Урс Маннхарт - Рысь
– И все-таки мы попробуем, – возразил Геллерт, наблюдая, как бабочка робко высунула хоботок, так и не опуская его в жидкость.
– Ну-ну, – отозвался Скафиди. – Если б мне приходилось есть таким непонятным хоботом, я бы уже давно был в Красной книге.
Вооружившись листом бумаги, Геллерт перенес бабочку на подоконник, чтобы никто не вздумал на нее сесть.
– У нас новое домашнее животное, – смеясь, сказал Геллерт, когда Лен чуть позже вернулся с пеленгации.
– Ученые называют его бабочкой-подоконницей, – съязвил Скафиди. – В Швейцарии он под угрозой вымирания: здесь всюду пылесосы суют.
Лен стащил тяжелые ботинки, снял рюкзак и пошел к подоконнику взглянуть на диковинку.
– Это не шутка: вид занесен в Красную книгу, – пояснил вновь склонившийся над фолиантом Геллерт.
– Крылья выглядят так, словно их отутюжили, – рассудил Лен, не представляя, как бабочка станет жить в гостиной. Лишь уловив неподдельную заботу Геллерта, он вспомнил, что живет с пометанными на своей работе зоологами. Этот случай показался ему весьма абсурдным, хотя и трогательным.
– Представь себе, что ты, как бабочка, можешь обонять ногами, – сказал Геллерт.
– Ну, у моих ног не самый приятный запах, – отозвался Лен. – Кстати, о запахах. Я кое-что принес.
Лен достал из рюкзака черный пластиковый мешочек.
– Мой второй рысий кал, – не без гордости осклабился он. – От Балу, Блуждающего Яичка.
Геллерт взял мешочек и проверил, пахнет ли содержимое рысьим дерьмом. Лен рассказал, где нашел испражнения, заполнил соответствующий бланк и положил помеченный этикеткой мешочек в морозилку.Ник Штальдер в рекордное время преодолел расстояние от Блуменштайна до Вайсенбаха и обратно, и теперь вошел в лес, где недавно видел Зико. На этот раз в рюкзаке у него были медикаменты, в одной руке – антенна, в другой – духовая трубка. Когда он пришел к водопаду, Зико по-прежнему был там. Теперь он, правда, улегся. Осторожное приближение Штальдера Зико заметил с явным опозданием. Когда он поднялся, чтобы спрятаться от человека, Штальдер уже поднес трубку ко рту. Дротик со снотворным угодил самцу в бедро.
Штальдер тихо порадовался меткому выстрелу. Зико зашипел, неловко забегал, потом оступился, упал и остался лежать.
Штальдер обследовал Зико прямо на месте. Тот весил двадцать один килограмм, зад был испачкан в гное. Надев резиновую перчатку, Штальдер попытался раскрыть анус. Мускулы были сжаты, и пробраться пальцем в задний проход не представлялось возможным. Потеря веса, отсутствие поблизости кала, отсутствие задранной жертвы говорили о том, что Зико страдал непроходимостью кишечника и не мог ни есть, ни испражняться. У воды же он сидел, чтобы иметь возможность пить.
Штальдер озабоченно вздохнул, стянул перчатку, наполнил шприц антибиотиком. Больше он для Зико ничего сделать не мог. Вторым уколом он ввел ему средство, позволяющее быстрее и спокойнее очнуться после снотворного. Потом быстро покинул лес.Геллерт хотел было удивить Штальдера спасенной бабочкой, но на лице у коллеги явно читалось, что ему сейчас не до этого.
– Не знаю, можем ли мы еще чем-нибудь помочь, – вскользь и ни на кого не глядя, бросил Штальдер. – У Зико просто каменная задница.
На следующий день Штальдер запеленговал Зико на том же месте и еще издали увидел его – тот лежал под откосом, отвернув голову от Штальдера. Даже когда Штальдер подошел совсем близко, Зико не пошевелился. Он был мертв.18
Закатные цвета раскрашивали небо, четче проступал месяц, над Лауэнентальской долиной задувал ледяной ветер. Было уже поздновато, чтобы пеленговать еще одну рысь, Юлиус Лен это понимал. Обе рыси, распределенные ему за завтраком, были уже найдены. Мену он локализовал в Турбахтальской долине: она, похоже, куда-то двигалась, сигналы поступали нечеткие, их хватило лишь для двухточечной пеленгации. Зато постоянными были сигналы Неро, обитавшего в Гштайге – тут Лену удалась добротная трехточечная пеленгация.
Так что работа была сделана. Но что-то по-прежнему тяготило Лена. Чувствуя беспокойство, он хотел оставаться на природе в полном одиночестве – во всяком случае, не хотел возвращаться к людям.
Лен включил третью передачу, ближайшие повороты он знал как свои пять пальцев. В Лауэнене он припарковался у «Тунгельхорна», вышел и достал антенну. За исключением шума Мюлибаха ничего слышно не было. Лен откорректировал частоту и уже хотел убирать антенну, когда услышал слабый сигнал. Где-то в этой долине обитала Рая.
Автобус линии «Гштад – Лауэнен» приехал на площадку со стороны Сельскохозяйственного товарищества. Лен бросил антенну за сиденья и, сев в машину, заметил, как шофер помахал ему рукой в благодарность за то, что он освобождает место. Лен тоже поднял руку в знак приветствия и тронулся к Лауэненскому озеру, наблюдая в зеркало заднего вида, как автобус занял при развороте весь пятачок.
Лену захотелось быстро определить местонахождение Раи, чтобы, если позволит местность, запеленговать ее до наступления темноты. Припарковавшись неподалеку от фермерского дома в Нижнем Луимосе, он приступил к пеленгации. Сигналы были нечеткими. За Лауэненским озером, отливавшим зеленым в лучах закатного солнца, он вообще ничего не улавливал. Лен уже подумывал прекратить поиски и выпить что-нибудь у Райнера Вакернагеля. Однако близкое присутствие Раи лишало его спокойствия. Он вернулся в центр деревни, свернул на развилке у автомастерской Ойгена Хехлера и его неисправных машин и стал подниматься на Хундсрюгг. С каждым поворотом сигнал становился все сильнее.
Он припарковался неподалеку от двора, на котором рядом с хлевом стояло три жижеразбрасывателя. И лишь там уловил сигнал, позволивший снизить чувствительность приемника. Тем самым ему удалось установить, что Рая находится в Шёнебодемедере, ответвлении Лауэнентальской долины, у подножия Ротхорна. Этой местности Лен не знал. Вскоре он доехал до калитки, в которую нельзя было протиснуться на машине. Солнце уже клонилось к вершине Виспилеграта, времени почти не оставалось. Лен решил идти дальше пешком, прихватив с собой только приемник, антенну и бинокль.
На окрестных лугах еще лежали снежные покровы, а вскоре снежная корка, трескающаяся под горными ботинками, покрыла и тропинку. Лен дошел до места, с которого открывался обзор на всю долину. Сигналы по-прежнему шли с перебоями.
Чуть позже он добрался до лесной опушки. Без фонарика и карты входить в этот лес как-то не хотелось. К тому же, скоро похолодает, а куртка осталась в машине. В нерешительности Лен остановился и прислушался к сигналам.
– Здравствуйте, – раздалось у него за спиной.
Лен вздрогнул и обернулся. К нему подходил сухопарый мужчина лет сорока пяти в бежево-коричневом клетчатом берете, сжимавший в руках длинную подзорную трубу и смотревший на него как на давнего знакомого. Он – фермер и интересуется рысями, представился подошедший, когда до Лена оставалось всего несколько шагов. Пристально взглянув Лену в глаза, он махнул рукой в сторону антенны. Увидев эту штуковину, он решил, что ему надо хоть раз в жизни поучаствовать в пеленгации рыси.
Встреча эта была неприятной и неуместной, и больше всего Лену хотелось избавиться от навязчивого спутника.
– А что это у вас за подзорная труба такая? – поинтересовался Лен, в свою очередь рассмотрев собеседника.
Тот сдвинул берет повыше, откашлялся и промямлил:
– Я не только фермер, но еще и орнитолог.
После чего обеими руками протянул Лену трубу словно предлагая ее на продажу.
– Весьма интересная местность, жаль только, что у меня не хватает на нее времени.
– А какие в Лауэнене водятся птицы?
На самом деле, Лену было глубоко безразлично, что за птицы летали в окрестностях и как они выглядели в подзорную трубу. Ему вовсе не хотелось продолжать этот разговор.
– Альпийские галки и канюки. Ничего особенного. В общем, все то же, что и по всему региону. В основном же, галки и канюки.
Повисла пауза. Лен ждал от собеседника более подробных описаний.
– А бабочками орнитологи занимаются? – поинтересовался Лен, когда пауза слишком затянулась.
– Не все. Хотя я занимался. Но я… а почему вы спрашиваете?
– У нас живет одна в доме. Северная болория, кажется. Ее покалечило. Она больше не летает. Подумал, вдруг вы что-нибудь о них знаете. Говорят, она редкая.
– По бабочкам я, увы, не специалист.
– А чем вы занимаетесь?
– Миграцией галок, – послышалось в ответ. – Как они мигрируют, как ловят высотные ветра, насколько чувствительны к переменам погоды, чем кормятся.
В подошедшем мужчине было нечто странное, забавное. Лену нравилось, что тот говорил не на местном диалекте, а похоже, приехал откуда-то из Миттельланда [14] .
Когда Лен снова взглянул на подзорную трубу, один конец которой был похож на ружейное дуло, ему вспомнилась охотничья дробь, найденная в трупе Зико, несмотря на то, что он умер естественной смертью. Вспомнилась отравленная Рена, отрубленные лапы и мысль о том, что, если все так продолжится, летом рысей можно будет по пальцам пересчитать. Недоверие стало первым долгом. При этом Лен не мог не признаться себе, что испытывает к этому человеку симпатию. Быть может, тот был всего-навсего жалким орнитологом-любителем, по баснословным ценам приобретавшим большие подзорные трубы, чтобы наблюдать за всякими малоинтересными тварями. Как бы там ни было, Лен понял, что собеседник не относится к числу оберландских дуболомов и что ему было бы даже любопытно пройтись с ним некоторое время. Пеленгование, так или иначе, скоро придется прекратить, к Рае он близко подходить не станет, поэтому, преодолев недоверие и первоначальную неприязнь, Лен смирился и согласился взять с собой человека в берете и с подзорной трубой, когда тот наконец попросил об этом.
