Алан Джекобсон - Седьмая жертва
Но, пожалуй, самое притягательное в обретенной свободе – это то, что никто не мешает ему удовлетворять свои желания. Потому что они не в состоянии запретить ему. Никто не может найти его. У него надежное убежище и прекрасная маска. И как бы они старались, сколь бы тщательно не искали, в какие бы места не ни заглядывали, им его не найти. Никогда. Потому что там его нет.
Они никогда не найдут меня.
Собачонка снова зашлась истерическим лаем, и досадная монотонная помеха сменила ритм и тональность. Значит, поблизости появился незнакомец. Если и было нечто такое, чего он искал у потенциальной жертвы, так это отсутствие собаки. Он бы с легкостью убил ее без всяких проблем и угрызений совести – в первый раз он сделал это, когда ему исполнилось тринадцать, ну, может четырнадцать лет. Проблема заключалась в том, что проклятая тварь начнет лаять, а он хотел избежать лишнего шума и ненужного внимания. Или риска быть укушенным. Так что легче всего было просто не связываться с ними.
Он подошел к двери как раз в тот момент, когда посыльная службы почтовой экспресс-доставки «ФедЭкс» направилась к его крыльцу, держа под мышкой картонную коробку. Едва женщина потянулась к кнопке звонка, как он распахнул дверь. Мисс «ФедЭкс» шарахнулась назад.
Глубоко втянув носом воздух, он уловил запах страха. Тяжелый и удушливый, слегка влажный… знакомый запах, который он обонял столько раз, что сбился со счета… он сочился из пор этой дешевой проститутки, как пот. Похоже, он до смерти перепугал ее.
Расписавшись в получении, он принял у нее коробку, и тут мисс «ФедЭкс» слегка прищурилась, в упор разглядывая его. Он ненавидел, когда люди вели себя так. Это было чертовски грубо. Он отпустил посыльную – она даже не поняла, как ей повезло, – и, схватив ножницы, понес коробку к себе, испытывая волнение, с каким ребенок спускается по лестнице из своей спальни в рождественское утро.
Он сорвал обертку, и глазам его предстал новый инструмент. Он лежал в коробке, заряженный и готовый к употреблению. Вынув его оттуда, он стал читать рекламные надписи. Некоторые сходят с ума от восторга при виде дрели, бензомоторной пилы или пневматической отвертки. Но он считал, что полезный инструмент должен значить нечто большее. Он должен помочь ему вылепить свою свободу. Вот как он к этому относился. И сейчас он держал в руках инструмент свободы.
Он принялся перелистывать инструкцию по эксплуатации. Она оказалась отнюдь не такой полезной, как он надеялся. Главным образом руководство состояло из юридической чуши, призванной помочь изготовителю избежать уголовной ответственности в случае ненадлежащего применения прибора, и почти не содержало толковых сведений относительно его использования.
Внизу снова зашелся лаем проклятый коккер-спаниель.
Он опустил взгляд на электрошокер в руке и мгновенно ощутил, как в груди шевельнулось восторженное предвкушение. Он испытает свое новое оружие на собаке. Низшая она там форма жизни или нет, но встряску получит основательную.
Он взвесил на руке прямоугольную машинку и буквально физически ощутил силу, сконцентрированную в ее небольшом черном корпусе.
Правильно подобранный инструмент для хорошей работы.
…двадцать вторая
Элеонора Линвуд, член сената штата, сидела за массивным письменным столом полированного красного дерева. Сегодня утром стилист и парикмахер вновь подкрасили и подстригли ее золотистые волосы, и теперь, увлажненные гелем и закрепленные спреем они были уложены в строгую прическу. Склонившийся над ней мужчина провел кисточкой для макияжа по мягким складкам у нее на шее, стараясь сделать их менее заметными в безжалостном свете телевизионных «юпитеров». Сдвинув на кончик носа очки в золотой оправе, сенатор вслух читала текст своей речи, подготовленной помощниками.
– А теперь позвольте мне прямо заявить вам здесь и сейчас…
– Сенатор… – В дверях появился Левар Уилсон, руководитель аппарата ее сотрудников, держа в обеих руках кипу измятых бумаг с загнутыми уголками. – Что вы делаете?
Взмахом руки она отослала визажиста прочь.
– А что еще, по-твоему, я могу делать? Я репетирую речь, которую намерена произнести во время пресс-конференции.
– Сенатор, при всем уважении к вам должен заметить, что речь эта имеет исключительно важное значение. Общественность увидит вас такой, какой никогда не видела ранее. Вы должны извлечь максимальную выгоду из ситуации, воспользоваться удачным моментом…
– В бытность сенатором мне довелось произнести не одну сотню речей, Левар.
– Но это не обычное агитационное выступление, в котором вы играете на публику для повышения собственного рейтинга. Сейчас вы говорите своим избирателям, что они в безопасности, что их жизни ничего не угрожает. Вы скажете им, что делаете все, что только в человеческих силах, чтобы поймать этого убийцу. Все матери вверят вам безопасность и честь своих дочерей. И вы должны продемонстрировать им свою силу и умение управлять ситуацией, показать, что эта задача вам по плечу.
– К чему вы клоните?
– Давайте устроим пробный прогон в конференц-зале. Мне нужно обговорить с вами некоторые детали.
– Вы полагаете, это действительно необходимо? У меня осталось всего тридцать пять минут до того, как…
– Да, я настаиваю. Прошу вас, пройдемте со мной.
Сенатор Линвуд нахмурилась, но все-таки собрала разложенные бумаги и последовала за Уилсоном по коридору. Конференц-зал имел форму вытянутого прямоугольника, длина которого вдвое превышала ширину, и мог вместить целую армию представителей средств массовой информации, которые набивались в него чуточку свободнее, чем сельди в бочку. На приподнятой кафедре стояла одинокая деревянная трибуна, за которой виднелся затянутый коричневым занавесом демонстрационный экран.
– На трибуне будет стоять стакан с водой. Не прикасайтесь к нему. Вы должны показать зрителям, что работаете на пределе человеческих возможностей, не отвлекаясь ни на что, кроме того, что должно обеспечить их безопасность. Вы не намерены прерываться даже для того, чтобы выпить глоток воды.
– На мой взгляд, это уже чересчур, Левар.
– Дальше… – продолжил он, пропуская мимо ушей ее возражения. – Положите бумаги перед собой и возьмитесь за края трибуны обеими руками. Надеюсь, вы не станете противиться тому, чтобы позаимствовать этот жест у демократов, потому как Билл Клинтон сделал из выступлений перед публикой почти что науку. У него крупные руки, и он крепко обхватывал ими края трибуны, словно бы поглаживая и лаская ее, показывая тем самым, что полностью владеет и управляет ситуацией.
– Левар…
– Прошу вас, сделайте так, как я говорю, сенатор. Вот увидите, все у вас получится.
Она тяжелым вздохом выразила свое несогласие. Но все-таки положила речь перед собой и обеими руками взялась за края трибуны.
– Нет, нет… расслабьтесь, стойте в свободной позе, ведь трибуна – всего лишь подпорка для вас. Попробуйте представить себе следующую картину. Края трибуны – это плечи, женские плечи. Вообразите, что это ваша дочь…
– У меня нет дочери, – резко ответила она.
– Попробуйте сначала представить это, сенатор, а потом и сыграть на публике. Прошу вас.
– Очень хорошо.
– Обнимайте ее за плечи нежно, бережно, но властно и уверенно. Она чем-то расстроена, а вы хотите дать ей важный совет Смотрите ей в глаза. В данном случае в камеру. Слегка наклоните голову, – продолжал Уилсон и подождал, пока она последует его примеру. – Вот так, отлично, теперь выдержите небольшую паузу Вы задумались, но отступать не намерены. Объясните своей дочери, что ей ничего не угрожает и что вы сделаете все возможное чтобы обеспечить ей безопасность.
Выражение лица Линвуд на мгновение смягчилось. Уилсон одобрительно кивнул.
– Очень хорошо, просто прекрасно. А теперь вернитесь к бумагам, которые лежат перед вами. Начните с предложения «И я обещаю вам…».
Телекамеры крупным планом показывали лицо сенатора – на экране в лучшее эфирное время разворачивалась настоящая драма. И все из-за него. Очень лестно. Это не входило в его намерения, но какого черта? Рано или поздно все мы получаем свои пятнадцать минут славы.
– И я обещаю вам сделать все от меня зависящее, чтобы ни одна женщина не чувствовала себя в опасности в собственном доме. Мои представители и я сама в тесном контакте с полицией работаем над тем, чтобы поймать этого сумасшедшего. И я уверяю вас; мы его непременно поймаем.
– Заткнись, заткнись, заткнись! – Он нажал кнопку выключения звука, и ей ничего не оставалось, как повиноваться ему. – Ого, кажется, мне пришла в голову замечательная мысль. Пульт дистанционного управления, чтобы все сучки-шлюхи моментально затыкались по моей команде!
