Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ

   Все в порядке. Мне очень нужно было сесть в троллейбус и ехать. Как миллионам граждан Украины. Нас вообще пятьдесят два миллиона. Было. При последней переписи. Некоторые, наверное, уже выбыли. Вот Зимний. Например.

   Троллейбус, дернувшись, поехал, а я так и не взглянул на остановку. Пусть он просто исчезнет. Просто исчезнет.

   – Билеты покупаем! – потребовала кондукторша.

   Я нашарил в кармане мелочь, отсчитал три гривенника, взял билет. Дыхание понемногу выровнялось. И я почти успокоился. Почти. Этот гад в кожаной куртке, стоял нескольких метрах от меня. И особо не прятался. Просто смотрел в окно.

   Сергей Алексеев мог только кивать головой. Эта единственное, что ему было разрешено головой делать. Думать ему было накрепко запрещено.

   – Таким образом, – скучным голосом произнес сидевший за столом украинский контрразведчик с очень редкой фамилией Петров, – мы можем констатировать, что на сегодняшний дент не имеем ни каких возможностей выйти на убийц как майора Бойко, так и гражданина Горяинова Д. А.

   Алексееву показалось, что фразу эту Петров произнес с каким-то странным удовлетворением. Но промолчал.

   – Ну? – спросил Петров.

   – Что «ну»?

   – Это и будем сообщать начальству?

   – Не знаю, – чистосердечно произнес Алексеев. – Я тут просто наблюдатель. Этот, сторонний.

   – Ага, – кивнул Петров. – Значит, будем проталкивать версию о том, что российская разведка убрала нашего контрразведчика в момент задержания своего агента, а потом устранила и самого агента, гражданина Украины.

   – Будем проталкивать, – согласился Алексеев.

   – И что?

   – А что?

   – А как-же международный скандал?

   – Мне эти ваши международные дела – вот где сидят, – Алексеев постучал ребром ладони себя по горлу. – У меня дома жена молодая. А я ее с самой свадьбы не видел!

   – Да, это тяжело. Жизнь вообще тяжелая штука. Вот, например, я – не женат. И все равно тяжело.

   Алексеев промолчал.

   – Серега, ты не злись. Мы сейчас вот бумагу подпишем, передадим ее начальству, начальство, как положено, надает мне по голове и прикажет искать еще. Или не прикажет, – Петров пошевелил в воздухе пальцами правой руки, – у меня вообще очень затейливое начальство. Между прочим, по всем канонам, оно могло бы сейчас отдать приказ, и пара-тройка ваших парней отправится на тот свет. Чтобы другим неповадно было наших контрразведчиков стрелять.

   – А я поеду домой, – мечтательно протянул Алексеев.

   – Экий ты, право! – Петров сморщил нос так, будто учуял какой-то неприятный запах. – А где же горение на работе?

   – У меня другая работа. Мне нужно ваших шпионов у нас ловить, а не по всяким независимым государствам просиживать.

   – И опять ты прав, – согласился Петров, – ты постоянно прав. Что значит, иметь на первом плане вековые ценности: родина, семья, контрразведка. Молодец. Только, брат, ни хрена у нас с тобой не получится. Мне приказано обратиться к тебе неофициально с предложением от моего начальства. Не возражаешь?

   – Валяй.

   – Мое изощренное до извращения начальство, предложило провести следующий обмен – мы перестаем цеплять на вас это убийство, тем более, что оно явно на вас не цепляется, а вы предоставляете нам возможность проведения небольшой операции на вашей территории. В присутствии ваших наблюдателей. Ясно изложил?

   – Само собой, – сказал Алексеев, – и что самое главное – доступно. Я позвоню, узнаю.

   – Позвони. Если не ошибаюсь, с тобой на связи мой старый приятель – поклон ему от меня.

   На конспиративной квартире пахло разогретым сливочным маслом. Виктор Николаевич колдовал возле печки, а Игорь Петрович сидел на табурете и явным неодобрением наблюдал за его действиями.

   – Квартиру придется скоро менять, – сказал Игорь Петрович. – Мы здесь слишком часто бываем.

   – Возможно. Но только после того, как закончится «Армагеддон». Тебе глазунью или размешать?

   – Глазунью с закрытыми глазками.

   – Это как? – поинтересовался Виктор Николаевич.

   – Вначале жаришь как глазунью, потом прикрываешь сковороду крышкой. Жарить до тех пор, пока желтки не покроются белой пленкой, такие вещи нужно знать.

   – Я знаю, хотел только убедиться, что ты действительно ничего не понимаешь в еде. Желток не должен быть твердым, он должен только чуть загустеть и потом тянуться за кусочком хлеба, когда ты будешь его вымакивать!

   – В недожаренном яйце сидит сальмонелла.

   – Еще слово и и вообще останешься без обеда, – пригрозил Виктор Николаевич, разбивая очередное яйцо о край сковороды.

   – Не станешь же ты набивать рот в присутствии голодного человека?

   – Подачки унижают. Еду нужно заработать. И главный талант руководителя вовсе не в том, чтобы накормить народ, а в том, чтобы дать ему возможность самому себя накормить. Так что – достань хлеб, сыр, огурчики и все это аккуратно порежь.

   – Резать мы не специалисты, – предупредил Игорь Петрович, – мы все больше находить и хватать.

   – Давай-давай, хвататель, работай.

   – Слушай, Витя, давай, если нас за некомпетентность выпрут на пенсию, организуем кафе. Назовем его как-нибудь этак… Генеральское. И будем работать в мундирах. Ты на кухне, при звездах, лампасах и орденах… А я…

   – А ты в качестве швейцара на входе. Вот где пригодится твой хватательный рефлекс. Только все это напрасно… – Виктор Николаевич переложил яичницу на тарелку, подвинул ее Игорю Петровичу. – Лопай.

   – А почему напрасно? – поинтересовался тот, продолжая аккуратно нарезать сыр.

   – Во-первых, кто решится принять из наших рук хоть кусок хлеба?

   – Я. Совершенно безбоязненно.

   – Врешь. Ты вон и яичницу рассматриваешь подозрительно. Не так глазки закрылись?

   – Вот тут я тебе доверяю полностью, что-что, а глазки вы умеете закрывать профессионально, – засмеялся Игорь Петрович.

   – Двусмысленностями говоришь, Игорек. Я профессионально убиваю, или профессионально могу не обращать внимания на некоторые вещи?

   – И то, и другое. Ты, кстати, не сказал, что во вторых.

   – Во-вторых… А, да, во-вторых. Если мы проявим себя как некомпетентные люди, то, боюсь, пенсией мы не отделаемся. А гражданам этой страны будет вовсе не до кафе, даже до кафе с лампасами. И, кстати, о хватательных рефлексах. Мы с тобой были правы, наши украинские коллеги действительно решили брать своих граждан на нашей территории. Особо указывают на четырех жителей Ивано-Франковской области, которые завтра утром будут пересекать российско-украинскую границу в районе Белгорода. Все четверо едут из Надыма, где занимались ремонтом скважин.

   – В районе Белгорода? Странный маршрут. Из Чечни… Проще было на самолете до Киева, а потом…

   – Можно, но они предпочли Белгород. Билеты у них дог Города.

   – Все равно удачно, у нас как раз группа в Белгородской области, работает по поставкам оружия.

   – Очень удачно, – со странным выражением произнес Виктор Николаевич.

   – А мы не становимся параноиками?

   – Параноиками быть нам по должности положено. Ивано-франковцами займется как раз Михаил. Он же примет участие в допросах. Он, кстати, сообщил информацию об оружии, которое мы изъяли давече. Ну, ты помнишь…

   – Естественно.

   – Очень правильное слово в данном случае. Естественно. Проследив получателя нашего оружия, Михаил наткнулся на еще одну партию, практически аналогичную перехваченной. С одним очень важным отличием.

   – Не томи, каким?

   – Партия должна была отправляться из Украины в Россию. И, между прочим, и российский торговец, и торговец украинский, дают совершенно одинаковое описание заказчика.

   – То есть, выходит, что кто-то за свои деньги, в качестве развлечения, устраивал переправу оружия с одного места в другое?

   – Совершенно точно, причем, неоправданно повышая уровень риска. Словно… – Виктор Николаевич не договорил.

   – Словно он хотел, чтобы его перехватили. И тогда выходит, что утечка информации…

   – Утечка информации, выходит, тоже организована. Или нам придется предположить, что кому-то очень важно, чтобы на территории России был склад украинского вооружения и, соответственно, наоборот.

   – Что говорят украинцы?

   – Они ничего не говорят. Они сейчас дохнуть боятся, чтобы не вспугнуть избирателей. Выборы у них, понимаешь, выборы! Они сейчас так осторожны, будто по яйцам ходят.

   – По чьим?