Михей Натан - Боги Абердина

— О-о, прекрати. Эрик никогда не видел, как ты стучишь по клавишам.

— И не увидит теперь. — Хауи осмотрел ноготь большого пальца. — Я не играю на старье.

Я огляделся и нашел пианино, пыльное и коричневое. Лак облез с него, кое-где виднелись царапины. Пианино, на котором стояла пепельница, скрывалось в углу.

— Там дека вся покорежена, — Хауи вылил себе остатки из графина и продолжал говорить, будто Арт задал ему вопрос. — Оно стоит тут понта ради, а не для игры.

Арт пожал плечами и зажег спичку.

— Вероятно, ты прав. — Он два раза затянулся, затем откинулся на спинку сиденья, держа трубку в руке. — На нем может играть только Пит, потому что знает все его особенности. — Арт посмотрел на меня. — Иногда Пит исполняет пару песенок — так, ничего особенного. Мелодии из старых фильмов, что-то вроде того.

— И звучат они дерьмово, — заявил Хауи, хрустя костяшками.

Он осушил стакан одним глотком, затем вытер рот рукавом, обернулся на пианино, а потом посмотрел на свои руки. Они слегка дрожали.

— Однако здесь достаточно сухо, — сказал он. — Не исключено, резонатор будет работать лучше, чем в прошлый раз. Может, Пит потратил немного денег на настройку.

Он снова посмотрел на пианино.

Хауи встал, его слегка зашатало, он схватился за перегородку. Затем художник распрямился и пошел вперед, словно опытный стрелок, отправляющийся на дуэль.

— Хауи целый семестр учился в Джиллиарде, — сообщил Арт.

— В Нью-Йорке?

Артур кивнул и затянулся трубкой. Горгулья ухмылялась, дым выходил из ее макушки.

— Бесплатно, со стипендией. Он пришел в приемную комиссию консерватории на слушания. Предположительно, они сразу же приняли его, прямо после прослушивания.

Хауи добрался до угла, уселся на табурет перед пианино, встал, вытер табурет, снова сел и открыл крышку. Бармен проследовал к дальнему концу стойки и что-то сказал ему. Художник медленно кивнул и прошелся по клавишам правой рукой.

— Однако его исключили, — продолжал Арт. — Начались проблемы с выпивкой.

Бармен вернулся с хайболом, наполненным виски с содовой и льдом, и вручил высокий стакан Хауи, который поставил его на пианино, а затем быстро сыграл гаммы.

— Я удивлен, что он поступил в Абердин, — признался я.

— Он не поступил, — Арт прижался спиной к стене. В одной руке он держал трубку, другой постукивал по столу. — Точнее, не в традиционном смысле. Он посещал несколько курсов, не будучи зачисленным. Я думаю, что Хауи собирался снова подавать документы, но больше к этому не стремится. Он сказал, что одного отчисления достаточно.

Я предполагал, что мы все учились в Абердине.

— Значит, Хауи просто работает на доктора Кейда?

— Да. Если бы не доктор, ему пришлось бы вернуться домой и начать работать на отца.

— Думаю, что он как раз этого хочет, — заметил я. — Хауи говорил мне, что с нетерпением ждет окончания университета, чтобы попасть в «настоящий мир».

Артур нахмурился.

— Ты шутишь? Это — самое последнее, чего он хочет. Его отец считает, что он учится в университете. Он продолжает присылать деньги на обучение. Хауи их тратит, но много откладывает. У него крупный счет в Фэрвичском коммерческом банке. — Арт подавил зевок. — Мои родители — вполне обеспеченные люди, но Хауи из совершенно другого мира. В такие деньги сложно поверить. Их там очень много.

Я поставил кружку на стол с большим грохотом, чем собирался, но, будучи пьяным, не опасался ничего.

— Мне жаль, что ты сказал все эти вещи про Дэна, — заявил я.

Артур замер с кружкой в воздухе.

— Это все еще тебя беспокоит.

Я ничего не ответил.

— Знаешь, я ведь только пошутил.

Я покачал головой, все еще будучи смелым от алкоголя.

— Не думаю, что это правильно. Мне нравится Дэн.

— Мне он тоже нравится, — сказал Арт.

— Он в меня не влюблен, — воскликнул я. — И я не считаю его «голубым».

— Вполне возможно. Не исключено, что ты прав, — ответил Артур.

— Если ты кому-то нравишься, это совсем не означает, что он в тебя влюблен, — продолжал я.

— Согласен. Тебе нравится Эллен, правильно? Но никто из нас не скажет, что ты в нее влюблен.

Арт улыбнулся мне. Я ощутил прилив адреналина, с жадностью опрокинул в себя остатки пива, магическая двадцатипятицентовая монета Хауи стукнулась о мои зубы.

Хауи уже играл. Пальцы летали над клавишами, ноги нажимали на педали, голова раскачивалась в такт музыке. Это был джазовый номер, что-то в новоорлеанском стиле, вокруг исполнителя уже собралась небольшая толпа. К моему удивлению Хауи запел.

О, пожалуйста.Не говори обо мне.Когда я уйду,Хотя наша дружбаПрекращается с этого момента.

Если не можешь сказать ничего по-настоящему хорошего,То лучше вообще ничего не говори.Это мой совет.

Кто-то открыл входную дверь паба, и внутрь ворвался поток холодного воздуха. Мы с Артом несколько минут сидели молча, нам было неловко. Я продолжал пить, судорожно пытаясь найти в кружке последние капли.

Наконец, Арт нарушил молчание.

— Как идут твои исследования?

Я поднял голову от кружки.

— В университете отстаю, — осторожно проговорил я. — Проект доктора Кейда стал главным в моей жизни.

— Но разве ты не хотел такой жизни?

— Не знаю, — ответил я. На мгновение у меня все поплыло перед глазами. — Я не знаю, какой жизни хотел.

Арт заказал еще пива.

— Ты всегда можешь вернуться в общежитие, — заметил он. — Тебя в доме никто не удерживает.

— Но мне нравится дом.

— Конечно, нравится. Я могу перестроить график, передать часть твоей работы Дэну.

— Это будет несправедливо по отношению к нему, — заметил я.

— Несправедливо? — рассмеялся Арт. — Справедливость — враг амбиций. Если бы меня волновала справедливость, мы бы еще больше отстали от графика с проектом доктора Кейда.

Я весь прошлый семестр составлял предложение по главе о средневековой науке, но доктор Кейд отказался от него. Он даже не прочитал весь текст, потому что, по его словам, у него нет времени. Вот это определенно несправедливо, но необходимо. Я выяснил разницу между справедливостью и необходимостью.

Хауи закончил номер, послышались аплодисменты, и он тут же начал снова играть.

— Я видел в кабинете одну книгу. «Collectanea Chemica», — признался я. — Ты пользовался ею для написания той главы о науке?

Артур тихо захлопал в ладоши, но тут же прекратил и посмотрел на меня:

— Ты читал книгу?

— Только первую страницу.

— Что решил?

— Я и раньше читал про философский камень, — сказал я. — Это интересно, но напоминает мне «Сумму теологии». Фома Аквинский пытался смешать сверхъестественное с эмпирическим…

— Смешивание веры и эмпиризма всегда рискованно.

— Это невозможно, — заявил я.

Я наслаждался собственным ступором, плавал в какой-то неясной, расплывчатой паутине. Пальцы на ногах слегка покалывало от тепла. Несколько минут мы с Артом сидели молча. Я притворялся, что смотрю на играющего Хауи.

— Не так уж невозможно, — внезапно сказал Артур. — Посмотри, что святой Ансельм взял в качестве девиза, которым руководствовался всю жизнь: «Fides quaerens intelligentiam» — «Вера ищет понимания». Он показал, как можно использовать разум для разъяснения и истолкования сути веры. Они могут работать вместе: вера — на одной части весов, разум — на другой. Самой важной является точка, в которой они приходят в равновесие. — Он поднял руки над столом, изображая весы. Ладони смотрели вниз, обе руки то поднимались, то опускались на все более незначительное расстояние, и, наконец, остановились на одном уровне. — Я думаю, что здесь и заключается истина.

— Истина, — повторил я.

Арт устало посмотрел на меня.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Прости, — ответил я. Мне на самом деле было очень жаль, что я столько выпил. — По правде сказать, я одурел от спиртного.

— Да уж, — Артур улыбнулся. — Наш маленький Эрик становится алкоголиком — прямо у нас перед глазами.

Вскоре после этого мы ушли, практически унеся Хауи от пианино. Пришлось подождать на стоянке, пока он блевал в сугроб. Потом мы с трудом затолкали его обмякшее тело на заднее сиденье, где он сразу отключился. Художник привалился к дверце и щекой прижался к стеклу. Снег становился липким и покрывал местность тонким белым одеялом, которое в тусклом лунном свете казалось пятнистым и подтаивающим. Я тоже чуть не заснул. Меня укачали ритмично работающие дворники и тихий звук, издаваемый шинами «ягуара» на слякотных дорогах. Алкоголь подействовал, словно укол морфия.

Двигатель выключили, и я проснулся, открыл глаза и увидел Дэна, который шел по мощеной дорожке к входной двери. Одет он был по-зимнему. Наверняка это был Дэнни, судя по очертаниям профиля. Парень нес под мышкой большой глиняный горшок или кувшин. Фары на короткое время высветили его спину, затем Арт их выключил. Часы на приборной панели показывали час ночи.