Светлана Чехонадская - Амнезия
– Он тогда заканчивал медицинский институт, – добавил Горбачев.
– Если вы их застукали, почему же он вас не знает?
– Я не смог ворваться… – Степан улыбнулся. – Что нужно делать в таких случаях? Наверное, резать их ножом, стрелять из пистолета? Но у меня не было ни ножа, ни пистолета. Я тогда увидел, что эта ситуация скорее смешная, а не трагичная… Я просто тихо ушел.
– То есть скандала вы не устраивали?
– Нет. Потом, очень скоро, она ушла к Мише.
– Говорят, ее отношения с Сергеевым не прекратились и после этого?
Степан помолчал, как-то странно глядя вбок.
– Не прекратились… – нерешительно сказал он.
– Откуда вы знаете?
– Мой институт находится рядом с медицинским. Я ведь когда-то был преподавателем. Я там всегда ездил по короткой дороге. По боковой. Уже после того как Лола ушла, я видел ее с этим человеком. Даже много раз видел. Они целовались за трансформаторной будкой. Там такое тихое место… Она и в общежитие к нему бегала постоянно… Она его любила, вообще-то, и сейчас любит, я думаю. Короче, я понял, что Миша тоже с рогами. Мне неприятно признаваться, но я обрадовался.
– Да почему же неприятно? И я бы обрадовался.
– Да?.. – равнодушно спросил тот. – Все равно, наверное, это некрасиво? Ну, в общем, я долго с Мишей не общался, ничего о нем не знал. Читал только в газетах, что над ним идет суд, даже о Марине не слышал. А где-то года два назад он мне позвонил. Сказал, что глупо все вышло, что хотелось бы встретиться. И приехал. Только тогда я узнал, сколько у него было неприятностей в последние годы. Мне его так жалко стало, я даже заплакал…
– А вы не сказали ему о Лолином любовнике?
– Нет. Зачем?
– Значит, вы с ним помирились?
– Да. Мы хорошо поговорили, очень хорошо… И он очень хороший человек. Он мне даже деньги завещал. Я машину на них купил.
За раскрытыми окнами невыносимо гудела дорога. Пахло мазутом, пыльной листвой и немного – лесом, который начинался у дома и расстилался зеленым ковром до горизонта.
– Какой у вас тут лес, – машинально произнес Турчанинов.
– Хороший, – Степан снова улыбнулся. – Я на лыжах зимой хожу…
– И дачи не надо.
– Нет, дача – это другое. Вот у меня дом – семьдесят километров от Москвы, от бабушки достался. Что вы! Там все другое, и воздух особенный. А уж в поле выйдешь: тишина, травами пахнет. Что вы… Здесь разве так?
– Дача – это хорошо. У вас по какому направлению?
– По Ленинградке. Не доезжая до Клина.
– У меня там тетка живет в деревне Давыдково. Действительно красиво.
– Давыдково – это чуть дальше. У меня знаете какое название? Рвачи.
Турчанинов засмеялся.
– Никто не верит! – Степан развел руками, улыбаясь.
– Да уж… Значит, когда вы двадцать второго мая пришли в клинику, то не захотели встретиться с Сергеевым и потому свернули в сторону? Вы шли мимо окон коридора. Вы что-нибудь слышали? В коридоре кто-нибудь был?
– Я видел, что он прошел по коридору. Потом он остановился у какой-то двери – его загораживала занавеска – и начал разговаривать с Лолой.
Турчанинов глубоко вдохнул. Задержал дыхание, успокаиваясь. Осторожно выдохнул.
– С кем?
– С Лолой. Она ведь Маринина мачеха, разве она не была в больнице?
– В тот день – нет. Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Может быть, – покорно согласился Степан. – Я просто слышал, как Сергеев говорил Лоле, что она его о чем-то не предупредила, а он волнуется…
– Она отвечала?
– Я не слышал.
– Почему же вы решили, что это Лола?
– А он говорил: Лёлик. Ее так многие называют. Мне показалось, она была в палате. Он сказал что-то вроде: «Сюда идут, я не могу больше разговаривать», потом хлопнула дверь и через несколько минут, действительно, туда подошли люди. Кажется, вы и были. А с вами два пожилых человека – мужчина и женщина – и медсестра.
– Так… Что-нибудь еще вы видели? Вы ведь за ним наблюдали, Степан?
– Да, наблюдал, – спокойно признался тот. – Чего уж скрывать? Я видел, как он выбросил пакет, который был у него в руках до этого.
– Куда выбросил?
– В урну.
– Зачем?
– Он достал оттуда газету и с ней зашел в какую-то дверь.
– В мой кабинет.
– Не знаю. Через несколько минут он оттуда вышел уже с кучей толстых книг. Вот и все, что я видел.
«Итак, пока я разговаривал с Иртеньевыми в своем кабинете, Сергеев разговаривал с Лолой. Это было прямо в дверях Марининой палаты – только там в коридоре была задернутая занавеска: чтобы когда открывалась дверь, Марине не резало глаза. Он мог говорить и по мобильному, но тогда это странное место для разговоров. Мог он говорить и с ней, лежащей в палате… Неужели эта девочка способна так врать?! – снова подумал он. – Впрочем, какой характер нужно иметь, чтобы вообще решиться на подмену! Обезобразить лицо, лечь на место убитой или умершей, разыгрывать амнезию. Да и не только это! Была еще поездка в Испанию, была наркоманка, которой воткнули в вену шприц с героином – ну и нервы!.. Значит, он поговорил с Лолой, а потом услышал, что по коридору идут люди. Пока я находился с Иртеньевыми в палате, он зашел ко мне и подбросил газету… Он знал, что я не врач, а только выдаю себя за врача».
– Вы встречались с Лолой после развода? – спросил он. Степан на секунду задумался, и у Турчанинова вдруг промелькнула мысль, что алкоголик за ним внимательно наблюдает.
– Я ее видел недавно.
– Недавно? Это когда?
– Где-то в конце апреля. Тридцатого числа, кажется. Она ко мне приезжала.
– Сюда?
– Нет, на дачу. Приехала такая черная, что дальше некуда. Из Испании, кажется, вернулась.
– Зачем она приезжала?
– Да хотела посоветоваться.
– У вас были такие хорошие отношения?
– У нее легкий характер, она не любит конфликтовать. Она мне и раньше звонила, но не часто – раза два за год.
– И о чем она хотела посоветоваться?
– Она сказала, что у Марины ухудшение, что она может умереть каждый день. Она назвала это «завихрения в башке», ну там анализы были какие-то сумасшедшие…
– Так.
– А ее Миша пугал, что если Марина умрет, ей ничего не достанется. Для нее это трагедия, она привыкла широко жить. Да и любовник ее привык… Короче, она меня спросила: «Ты как думаешь, он пугал или серьезно мне ничего не оставил?»
– А почему она это спрашивала у вас?
– Она считала, что я его лучше знаю. Видимо, он хорошо обо мне отзывался. Ее впечатлило, что он сам мне позвонил тогда, он вообще-то был гордый, для него это нехарактерный поступок.
– И что вы ей сказали?
– Что не знаю.
– Вы действительно не знали? Или думали, что Королев ей ничего не оставил?
– Я не думал, что там есть какие-то шансы. Впрочем, она сказала: «Ты с ним был в таких плохих отношениях, а он тебе деньги на машину завещал. Может, и мне завещал?», а потом добавила: «Скорее всего, нет. Такая скотина».
– Она была искренняя девушка, – сказал Турчанинов.
– Почему вы говорите: была?
Они оба замолчали, глядя в глаза друг другу.
– Вы от меня ничего не скрываете? – спросил Степан.
– Нет. Почти ничего.
– А что вы вообще ищете?
– В Испании убили первую жену Королева. Кроме того, есть нераскрытое покушение на Марину.
Ему показалось, что Степан не удивился.
– Разве эти дела связаны? – спросил он.
– Не знаю. Я стараюсь выяснить. Кстати, Королев вам что-нибудь рассказывал о покушении на дочь?
– Он сказал только, что покушение было, что ее облили кислотой. Дурацкая история, правда?
Теперь Турчанинов смотрел на него прямо, не скрывая своего внимания.
– Дурацкая? – медленно повторил он. – Не очень удачное слово.
Было видно, что Горбачев смутился. И даже испугался.
– Я неправильно выразился, извините.
Спустя полчаса Турчанинов уже ехал по кольцевой дороге. Дома закончились, дымили трубы ТЭЦ, впереди горели факелы нефтеперерабатывающего завода.
«Что ж, теперь ясно, кто подбросил газету, – бормотал он себе под нос. – Теперь известна почти каждая минута того дня, и есть куча доказательств, что Марину подменили. Но правда при этом так же далека, как и раньше!"Кому мешает нынешняя ситуация?" – спросил адвокат Крючков, и было не известно, что ответить. Но ведь ответ есть: дело не только в спокойствии директоров фонда. Есть еще убитая Елена Королева, есть убитый Сергеев, возможно, есть убитая Марина. Разве безобиден тот монстр, что ходит сейчас под маской амнезии? Три трупа – это минимум. А если этот монстр невменяем?»
Его машина шла в крайнем левом ряду. Как обычно, он был самый забитый. Турчанинов чертыхнулся и начал перестраиваться.
Машины шли ровными потоками на разной скорости. Иногда они менялись местами, и снова по дороге текли ровные полосы бесконечного кругового конвейера.
Неожиданно одна из машин зажгла поворотники.
Начала перестраиваться, чего-то испугалась, чуть-чуть притормозила.
И в ту же секунду, как по мановению злой и могущественной руки, правильность ряда нарушилась, сбилась, кто-то не рассчитал скорости, вот уже завизжали тормоза…
