Антон Леонтьев - Обратная сторона смерти
Вернувшись к себе в комнату, Женя решила прикрыть окно – и заметила белевшую в глубине парка беседку. И тут ее осенило – Гоша ведь приглашал на свидание туда после заката!
Делать она этого не собиралась, во всяком случае, изначально. Потому что Гоша был бабник и самоуверенный молодой человек, которого следовало проучить. Женя улеглась в кровать, однако сон упорно не шел. Как ни ворочалась с боку на бок, заснуть все равно не получилось.
Встав, она подошла к столу, чтобы налить из графина воды – и, бросив мимолетный взгляд в окно, увидела мужскую фигуру, которая крадучись двигалась по саду, явно по направлению к беседке. Гоша! Все-таки решил отправиться туда, хоть и с опозданием! А что же она? Неужели останется у себя в спальне и будет делать вид, что… молодой человек ей безразличен? Конечно, он разводит амуры с другими женщинами, однако это никак не влияло на ее чувства. Однако Гоша должен знать, что Женя не потерпит такого к себе отношения. Да, именно это и нужно сказать ему в лицо, причем немедленно!
Убедив себя в том, что только отчитает его, а не будет обниматься и целоваться с ним в беседке, как Гоша, по всей видимости, рассчитывал, Женя быстро оделась и выскользнула из комнаты.
Особняк спал, никого в гостиной и столовой не было. Девушка быстро вышла сад и двинулась к беседке, мысленно подбирая слова, с которыми обратится к Гоше. Скажет, что он испорченный нечестный молодой человек… Потребует, дабы он оставил ее в покое. Пригрозит, что иначе прибегнет к помощи его мачехи, генеральши Рыбоедовой… Но при этом Женя думала о том, что Гоша наверняка великолепно целуется, ведь губы у него такие мягкие…
Запретив себе даже помышлять о подобных глупостях, девушка заметила, что уже оказалась около беседки, и сбавила шаг, не зная, что именно сейчас скажет Гоше. Или вместо того, чтобы сказать что-то, падет в его объятия?
Она обогнула беседку и приблизилась к ней с обратной стороны, желая выгадать время. Внезапно до нее донеслись шорохи и странные, подозрительные звуки… не оставлявшие сомнения в том, что в беседке происходило нечто постыдное.
Внимая им, Женя застыла, словно вкопанная, начиная краснеть от понимания того, что стала невольной свидетельницей неких эротических экспериментов. А потом сердце ее наполнилось гневом. Ну конечно, солнце село уже давно, поэтому Гоша, не дождавшись ее, пригласил в беседку другую дурочку, горничную, которая была от него без ума, или деревенскую молодуху, готовую на все, лишь бы провести с молодым барином пару приятных минут! Но как он мог? Женя сжала кулаки. Так бы и отхлестала по щекам проходимца, если б тот попался ей под руку! И вообще неверных мужчин следовало подвергать публичной порке. А лучше всего – публичной казни! Да-да, Гоша заслужил самого ужасного, самого серьезного наказания!
И девушка приняла решение – нужно сказать ему в лицо все, что думает, причем немедленно. Поэтому обогнула беседку, встала уже на первую ступеньку, которая вела в круглое строение, собралась с духом – и в этот момент услышала мужской голос, донесшийся из «храма любви».
Это был не Гоша.
Мужчина говорил непристойности, никак не подходившие для ушей барышни, но окаменевшая Женя не обращала внимания на смысл глупых речей, ее интересовал голос. Вернее, человек, которому тот принадлежал. И она быстро идентифицировала его – это был голос управляющего, Ивана Степановича Усачева. А значит, дамой, обществом которой мужчина наслаждался в беседке поздно ночью, была генеральша Рыбоедова.
До Жени донеслись слова Усачева, который возжелал выйти на крыльцо беседки, дабы покурить. Девушка скользнула в сторону, понимая, что, если ее обнаружат, Алевтина Илларионовна тотчас выставит учительницу на улицу. Ей придется несолоно хлебавши возвращаться в Петербург. А ведь в своем расследовании она значительно продвинулась, к тому же обзавелась единомышленником, встретив господина Забияко, и убедилась в том, что убийца тетушки находится где-то в этих краях.
Нет-нет, Жене никак нельзя быть уличенной в том, что совала нос в чужие дела, причем столь щекотливые и постыдные! Кстати, броситься обратно в дом тоже – Усачев непременно увидит ее белое платье, мелькающее среди темных стволов.
Она еле успела нырнуть за беседку, как раздались тяжелые шаги. Буквально секунду спустя чиркнула спичка и потянуло терпким ароматом табака. Прозвучали другие, легкие шаги – генеральша, наверняка босая, также вышла на крыльцо и присоединилась к своему фавориту.
– Пора подумать о том, как приступить ко второй части плана, – заговорил с ней управляющий. – Генерал скончался, что породило, конечно, волну слухов, но его смерть нам только на руку. Однако мы все равно ни на йоту не приблизились к деньгам.
Женя зажала себе рот рукой, боясь издать хоть какой-нибудь звук. Невольный, от изумления. Невероятно, но она стала свидетельницей того, как двое аморальных людей обсуждают преступление! Причем не только уже имевшее место и увенчавшееся успехом, но и новое! Значит, права была молва, подозревавшая генеральшу в причастности к кончине мужа. Кстати, о каких таких деньгах вел речь управляющий? Ведь вдова находится в весьма стесненных обстоятельствах, генерал оставил свои финансы в плачевном состоянии.
– Ванечка, милый мой, ты, как всегда, прав. Но ты же ставишь себя под удар, – пропел женский голос.
Женя вздрогнула. Нет, это не Алевтина Илларионовна, а…
– Катя, волноваться нет причин. Меня, может, и подозревают в шашнях с генеральшей, но генератором злодеяния все видят только ее – злобную ведьму, отравившую муженька.
Катя! Управляющий миловался в беседке вовсе не с Алевтиной Илларионовной, а с сестрой покойного владельца имения, со старой девой, высохшей воблой Екатериной Филипповной!
Открытие потрясло Женю, однако она быстро взяла себя в руки. Надо же как тонко задумано – совершить преступление и свалить все на вдову! Получается, сестра убила родного брата? Ради мерзкого двуличного управляющего?
И ради денег. Только вот откуда бы им взяться? Даже если продать дом, все имущество и землю, много не выручить.
– Баранов предлагал ей четверть миллиона, но эта дура, моя золовка, не согласилась! – в сердцах произнесла Екатерина Филипповна, не подозревая, что конфиденциальную беседу подслушивают. – Ваня, дай мне тоже закурить…
Женя поморщилась – что может быть гаже женщины, подобно мужику затягивающейся цигаркой? Она представила себе сцену, которая разыгрывалась в паре метров от нее: управляющий с голой грудью, курящий сигарету, а рядом с ним облаченная в неглиже, с распущенными седыми волосами ведьмы старая дева Екатерина Филипповна, которая положила голову на плечо любовника и тоже дымит, – и девушку передернуло от отвращения.
– Между прочим, мне удалось разузнать кое-что о планах Баранова, – снова заговорил Усачев. – Наше имение – последнее в цепи его приобретений. На то, чтобы умаслить прочих помещиков в округе, он потратил колоссальные деньги. А чтобы заполучить Ведьмино болото, выложит любую сумму. Но Алевтина, дура набитая, все вздыхает о чистом воздухе, об идиотских воспоминаниях, о своем сынке-инвалиде, поэтому продавать не хочет.
– Тоже мне, Раневская выискалась! Свой вишневый сад сохраняет! – злобно воскликнула Екатерина Филипповна. – Она ведь со мной беседовала, мнения моего спрашивала. И я, натурально, посоветовала ей пока не продавать.
– Я, конечно, тоже, – вставил управляющий. – Потому как из Баранова, если дело вести, как надо, можно полмиллиона выжать, и даже целый миллион. Но не в наших интересах, чтобы такие деньжищи оказались в руках Алевтины.
– Миллион… – проговорила мечтательно Екатерина Филипповна. – Ваня, подумай только, целый миллион! Укатим тогда сразу на Лазурный Берег, в Ниццу. Купим там виллу или даже целый замок и будем жить спокойно вдали от этого противного Ведьминого болота…
Женя едва сдержала смешок. Старая дева явно себе льстила. Наверняка Усачев связался с ней, потому что видел возможность зацапать деньги. В то, что он пылал страстью к любовнице, не верилось. Какой же мерзавец этот Иван Степанович – обманывает не только свою ничего не подозревающую хозяйку, но и беспринципную подружку-сообщницу. Нет, мужчины все же гадкие создания!
– Только вначале надо сделать так, чтобы и имение, и Ведьмино болото оказались в наших руках, – заявил он.
– В моих руках, Ваня, в моих руках! – поправила Екатерина Филипповна. – И оттягивать больше никак нельзя. Однако снова травить стрихнином не следует. И так пришлось уламывать доктора, чтобы написал, будто брат мой скончался от естественных причин…
Стрихнин! Они отравили несчастного генерала Рыбоедова! Это объясняло его страшную кончину, судороги, которые терзали его тело.
– Да, ты права, Катя. Яд опять использовать нельзя. Я кое-что обмозговал и придумал. Вот, послушай…
