Саймон Тойн - Ключ
Однако по мере того как время шло и возникали другие древние цивилизации, последние также пожелали хранить накопленные знания, равно как изучать и переписывать ранее созданные труды. Но известная своей глубокой секретностью, не выдающая никаких тайн Цитадель отказалась предоставить доступ к своим хранилищам.
В ответ возникающие великие цивилизации построили собственные библиотеки; в первую очередь имеются в виду библиотека Ашшурбанипала, царская библиотека в Александрии и Пергамская библиотека[48] (см. отд. главы). Длительное время эти библиотеки разрастались и процветали, но с падением создавших их цивилизаций были либо разграблены и разрушены вражескими войсками, либо — по иронии судьбы — их фонды перекочевали в единственную библиотеку, оставшуюся неприкосновенной: великую библиотеку Руна».
Лив перевернула страницу и увидела гравюру восемнадцатого века, изображающую великую библиотеку Цитадели. На рисунке были запечатлены мрачные пещеры и темные подземные туннели, сплошь уставленные полками с книгами и табличками, а между сталагмитами расхаживали монахи с горящими свечами. Они изучали то, что никому другому не было позволено изучать. Под гравюрой приводилась цитата из сочинений некоего доктора Парнезиуса, оксфордского историка восемнадцатого века: «Если все дороги ведут в Рим, то все книги читаются в Руне».
«В наше время, когда музеи разбогатели и вступили в борьбу за обладание всевозможными раритетами, некоторые из них (например, музеи Гуггенхайма и Гетти[49]) создали свои собственные отделы древних рукописей. Это способствовало расцвету подпольной торговли древними текстами, и такие сокровища, как свитки Мертвого моря[50], смогли появиться и остаться в научном обращении, вместо того чтобы исчезнуть в подземельях горной крепости Руна. Такого рода открытия обогатили наши представления о далеком прошлом, однако многие древнейшие языки — в частности древнейшая форма клинописи — остаются нерасшифрованными, а написанные на них тексты по-прежнему хранят свои тайны. Единственный способ прочитать их состоит в том, чтобы отыскать ключ».
Лив пристально вгляделась в последнее слово. Случайное совпадение или же предзнаменование? Обычно она не очень верила ни в одно, ни в другое, но сейчас в ее положении не было ничего, что можно назвать «обычным». Она отвлеклась от этого и занялась привычным делом — стала исследовать собранный материал.
Вернувшись к указателю, Лив просмотрела слова на букву «К». Ссылок на слово «ключ» было несколько, и она открыла книгу там, где находилась основная из них.
«Самым известным в истории расшифровки древних языков „ключом“ стал Розеттский камень.[51] К тому времени, как в 1799 году его обнаружила сопровождавшая Наполеона научная экспедиция, умение читать египетские иероглифы было давно утрачено. Камень находился в храме, и высеченная на нем надпись явно предназначалась для того, чтобы ее мог прочитать всякий вошедший туда. Этот текст, выбитый около 196 г. до н. э., то есть в период широкого распространения письменности, был написан на трех наиболее развитых в то время языках: на древнегреческом языке, а также демотическим письмом и египетскими иероглифами. Сопоставление последних с хорошо известным греческим языком позволило проникнуть в смысл двух забытых форм египетской письменности.
С тех пор подобные „ключевые“ камни считаются у изучающих древние языки археологов чем-то вроде святого Грааля. Наиболее упорно они ищут так называемый Звездный камень, или „имаго аструм“ на латыни, упомянутый в истории царских династий Древнего Вавилона как ключ к пониманию всех знаний Древнего мира. Предполагается, что миф о Вавилонской башне отражает реальное событие утраты данного артефакта. С утратой же этого камня мы потеряли возможность понять древнейшие языки. Многие придерживаются мнения, что Звездный камень попал в обширное собрание Института древних рукописей в Руне, а по некоторым предположениям, именно он и является легендарной Священной тайной».
В подстрочном примечании имелась ссылка на иллюстрацию.
Лив перелистала страницы и увидела фото той самой разбитой таблички, на которой были начертаны те же символы, что и у нее на руке. Она снова всмотрелась в них, и после всего прочитанного их скрытый смысл показался ей более зловещим. Ей вдруг захотелось стереть с руки эти знаки, как будто благодаря этому она могла избавиться от заразившего ее безумия.
Лив отстегнула ремень безопасности, положила книгу на сиденье, а сама быстро прошла в туалет в передней части салона, на ходу потирая руку, словно начертанные на ней символы были заразными.
Дик с трудом вытянул ноги, крепко сдавленные жесткими подлокотниками. У него все кости заскрипели, когда он высвободился из мучительного заточения в дешевом кресле второго класса и медленно потянулся, чувствуя, как конечности не без труда занимают привычное положение. Он выпрямился во весь рост, задев макушкой потолок. Девушка, сидевшая далеко впереди, дошла до начала прохода и скрылась в маленьком туалете. Дик двинулся вперед, не дожидаясь, когда вспыхнет красный огонек «Занято».
В полете он размышлял о двух вещах. Во-первых, его интересовало, какую книгу читает девушка, во-вторых, он пытался прикинуть, нельзя ли безнаказанно убить ее прямо в самолете.
В аэропорту он получил сообщение, где говорилось: девушка представляет явную и непосредственную опасность, она подлежит решительной ликвидации. Дик обожал терминологию, похожую на военную: слова имели четкий и ясный смысл, в них не было и намека на уклончивость. Но — вот ирония! — они означали и то, что ему придется выжидать, чтобы выполнить поставленную задачу быстро и результативно. Поэтому пока Дику приходилось ограничиться тем, чтобы найти ответ на первый вопрос, не дававший ему покоя.
Он дошел до пустующего кресла и взглянул на книгу, раскрытую на странице с фотографиями. На одном фото девушка что-то подчеркнула, а на полях сделала запись. Дик задержался, приглядываясь к ее почерку. Изящный, мелкий — под стать ей самой. Он вытащил из кармана телефон и, убедившись, что сосед девушки спит, сфотографировал эту страницу. Запомнил он и название книги, приятно его удивившее. Снова потянулся всем телом: пусть полюбуются, если кто смотрит, — и, вернувшись к своему месту, снова сел, выгнув спину. Со стороны казалось, что он просто разминал ноги. Может быть, когда пробьет час, он сумеет схватить ее в тихом месте, и они успеют поговорить напоследок. Где-нибудь в и-зо-ли-ро-ван-ном уголке.
Такая редкость — встретить красивую девушку, которой слова нравятся не меньше, чем ему самому.
42
Аркадиан пешком шел в больницу Давлата Хастенеси, не переставая вспоминать отрывки своего разговора с Габриелем: «Для меня там уже была готова западня. Лив грозит опасность. Моей матери — тоже».
По радио он слышал о новых смертях в больнице и вспоминал теперь, как смотрела на него Катрина всего несколько часов назад, когда он положил ей на постель книгу. Она считала инспектора виновником ареста Габриеля — это читалось в ее взгляде, слышалось в ее молчании. Ему казалось, что женщина смягчится, когда узнает, что ее сын освобожден, хотя она не верила, что полиция сумеет защитить его. А ведь она была права. Поэтому инспектор и шел сейчас по улицам, заваленным обломками и полным растерянных людей, шел подобно кающемуся грешнику. Он хотел попасть в больницу — ему это было просто необходимо. Только так он сможет убедиться, что ни одна улика не осталась незамеченной, не была испорчена или по случайности утрачена. Следствие должно располагать всеми уликами.
Когда он оказался у цели, полиция уже успела отгородить своими рогатками участок улицы, прилегающий к больнице. Единственный оставленный на посту полицейский с трудом сдерживал на удивление большую толпу газетчиков и телевизионных операторов, успевших собраться здесь. Стало ясно, что даже землетрясение не смогло умерить их интерес к тому событию, которое все последние недели прочно занимало главное место в новостях. Аркадиан предъявил и снова спрятал в карман служебное удостоверение, кивком поздоровался с постовым. Тот узнал инспектора и посторонился, пропуская его.
В середине огороженного участка на тротуаре поставили большую квадратную палатку. Внутри она была ярко освещена, лампы работали от переносного генератора. Когда Аркадиан приблизился, откинулась боковая стенка палатки, и наружу вышел один из криминалистов, одетый в одноразовый комбинезон. Это оказался Булут Гюль, старший эксперт криминалистической бригады — один из немногих сотрудников управления, которым Аркадиан безоговорочно доверял.
