Виктор Пронин - Будет немножко больно (Женщина по средам)
— Я бы сам его застрелил, не думая!
— А в чем дело? Вот хороший пистолет, — полковник выдвинул небольшой ящик в стенке и тут же снова задвинул его. — Давай, передвигай затвор и вперед.
— Но ведь можно же по направлению пули определить, откуда она прилетела?
— Выйди на балкон. Оглянись. Ты увидишь сотни, тысячи окон! А коленка вдребезги! Нет направления пули. А машину взрывом тряхнуло так, что она стала поперек дороги... Как она стояла до взрыва? Небольшой поворот корпуса и мы получаем совсем другой дом, другой адрес. Надо идти иным путем... Кого обидели?
— Понятия не имею!
— Что, у вас так много пострадавших, что уж и не знаешь, на кого и подумать?
— Кто ж думал, что они такие обидчивые!
— Это самое глупое из всего, что ты сегодня произнес. Эта девочка, с которой вы позабавились... Она ведь нетронутая была? Я видел, там вся кровать в кровище... Смотреть страшно...
— Лучше бы уж посадили ребят, — Вадим, кажется, был совсем убит.
— Да, — согласился полковник. — Может быть, для них все обернулось бы и не столь безнадежно.
— А как мне быть?
— Я же сказал — бежать. Прятаться. Скрываться. Перейти на нелегальное положение. Передвигаться по жизни короткими перебежками. От окопа к окопу. От подвала к подвалу. Ползком, на карачках, на четвереньках... Как я понимаю, теперь вся твоя жизнь пойдет на четвереньках.
Вадим молча поднялся и вышел. Пашутин слышал, как сын прошел на кухню, как хлопнула дверца холодильника. Когда он, догадавшись в чем дело, бросился вдогонку, было уже поздно — Вадим допивал стакан только что открытой бутылки с водкой.
— Круто.
— Для храбрости, — усмехнулся Вадим.
— Водка храбрости не прибавляет, она гасит чувство опасности. И потом, ты рано начал... Храбрость понадобится тебе через неделю. В среду.
Полковник прошел в свою, самую маленькую комнату и закрыл за собой дверь. Ему нужно было сосредоточиться. Долгие годы оперативной работы, потом следовательской, служба в управлении сделали из него неплохого специалиста, настоящего профессионала. Он мог достаточно надежно просчитывать положения, предугадывать действия противника. Если после первого выстрела Пашутин пребывал в некоторой растерянности, то второй выстрел, сегодняшний, сразу всех поставил на свои места. Начался отстрел. И круглая дыра в заднем крыле опеля стала той последней точкой, которая подвела итог всем сомнениям полковника.
Сколько ни думал Пашутин, сколько ни окидывал мысленным взором всех своих соседей, которых почти не знал, которых знал получше, перед его глазами неизменно возникал седой старик, Иван Федорович Афонин. Последнее время старик явно сдал и допустить, что он затеял стрельбу в собственном дворе, Пашутин не мог. Слишком многое не стыковалось, слишком многое было просто невероятным. Да, он немного поигрался словами с сыном, но с единственной целью — заставить того поверить в серьезность положения. Пашутин прекрасно знал — следы все-таки остаются. И не только материальные следы, они остаются и в душе человека, их надо только суметь увидеть. Тот, кто дважды выстрелил в ближнего, не может остаться прежним, это уже другой человек. У него другая оценка и событий, и самого себя. Но чтобы в шестьдесят лет решиться на стрельбу... Для этого нужно достать человека. А если дело в девочке...
А сколько было в старике злости, страсти, презрения, когда он швырял деньги в лицо полковнику... Нет, его не назовешь угасшим, смирившимся... И что-то он дерзкое тогда сказал, — вспомнил Пашутин. — Что-то он тогда угрожающее произнес... Открыто, с вызовом. Это была его ошибка, он не должен был ни возвращать деньги, ни произносить тех гневных слов... Старик себя выдал, — подумал Пашутин. — Если это и не он, то все равно есть серьезный повод присмотреться к нему повнимательней.
И потом... Что значит выстрелить на таком расстоянии и с таким результатом? Что значит взорвать бензобак... Это боевое оружие, профессиональная работа, большие деньги...
Знал полковник секрет криминальной жизни — ни одно преступление невозможно совершить, не оставив финансовых следов. Именно деньги оставляют самые достоверные, убедительные следы совершённого злодейства. Кто-то вернул долг или потребовал возвращения, кто-то одолжил деньги, положил на книжку, снял с книжки, оформил купчую, продал или купил машину... В любом случае должен возникнуть пусть слабый, почти неуловимый, но резко отличающийся от всех прочих — запах денег. Это может и не дать доказательств, но путь укажет...
Грохот в большой комнате отвлек полковника, и он поспешил выйти. То, что он увидел, не столько удивило его, сколько опечалило — Вадим, сосредоточенно пыхтя, двигал часть стенки, чтобы загородить ею окно, выходящее на балкон. Он не видел стоящего в дверях отца и продолжал в одиночку толкать громоздкий шкаф.
Не сказав сыну ни слова, полковник вернулся в свою комнату и сел к столу. Ему предстояло наметить план завтрашних действий.
* * *На следующее утро, едва придя на службу, полковник Пашутин вызвал подчиненного и поручил навести несколько справок. И уже к обеду знал, что на сберегательной книжке Афонина Ивана Федоровича нет ничего, кроме тех денег, которые еще несколько лет назад можно было назвать деньгами — около семи тысяч рублей. По нынешним временам это стоимость бутылки водки, а раньше на них можно было купить новую машину.
Не оказалось денег и на счету у его детей, родителей Кати. Зарплата самой Кати и пенсия старика не позволяли им купить ничего кроме пищи. Но одна справка насторожила Пашутина — из нотариальной конторы сообщили, что две недели назад старик оформил продажу дачи. Полковник прекрасно знал, что дачи сейчас никто не продает, поскольку деньги ничего не стоят, а если уж кто решается на такой отчаянный шаг, то под давлением жестоких обстоятельств. Сумма в нотариальных документах была указана небольшая, но знал Пашутин и то, что истинную цену обычно не указывают, чтобы уменьшить налоги.
— Так, Иван Федорович, — проговорил он вслух. — Вот мы и начинаем знакомиться по-настоящему... Вряд ли ты стрелял лично, но в наше время не составляет никакого труда найти достаточно хорошего исполнителя... Он придет со своим инструментом и сделает все, что требуется.
Пашутин проработал в милиции всю жизнь и хорошо себе представлял, на что имеет право, чего не может делать ни при каких обстоятельствах, на какие нарушения может пойти с небольшим риском, на каких может сгореть быстро и навсегда. Он был нетороплив, сосредоточен, знал свое место. У него были большие возможности при условии, что пользоваться ими он будет нечасто, осторожно, помня о необходимости быть благодарным.
Дождавшись конца рабочего дня, он спустился на этаж ниже, зашел в кабинет, который был явно просторнее его собственного, да и обставлен с некоторой сдержанной роскошью — шторы, ковровая дорожка, напольные часы в углу с почти незаметным колебанием медного маятника. Полковник сел у приставного столика и почтительно дождался, пока хозяин кабинета закончит телефонный разговор.
— Слушаю тебя, Коля, — сказал тот, положив, наконец, трубку. — Говори.
— Нужны двое ребят... На полчаса.
— Что-то рисковое?
— Ничуть.
— И действительно на полчаса? — усмехнулся худой, лысый, с какой-то быстрой, неуловимой улыбкой хозяин кабинета. — И действительно двое? И действительно тебе?
— Да, — одним словом ответил на все вопросы Пашутин.
— Когда?
— Сейчас.
— Понятно... Конечно же, тебе нужны ребята грамотные, четкие, молчаливые?
— Разумеется.
— Они дороже, — предупредил собеседник.
— Я знаю.
— Хорошо. Через полчаса они зайдут к тебе. Час они будут в твоем распоряжении. Годится?
— Вполне.
— Желаю успеха, — улыбнулся лысый генерал и протянул сухую сильную ладонь.
Пашутин поднялся с суетливой поспешностью и этим обнаружил зависимость. Впрочем, вполне возможно, он сделал это сознательно, в знак благодарности.
Ровно через полчаса раздался стук в дверь, и в кабинет вошли двое ребят в гражданской одежде. Короткие волосы, широкие плечи, серые костюмы, невозмутимые лица выдавали профессионалов.
— Присаживайтесь, — сказал Пашутин, показав на стулья вдоль стены. — Предстоит небольшая работа. Сегодня, сейчас... Необходимо провести обыск в квартире. Квартира небольшая, стандартная, двухкомнатная.
— Хозяева будут возражать? — спросил один из парней.
— Вряд ли. Хозяин там — старик. Ему за шестьдесят. И девочка двадцати неполных лет.
— Что ищем? Наркотики, оружие, документы?
— Если все это найдете, возражать не буду. Но больше всего меня интересует оружие. Патроны... Гильзы... Это может быть винтовка с хорошим боем. Ну и вообще — все, что покажется странным. Я буду с вами. Поэтому в любой момент можем все обсудить, посоветоваться.
— Вы знакомы с этим пенсионером?
— Да.
