Джус Аккардо - Прикоснись ко мне
Меня словно ударило током — как во время нашего первого поцелуя. И вдруг все изменилось. Вся моя кожа — от подбородка до кончиков пальцев на ногах — начала зудеть; ее словно кололи иголками. Я отпрянула от Кейла, который с нежностью смотрел на меня.
Я глянула на свои руки и похолодела. Прямо на глазах кожа на моих ладонях начала бледнеть, потом чернеть и сморщиваться, словно виноград, оставленный под палящими лучами солнца. Начали рассыпаться пальцы, ладони, потом запястья. Разрушение шло выше и дальше — по рукам, плечам. Волосы падали с моей головы и, осыпаясь пеплом на землю, покрывали траву у моих ног. И наступила темнота.
Задыхаясь, я проснулась в холодном поту. Как только я восстановила дыхание, раздался стук в дверь, и с той стороны послышался холодный, резкий голос моего папашки:
— Собирайся, выезжаем через двадцать минут.
* * *— Ну-ка, расскажи мне о своих способностях, — сказал грузный мужик, входя в комнату. Ни здрасте, ни как зовут! Ничего. Этот народ тут просто помешан на своей работе.
— Что вы хотите узнать? — спросила я, притулившись у дальней стены. Первым делом, войдя в комнату, я проверила пол. Проводов не было.
— Можешь начать с того, в чем состоят твои способности.
— Я могу изменять вещи.
— Определи точнее, что значит «изменять».
— Я могу имитировать вещи. Превращать одну в другую, когда размеры примерно одинаковые и я касаюсь обеих.
Мужик огляделся, потом стал копаться в карманах. Достал и протянул мне карандаш и шариковую ручку:
— Покажи!
Я взяла карандаш и ручку. У меня была еще одна причина никому не рассказывать про свои таланты — терпеть не могу делать что-либо по команде. Что я вам, мартышка, что ли, которая за мелкую монету пляшет на рынке?
Но пришлось. Сжав между пальцев врученные мне письменные принадлежности, я закрыла глаза. Боль, накатившая мгновенно, острая и неумолимая, пронзила мои шею и плечи.
Открыв глаза, я протянула мужику два совершенно одинаковых карандаша. Он взял их и провел обоими по линии на тыльной стороне руки.
— Гляди-ка, пишет!
— Еще бы он не писал! — сказала я, ощущая, как медленно уходит головная боль.
— То есть если ты превратишь сливу в нектарин, она и вкусом будет как нектарин?
Я кивнула.
Похоже, он был восхищен.
— У нас тут есть фокусница, которая работает на нас, но то, что она производит, — просто иллюзия. Визуальный обман. Изменить она может только себя. А так — ничего особенного.
Он сунул карандаши в карман.
— А как насчет людей?
— Людей?
— Можешь превратиться в другого человека?
Я переминалась с ноги на ногу. Неожиданно комната, в которой мы находились, стала чертовски маленькой. Я даже представить себе не могла, что станет с моим телом в результате такого превращения. Высохнут мозги? Внутренние органы станут совсем жидкими?
— Никогда не пробовала, — ответила я, но несмотря на все усилия, мой голос дрогнул — я знала, что будет дальше.
Сложив руки на груди и всем своим видом изображая нетерпение, мужик сказал:
— Самое время попробовать.
— Ну, я не думаю… — пыталась я возразить.
Он похлопал по своим часам:
— Я не становлюсь моложе. Начнем!
Черт. Меня слегка потряхивало. Я взяла его за руку. Она была холодной и липкой, и мне пришлось сильно постараться, чтобы меня не стошнило. Закрыв глаза, я сосредоточилась на его носе, похожем на луковицу, и толстых щеках. Боль накатила мгновенно, иголками пройдясь вверх и вниз по моему позвоночнику. Я попыталась сглотнуть, но не смогла — горло словно распухло. Хотела сделать глубокий вдох, и к ужасу своему осознала, что не чувствую, где у меня ребра. Прошло несколько мучительных мгновений, и я рухнула на пол, хватая ртом воздух:
— Не могу!
Еще крепче сжав мою руку, мужик зашипел:
— Давай снова!
Меня обуял страх, но тем не менее я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. В самом моем нутре что-то щелкнуло. Прошло несколько секунд. Я чувствовала, как зашевелился пушок на моей спине. Что-то было не так. Я попыталась отойти от своего мучителя на пару шагов, но ноги меня не слушались — они вдруг стали огромными и тяжелыми. Я взглянула на свои руки, и дыхание мое зашлось.
Но оно, видно, зашлось и у мужика, когда он посмотрел на то, что получилось. Вместо длинных бледных тонких пальцев, к которым я так привыкла, у меня были пальцы-сосиски, а выше шли морщинистые коричневатые руки, точь-в-точь как у него.
Мужик отпустил меня, и я сползла на пол. Меня душил кашель. Отерев тыльной стороной ладони рот, я увидела на ней кровь. Ни в коем случае нельзя показать ему, что я испугана! Чтобы скрыть кровь, я отерла руку о джинсы.
Он рассматривал меня так, словно он был голодный лев, а я — лось. Я закрыла глаза и страшным напряжением всех сил постаралась вернуться в собственное тело. Боль была зверская, тошнота накатывала волнами. Не повредила ли я себе что-нибудь во время превращения? Не сломала ли? Вдруг у меня дырка во внутренних органах или мозговое кровотечение? О боже! Вдруг я не до конца вернула себе свой собственный облик? А что там у меня теперь внутри? Не оставила ли я себе каких-нибудь его внутренних органов? И вдруг меня как током ударило — а что если у меня осталась его внешность? Я пошевелились и с облегчением вздохнула: нет, слава богу, ничего лишнего!
— Так-так, — бормотал мужик, нарезая вокруг меня круги. Потом осведомился: — Побочные эффекты?
Склонившись ко мне, он обдал меня запахом сырных палочек.
— Я устала и хочу есть, — сказала я спокойно. Я чувствовала себя так, словно меня сбросили с самолета, а потом еще долго валяли в осколках разбитого стекла. Но показывать это ему было совсем не обязательно. Прошло два моих первых дня в «Деназене», но я уже видела, как тут все устроено. Кейл прав. Они копаются в твоих мозгах в поисках слабого места.
— Нужно провести дополнительные исследования, — сказал мужик, хотя обращался он не ко мне. Он ходил по комнате, открывал и закрывал разные шкафчики и разговаривал сам с собой. Мне не понравилось воодушевление, с которым он произнес эти слова.
— Что еще за исследования? — спросила я.
Он уставился на меня так, словно видел в первый раз:
— Физиологические. Скорость реакции, реакцию на стимулы, всякое такое. Также нужно определить пределы твоих возможностей. Сделаем это тогда, когда тебе не нужно будет работать с чем-нибудь особенно большим.
В голосе его звучала пугающая неопределенность, но я не стала ничего спрашивать. В течение нескольких последующих часов Рик, как он наконец назвал себя, атаковал меня сотней тысяч вопросов. Каждый раз, получая ответ, он становился все более и более возбужденным.
К четырем дня я была выжата как лимон и едва держалась на ногах. Побочные эффекты, последовавшие за моим превращением, давали о себе знать. Головная боль стала вполне переносимой, но тупая боль в мышцах и каждом суставе вызывала непреодолимую тошноту.
К счастью, у Рика иссякли вопросы и, улыбнувшись, он сказал:
— Нужно измерить тебе кровяное давление. Потом я передам тебя отцу.
— Как раз уложились! — улыбнулся папашка, который вошел в комнату и, стоя со скрещенными руками у стены, наблюдал за тем, как Рик достает тонометр. Это напомнило мне то, как, когда я была еще ребенком, он стоял возле карусели, на которой я кружилась, и улыбался. Заканчивая каждый круг, я видела его широкую улыбку. Так же широко он улыбался и сейчас. Только улыбка была другая. Или мне казалось? Может, я видела то, что хотела, а не то, что было на самом деле?
— Мне сказали, ты сегодня хорошо поработала, Дезни, — сказал папаша, пока Рик наворачивал мне на руку манжету.
— С тебя хороший кусок торта, — улыбнулась я через силу и спросила: — И все-таки, в чем моя работа? Я так и не знаю, что здесь делаю. Хоть намекни!
Улыбка на физиономии папашки расширилась необычайно. В ней сквозили темные, невысказанные обещания.
— Всему свое время, — ответил он.
— Поразительно! — задышал Рик. — Сто двадцать на восемьдесят. Превосходно!
Он снял с моей руки манжету и улыбнулся:
— Да ты просто находка, моя милая! — и принялся что-то записывать.
Папашка подошел ко мне:
— У меня есть для тебя вознаграждение.
Тон, которым он это произнес, был оскорбительно-покровительственным, и мне захотелось сразу отбрить его, но любопытство возобладало:
— Вознаграждение?
— Я думал, ты усложнишь жизнь Рику и всем остальным, кто тут с тобой работает. Но ты вела себя исключительно хорошо, — ответил он.
— А может, перед тем, как мы поедем домой, я ненадолго рухну на диванчике в твоем офисе?