Уэнди Уокер - Я все помню
К процессу восстановления памяти Дженни мы приступили вскоре после ее знакомства с Шоном. Он рассказал ей о своих скромных успехах и о вере в то, что впоследствии сможет вспомнить больше. Дженни на наши сеансы возлагала большие надежды, хотя я и постарался в известной степени умерить ее ожидания. Потому что понятия не имел, что мы обнаружим.
Как бы там ни было, мы потихоньку двинулись вперед. Для начала сосредоточились на нашем плане и на сборе информации из всех доступных источников. Ее друзья. Ребята с вечеринки, которые видели и говорили с ней. Парочка, нашедшая ее в лесу. И, конечно же, отчет судебных медиков. Мы обсудили, как вместе вновь переживем тот вечер, начиная с моментов, которые она помнила. Поговорим с парнем, в доме которого проходила вечеринка, составим список композиций и включим музыку. Я хотел, чтобы она вдыхала запах напитков, которые в тот вечер потребляла, поэтому мы обзаведемся надлежащими ингредиентами. В каждом из них, как мы знали, присутствовала водка. Дженни принесет дезодорант, которым пользовалась в тот вечер, косметику и даже одежду. Затем мы по очереди пройдем по всем этапам. От вечеринки до лужайки. От лужайки до леса. А потом – самое трудное, каждый момент нападения. Отчет изобиловал подробностями. К тому же были еще окровавленный след и одежда.
Я знаю, мои слова звучат отвратительно. Но это надо преодолеть. В случае с Дженни процесс ничем не отличается от того, чем мы занимались с Шоном. И от поиска ключей от машины.
Дженни боялась, но рвалась вперед. Ее родители были напуганы. Но в тот день, когда к девушке вернулось первое воспоминание, все увидели, что я был прав.
Глава шестнадцатая
Вот как складывался тот день.
Утром позвонил детектив Парсонс. Крузу Демарко наконец назначили государственного адвоката и предъявили обвинение. Залог установили в сумме пятидесяти тысяч долларов, и Демарко пытался найти либо деньги, либо поручителя. Самому ему в виде финансового обеспечения предложить было нечего, а мать с ним порвала. Два ареста за два года. У нее больше не было сил вытаскивать его из дерьма. Очень ранимая личность. Конечно же, о воспитании сына нужно было думать раньше, двадцать лет назад, когда она вкалывала себе героин на глазах у семилетнего ребенка.
С момента моего возвращения из Сомерса прошло двое суток. Мы с женой сходили к адвокату Брандино и предварительно заплатили пять тысяч долларов гонорара в обмен за обещание поговорить с Джейсоном и присутствовать на каждом полицейском допросе. Законник сказал, что проинструктирует парня, объяснит, что говорить и чего не говорить, а также остановит его, если во время разговора со стражами порядка тот пересечет какую-нибудь запретную грань. Кроме Джейсона, Брандино также представлял интересы двух других ребят, присутствовавших на той вечеринке, поэтому нам пришлось подписать отказ от претензий в случае возникновения конфликта интересов. Одного из этих парней уже допрашивали. Полицейские искали подтверждения того, что Демарко тем вечером действительно там был, не более того. Мне стало легче. Это меня очень обнадежило.
За эти два дня обнаружилось и кое-что еще. Мальчишку, который незадолго до ареста покупал у Демарко наркотики (если вы помните, его звали Джон Винсент), пригласили на допрос. Парсонс надавил на него, и парень показал, что видел Круза в тот вечер, когда произошло изнасилование. Добившись от него признаний, детектив вновь занялся Демарко.
У Круза есть своя история, и он не против рассказать ее в мельчайших подробностях. После того как Винсент сдал его, сообщив, что видел Демарко в тот вечер, наркодилер признал, что действительно там был. Сказал, что его пригласил один старшеклассник, с которым они познакомились в клубе в Нью-Хейвене. Утверждал, что приехал «потусить». В торговле наркотиками не признался, но намеками предложил «договориться», пообещав сдать нескольких богатеньких маменькиных сынков из Фейрвью. Я не сказал ему, что мы копаем в другом направлении. Не сказал, что его арестовали по делу об изнасиловании. А этот идиот, государственный защитник, сложил все фрагменты в целое, только когда уже было поздно.
В разговоре с Демарко Парсонс хитрил. Говорил, что ему нужно проверить, действительно ли Круз был там в тот вечер, чтобы прижать Винсента. Чуть ли не предлагал ему сделку в обмен на признания. Просил описать вечеринку, спрашивал, где он припарковался, что видел и слышал. Объяснил, что полиция должна убедиться, что он не врет, утверждая, что тем вечером туда приезжал.
Он взглянул на защитника, тот в ответ кивнул. Конечно, двигай вперед и копай яму еще глубже. Вот идиот. Мне плевать, сколько стоит нанять достойного адвоката. Впрочем, я вам этого не говорил.
Демарко описал нескольких ребят, которые без конца шастали из дома и в дом. Не забыл упомянуть и о парочке, уединившейся в «Сабербане», чтобы заняться сексом, что вполне согласовалось со словами Тедди Дункана. А потом добавил, что видел подростка, который прошел мимо его машины и скрылся в лесу.
Да, он так говорит, и я даже не знаю что думать, мать его! Неужели это правда? У меня голова идет кругом. Он что, нас разыгрывает? Если бы Демарко действительно изнасиловал Дженни, то ни за что не признался бы, что был там, но всего лишь продавал наркотики. Ни за что. Тогда я подумал, что он действительно явился, чтобы продать немного дури, а изнасилование совершил парень, которого он видел. А потом в голову пришла мысль: а что, если он сознательно подсовывает нам эту версию? Что, если рассказ о каком-то парне, скрывшемся в лесу, чистой воды выдумка? Он ведь знает, что некоторые ребята его опознают, знает об изнасиловании и, может, даже повинен в нем, так почему бы не попытаться вывернуться? Может быть, государственный защитник – большой благодетель человечества, закончивший Йельский университет и способный нас перехитрить. Мать его растак, этого придурка.
Демарко сказал Парсонсу, что на том подростке была синяя толстовка с капюшоном и изображением красной птицы. Он не смог вспомнить, какая конкретно птица была нарисована и присутствовала ли надпись. Короткие, светло-каштановые волосы, средний рост, среднее, но спортивное телосложение. Под это описание подходили половина юношей из средней школы Фейрвью.
Понятия не имею, что со всем этим делать. Я ничего не сказал Крамерам, но вы прекрасно знаете, что предпримет Том, когда обо всем узнает.
– Захочет спросить Дженни.
Да. Как и я.
Я сказал Парсонсу, что могу попытаться спросить об этом Дженни так, чтобы не навредить нашей работе. Хотя если честно, то понятия не имел, как это сделать. Начав одновременно заниматься и с Шоном, и с Дженни, я погрузился в процесс восстановления памяти. Тем временем каждую неделю поступала свежая информация. Одно сообщение внушало тревогу. Некий нейробиолог из Нью-Йорка писал, что ему удалось реконсолидировать ложную память, просто сообщив подробности, искусно переплетавшиеся с обрывками реальности. Пациентам говорили, что их в раннем детстве потеряли в торговом центре, хотя в действительности такого никогда не было. Этот торговый центр они знали хорошо, а рассказ содержал специфические детали, к примеру, как мать орала на служащего, во что они были одеты, что ели на обед. Все эти детали были позаимствованы из их подлинных историй. А добавлена лишь одна, последняя – что их потеряли. Их мозг вплетал этот фрагмент в подлинные воспоминания о том, как пациенты ходили в торговый центр, и вот он, результат: они обретали реконсолидированную ложную память, не в состоянии отличить вымысел от реальности. Некоторые из них даже плакали, «вспоминая» свой страх в тот момент, когда не могли найти мать.
Реконсолидировать память так, чтобы ослабить эмоциональную связь, – это одно. Я не вижу в этом ничего плохого, только хорошее. Но подмена фактов – совсем другое дело.
Вы вполне можете представить себе весь подтекст моей работы.
С Дженни я встретился в тот же день, но чуть позже. Как обычно, мы начали сеанс, поговорили о ее новых ощущениях, о душевном состоянии и общем настроении. Я всегда стараюсь убедиться, что она не погрузилась вновь во мрак, порождающий мысли о самоубийстве. А заодно – что не пользуется никакими препаратами, кроме тех, которые я назначил для снятия тревоги. Позже в ходе сеанса я стал спрашивать и о Шоне, потому что их отношения, развиваясь, оказывали на Дженни огромное влияние. А еще потому, что этот вопрос стал беспокоить ее родителей. Потом мы сделали довольно большой перерыв, после чего Дженни подтвердила, что готова приступить к работе по восстановлению памяти. Она неизменно делает это с явным энтузиазмом. Я видел, как у нее поднялось настроение, когда она вытащила из сумки записи, которыми мы пользовались, чтобы вернуться в ту страшную ночь.
– С чего ты хотела бы начать сегодня? – спросил я ее.
