Лорен Бьюкес - Зоосити
Вуйо опаздывает. Я проверяю электронную почту в телефоне и подслушиваю болтовню актеров за соседним столиком. Они очень пылко и, очевидно, весело ссорятся — в духе диалогов Дэвида Мэмета[25] и Атола Фугарда.[26] А может, репетируют современную пьесу?
Моя Элория получила еще 312 ответов, в том числе один от французского журналиста, который хочет написать о ней статью. Журналист выразил желание прилететь в ДРК и лично познакомиться с девочкой. Вуйо наверняка раскрутит его на деньги: бедняга заплатит за то, чтобы несуществующей Элории дали статус беженца. А может, он даже создаст фонд помощи, чтобы эвакуировать Элорию. Я молча стираю все полученные письма.
И снова натыкаюсь на странное послание, которое выбивается из общего ряда. Как и в первый раз, адреса отправителя нет… Может, в самом деле пора установить брандмауэр?
«Ты обещал любить меня со всеми изъянами и недостатками».
Я копирую послание в «Ворд», в тот же файл, где сохранила первое, и вздрагиваю, заметив, что напротив меня сидит Вуйо.
— Чем так увлеклась? — спрашивает он, не извинившись за опоздание.
— Сортирую почту, — отвечаю я.
Вуйо заказывает себе черный кофе-американо и ждет, пока отойдет официантка. Затем сразу приступает к делу.
— Неизвестно, кто держит у себя объект, который ты разыскиваешь. Но такой объект было бы трудно не заметить. Ее почти невозможно спрятать. Надо быть полным идиотом…
— В беду попадают даже знаменитости.
— Да, но ведь и об осторожности тоже забывать нельзя! Интересующее тебя лицо застраховано на крупную сумму. Полис оплачен компанией «Моджа Рекордз». Полтора.
— Чего? Миллиона?
— Да. За каждую половину. Они застрахованы вместе, парой.
— Так положено — они ведь близнецы. Удалось влезть в ее аккаунт в «Миксите»?
— Извини, не получилось.
— Хреновые у вас хакеры. Раз даже такого пустяка не могут…
— Хакеры — это спамеры из стран Восточного блока. Наш Синдикат привык полагаться на старые добрые африканские традиции, которым нас научили еще при колониальном режиме.
— Подкуп и коррупция?
— В наших условиях они гораздо действеннее.
— А ее телефон?
— Все сделано. Мой знакомый в «Водафоне» все для меня проверил за небольшое вознаграждение. Начиная с воскресенья, тринадцатого, два часа тридцать шесть минут, за данным телефоном не зафиксировано ни входящих, ни исходящих звонков.
— Ты записал, какой номер был набран последним?
— Предупреждаю, номер обойдется тебе в дополнительную сумму. К счастью, я заранее предвидел, что ты захочешь его узнать. — Вуйо протягивает мне клочок бумаги, сложенный пополам. — И еще одно, — говорит он, прежде чем отдать мне записку. — Ты должна встретиться с одним моим знакомым в квартале знахарей «Маи-Маи». Его зовут Думисани Ндебеле. Он сангома. Возможно, он сумеет помочь тебе с остальными вопросами.
— За него мне тоже придется доплачивать?
— Разверни бумажку!
Я разворачиваю записку и вижу одиннадцатизначный мобильный номер. Под ним от руки неразборчиво нацарапаны какие-то слова. Мне не сразу удается разобрать: «Хани — формат роскошный жилой комплекс» и «Подыгрывай».
— Какого… — начинаю я, но Вуйо уже встает и с широкой улыбкой идет навстречу потному японскому чиновнику с портфелем. Портфель пристегнут к его запястью наручником. Его сопровождает официантка.
— А, мистер Тагава! — говорит Вуйо, излучая дружелюбие. — Надеюсь, вы не очень устали после долгого перелета? Познакомьтесь с моим компаньоном. Лебо Хани — дочь известного коммунистического лидера. Нет-нет, не волнуйтесь, она сама на сто процентов сторонница капитализма! И не обращайте внимания на животное…
— Нет, ты — правда нечто! — В голосе Джо на том конце линии я улавливаю и восхищение, и досаду.
— И тебе привет.
— Итак, мне только что позвонили.
— Угу.
— Некая доктор Вероника Ауэрбах. Интересовалась сотрудницей журнала «Мах». Она подтвердила, что собирается помочь тебе с несколькими интервью — если, конечно, ты в самом деле работаешь на нас. Мне кажется, она не очень-то тебе поверила. И даже что-то подозревает.
— Ага… Я ведь привыкла писать о другом. Светская хроника, секс, наркотики, кругосветные путешествия…
— Я бы не возражал. Более того, от тебя я бы ничего другого не ждал, — говорит Джо. Его язвительность вполне оправданна. В конце концов, кто, как не я, когда-то украла его кредитную карту и сняла со счета восемь тысяч, а свалила на уборщицу?
— Правда, разговаривала она не со мной, а с Монти, главным редактором. А уж потом он задал мне жару… В общем, поздравляю!
— Я получила работу?
— Я из-за тебя сам чуть не вылетел! Поздравляю. Короче, к двадцать третьему апреля сдаешь статью на тысячу шестьсот слов! И пожалуйста, побольше грязи. Какой-нибудь сексуальный скандал, например.
— Сексуальные скандалы — это по мне.
— И скандальный секс, если я правильно помню… Кстати, что делает Ленивец, когда ты занимаешься сексом?
— Хочешь, чтобы он тебя еще куда-нибудь укусил?
— Извращенка, — говорит Джо. Я понимаю, что он до сих пор на меня злится. — Может, когда-нибудь ты мне и покажешь. Пока, милая. Мне пора.
— Да, мне тоже, — говорю я, плавно посылая «капри» в поворот на Андерсон-стрит и въезжая на стоянку перед «Маи-Маи».
Рынок знахарей и целителей «Маи-Маи» не так популярен, как «Фарадей», рядом с которым есть удобная стоянка такси. Снаружи крытый рынок напоминает дешевый аттракцион для туристов: стены цвета грязи, на тротуаре у главного входа прямо на земле сушатся целебные травы. Под соломенным навесом на костре висит горшок, в котором что-то помешивает сидящий на корточках мужчина. Из горшка валит едкий, вонючий дым. Из туалета выходит немецкий турист с расстегнутой ширинкой; он что-то спрашивает у парня, который делает сандалии из старых автопокрышек.
Яркое, полупрозрачное небо, словно подсвеченное снизу, предупреждает о том, что надвигается гроза. Стало трудно дышать. Горизонт заволокли тучи; они как будто давят на город. Мама, помнится, требовала, чтобы во время грозы мы завешивали зеркала. Она считала, что зеркала притягивают молнии. Едва заметив на небе облачко, она начинала носиться по всему дому с полотенцами и простынями. Отец ужасно злился.
— Суеверная чушь! — ворчал он, ненадолго отрываясь от своих книг по кинематографике. — Суеверия не дают нашему континенту двигаться вперед! — Он всегда очень переживал из-за отсталости современной Африки.
Молния ни разу не попала в дом. Но никакие мамины предосторожности — ни принесение в жертву козла в благодарность за рождение сына, за то, что я успешно закончила школу, ни дурацкие простыни на зеркалах — не защитили от пуль.
Я вылезаю из машины; из-под эвкалипта на краю стоянки выбегает тощий парнишка, которому непонятно сколько лет — то ли двенадцать, то ли девятнадцать, — и кричит мне на ходу:
— Леди, эй, леди! Хотите, я помою вам машину? Хотите, чтобы она была красивой? — Глаза у него навыкате, белки желтые, мутные. На лбу, под волосами, старый рубец от ножевого удара, похожий на пробор. От него несет перегаром; Ленивец брезгливо отворачивается.
— Спасибо, сегодня не надо.
— Для тебя — дешево, сестренка! Специальная цена!
— В следующий раз, друг мой.
Парнишка вразвалку бредет назад под эвкалипт. Видимо, он там живет, там и ночует. На нижние раскидистые ветки предусмотрительно накинут брезент; на земле, у столба, куча тряпья. Я замечаю там его приятелей и говорю:
— Погоди-ка, парень. Знаешь, где можно найти Баба Ндебене?
Желтоглазый немедленно оживляется и несется ко входу:
— Сюда, сестра! Пойдем со мной! Я тебя провожу!
Мы входим в прямоугольную арку, и я вижу с обеих сторон ряды красных кирпичных домиков; стены увиты плющом, в кашпо под окнами высажены цветы и лекарственные травы. На дорожке между кирпичами возятся черные куры — ищут крошки и червяков. С порога на меня смотрит женщина в красно-белом саронге, вся увешанная зулусскими амулетами; на груди у нее длинные бусы, надетые крест-накрест, как патронташ. Не знаю, кто ее больше интересует — я или мой проводник.
В каждом окне, над каждым дверным косяком висят омерзительные экспонаты, которым место в кунсткамере. Черепаховые панцири, череп антилопы-гну со сломанным рогом, сушеные кусочки животного или растительного происхождения — трудно сказать. Отовсюду доносятся заклинания; их не заглушает даже гул городского транспорта. Ленивец прячет голову у меня на шее.
— Сюда, госпожа, сюда! — зовет мой провожатый.
Я даю ему монету в пять рандов. Желтоглазый подобострастно хлопает в ладоши, кланяется и убегает, ухитряясь на бегу пинать черных кур.
