по столу чашечку.
— Вы сказали, была еще какая-то женщина. Татьяна? — спросил осторожно он. — Где она теперь?
— Не знаю!
Она взяла пустую чашечку, поднесла к губам. Поставила.
Твердые коленки, затянутые в капрон, толкнули Дмитриева, и Зоя поднялась из-за стола.
— Пойдемте. На нас смотрят. Пойдемте отсюда.
5
Они стояли посреди тротуара, Дмитриев почему-то хотел взять ее за руку и все не мог. Зоя запахнула свою норковую шубу, темный ворс шевелился, искрил в сильном свете дня. Спутанные волосы покрывали женское бледное лицо, дрожали на мягких высоких плечах. Вдруг нервным движением головы она отбросила их назад.
— Уходите! — сказала Зоя, сама не двигаясь с места. — Можете писать об этом. Но больше, надеюсь, мы не увидимся!
Короткий рассказ, уже отпечатавшись в профессиональной памяти Дмитриева, ушел куда-то на второй план, освобождая пространство для неловкости. Он никак не мог сказать несколько простых вежливых слов, повернуться и уйти. В голову лезли какие-то мелочи. Он разглядывал тонкую белую шею в пышном вороте. Зоя чуть поворачивала голову, и шея казалась каким-то мраморным скользящим штырем. Заглядывая в глаза, опять пустые, лишившиеся цвета и влаги, Макар мучительно вспоминал, что должен делать дальше, какие на сегодня были еще планы, вспоминал и не мог вспомнить.
— Я вас очень напугала? — уже помягче спросила она. Дмитриев охотно кивнул.
— Простите меня… Пойдемте! — Она взяла его под руку и потянула.
Шуба припала к его плащу, от ворота пахло чуть-чуть духами, может быть, от волос, а при каждом шаге, когда норковый рукав опускался, можно было ощутить жутковатую вибрацию в кармане.
«Не больше, чем посетить лишний раз рентгенкабинет, не больше… — убеждал он себя, со всею ясностью понимая, что наплевать ему на эту невидимую смерть. — Все равно придется еще раз поехать в зону АЭС, там и в воздухе больше рентген, чем в этих мехах!..»
— Честно говоря, я подумал, что вы купили ее. Где-нибудь в комиссионке, — сказал он заранее приготовленную в самолете фразу. — Глупо, правда?
— Вы думали, я дура?
Она сильнее прижалась к нему. Волосы касались щеки Дмитриева, он с трудом различал идущих навстречу прохожих, улавливал как во сне отдаленный гул машин. Сквозь шубу он чувствовал, как дрожит тело этой чужой женщины. В напряжении начисто пропадали не только автомобильные гудки и голоса улицы, пропадало жужжание счетчика.
— Кто-то же вывозил меха? — спросил Макар Иванович, стараясь ступать с ней в ногу. Он очень боялся неверного движения, боялся быть неправильно понятым, боялся спугнуть. Чувство, овладевшее им, походило на боль, но боль была сладкой. — Честно говоря, я хотел узнать у вас адресок той комиссионки, где вы купили…
— Шубы, ковры, свитера — на все это был наложен запрет, — отозвалась она. — Обручальное колечко — его помоешь, замеришь, и все- чисто, многие только хрусталь один вывозили, хрусталь и люстры… Мы с Татьяной, собственно, шубу эту украли. Сами у себя украли. — Опять голос Зои звучал ровно, но сердце под страшным мехом болезненно сбивалось на каждом слове. — В первый месяц не было полного ограждения, проскочили на ее машине по проселку, минуя контроль! Татьяна потом тоже вернулась назад… — Вдруг Зоя остановилась, остановился и Макар Иванович. — Погодите-ка! — вспомнила она. — Вы сказали, в комиссионку?
— Сказал!
— Пойдемте! — Она развернулась и потянула Дмитриева в обратном направлении. — У вас будет хороший репортаж! — Она почти бежала. — Есть такая комиссионка. Как же я сразу-то?..
— Далеко это?
— Полшага! Здесь неподалеку магазинчик один.
— Вы уверены?
Она остановилась, переводя дыхание:
— Абсолютно. Эта вещь точно из Припяти, перепутать я не могла. Таких больше вообще нет. Штучный товар. Коллекционная вещь. Сами увидите.
Витрина была небольшой, и огромная шуба занимала ее почти всю. Надетая на манекен, светлая, невероятно изысканной формы северная лиса. Освещенная солнцем, такая шуба на черном бархатном фоне могла бы остановить на бегу любую самую деловую женщину. Дорогой манекен улыбался неподвижно красными губами. У него были стеклянные голубые глаза. На двери комиссионного магазинчика висел колокольчик, когда ее толкали, колокольчик мелодично позвякивал.
— Я не пойду, — сказала Зоя. — Если я в этом пойду с вами, могут возникнуть сложности. Давайте, я здесь подожду!
Дмитриев толкнул дверь, мелодично зазвенел колокольчик, и, как эхо, зазвенел вынутый из кармана маленький дозиметр. Безразлично взглянув в сторону выступившего навстречу охранника, Макар Иванович подошел изнутри к витрине и прижал ладонью японскую булавку к стеклу. Расстояние от булавки до шубы было сантиметров пятнадцать, но, судя по взревевшему дозиметру, мех был заряжен намного сильнее по сравнению с норковой шубкой Зои.
— Отойдите от витрины!
Охранник в защитного цвета облегающем костюмчике вразвалочку приблизился, вытянул короткую резиновую дубинку и угрожающе встал рядом с Дмитриевым, расставив ноги. В магазине находилось в эту минуту человек пять покупателей, все лица оказались повернутыми в их сторону.
— Шубу нужно убрать с витрины! — Макар Иванович в раздражении пихнул охранника в грудь. — Где у вас тут директор?
— Она краденая, краденая? — спросила с восторгом в голосе одна из покупательниц, отступая назад, почти за прилавок. — Краденая?
— Она радиоактивная! — сказал Макар Иванович и сам удивился глухому звучанию собственного голоса. — Советую всем выйти из магазина. Это опасно!
6
К вечеру температура упала, и Киев, снова накрытый дождем, медленно обращающимся в противный мокрый снег, совсем уже испортил настроение Макару Ивановичу. Когда его выпустили наконец из отделения милиции, он взял такси. Город показался полупустым и печальным, каким-то даже безумным. Мокрые стены домов, редкие прохожие, машины, разрубающие на скорости покрытые тонкой пленкой лужи, шелест и поскрипывание во всем.
Мать открыла дверь и без слов пропустила его в квартиру. Снимая отяжелевший от влаги свой подбитый мехом плащ, Дмитриев сразу увидел довольную физиономию Паши, который сидел, как и утром, на табуретке посреди кухни, но если утром он грустно подпирал голову, то теперь жадно что-то ел.
— Как дела, Макар Иванович? — спросил он. — Встретились?
— Встретился!
Дмитриев приложил палец к губам, он не хотел, чтобы мать услышала их разговор, и Паша в ответ приложил к своим губам вилку.
Только уже ночью, когда мать заснула, Макар Иванович тихо выбрался из постели и прошел на кухню. Он притворил за собою дверь, присел на табуретку и потряс молодого журналиста за плечо.
— Был в клинике? — спросил он шепотом.
— Был.
— Ну и как?
— Анализы сдал, завтра ложусь на обследование. Вы-то где были? Нашли шубу?
— И не одну! — сказал Макар Иванович. — До восьми вечера протоколы подписывал.
— А чего так долго?
— Здесь милиция «москалей» не любит, поэтому и долго. Рассказывай, что у тебя? Каким образом ты собираешься лечь в больницу и зачем тебе это надо?
— Вы против?
— Посмотрим, это зависит от того, что ты мне сейчас скажешь.
Тонкие белые занавески, натянутые на нижней части окна, походили на два маленьких квадратных экрана. Оба эти экрана были ярко освещены снаружи, и по ним рябью пробегали тени. Дождь окончательно превратился в снег и пошел гуще. Устраиваясь поудобнее, Паша перевернулся на бок на своей поскрипывающей раскладушке, поправил одеяло.
— Встретился я с вашей Валентиной Владиславовной, — бодрым шепотом объявил он. — Напугали вы ее крепко, Макар Иванович. Она хочет уходить из клиники, но боится, что если уйти тихо, а потом все эти дела всплывут… Вы знаете, наверное, у нее большая поздняя любовь. Муж — депутат в Раде… В общем, она испугалась за его карьеру.
— Давай без лирики, — попросил Макар Иванович, прислушиваясь.
Он смотрел на квадрат занавески, движение света немного отвлекало от сна. Он опасался, что мать может проснуться от звука их голосов, и прислушивался. Но шорох снега смешивался только с пощелкиванием часов.
— Без лирики, так. Давайте одни факты, — сказал Паша. — Факт первый: в тридцатикилометровой зоне позавчера патрули обнаружили труп. Там какая-то забегаловка прямо на шоссе, в десятикилометровой зоне, рядом с бензоколонкой. Так вот, внутри этой забегаловки он и лежал. Никаких ран на теле, замерили на радиоактивность одежду, тоже в норме. Так что получается, он не из зоны шел, а в зону. Привезли его в центральный морг, сделали вскрытие, установили причину смерти и выясняется: скончался человек от болевого шока. Вскрытие показало рак на последней стадии. Также вскрытие показало, что этот гражданин незадолго до смерти подвергался интенсивной химиотерапии. Данных оказалось достаточно для запроса. Оказывается, подобные больные все фиксируются. Стали проверять и выяснили, что по документам Антонов Виктор Степанович действительно проходил курс лечения в МОЦ и лежал несколько дней в той самой загадочной палате под номером семьсот семь. Но дальше ничего непонятно. То ли он был выписан из клиники за сутки до своей смерти, то ли просто убежал. Никакой информации по этому поводу.
