Марк Олден - Гайджин
— Работай головой, — говорил Даг, — люди должны говорить о тебе: «Смотрите, вон он пошел», а не «Этот дурак похоронен где-то здесь».
Д'Агосте было под пятьдесят, это был кряжистый мужчина с тяжелой челюстью, огромными залысинами, образующими на его голове всегда промасленный «вдовий кок», и с дикцией собаки, грызущей кость. Даг, будучи полицейским, был способен на суровое геройство. У него было больше чем достаточно наград за проявленное мужество и храбрость; он выучился играть на скрипке, постиг тайны французской кухни и знал, насколько важно для мужчины выслушать женщину до конца.
Его уязвимым местом, и немалым, по мнению Алекс, являлась приверженность католической церкви. Из-за этого Д'Агоста продолжал состоять в браке, лишенном всякой любви, более половины своей жизни, отказываясь покинуть пьющую и психически ненормальную свою жену. У них был ребенок, девятнадцатилетняя дочь, обреченная на раннюю смерть от рассеянного склероза.
То, что он пришел сегодня в клуб, означало, что у него и Саймона было какое-то дело, требующее обсуждения.
Саймон высвободился от Эрики, обнял Алекс на прощанье, сказав, что машина ждет ее внизу и отвезет на аэродром, откуда рейс на Вашингтон. Алекс сказала, что позвонит Саймону из Вашингтона, и, быстро взглянув на Д'Агосту, добавила, чтобы он был осторожен.
— Обещаю, — ответил он.
Но Алекс не покидало чувство, что ей было бы гораздо безопаснее на Гавайях вместе с Саймоном.
В лифте Алекс повернулась, чтобы помахать рукой Саймону. Но все, что она увидела, была его спина, его и Д'Агосты: они шли в офис клуба, Даг что-то говорил Саймону, а тот очень внимательно слушал.
Молли стояла перед зеркалом, сложив руки на животе, и любовалась собой. Только Эрика увидела Алекс и помахала ей рукой. Алекс подумала, не помахать ли ей в ответ, но решила, что не стоит. Может быть, в другое время. Возможно, Эрика и любовь сына на всю его жизнь, но она любви к Эрике не испытывала.
Глава 7
Стейтен-Айленд
Июль 1983
Этой ночью, когда каждую секунду мог полить дождь, Саймон Бендор висел на руках на ветке вяза в парке Вон-Брейзен. Из парка открывался чудесный вид на нью-йоркскую гавань и огни Манхэттена в пяти милях на том берегу. Вяз рос всего в сотне ярдов от дома, который Саймон собирался ограбить. Только три четверти миллиона могли привести его на этот остров обшарпанных домишек, крутых, обрывистых холмов, забегаловок-пиццерий и грязных дорог.
Полчаса назад дом погрузился в темноту. Саймон прятался в кроне вяза, ожидая, когда заснут обитатели дома. Теперь он выпустил ветку из рук, мягко спрыгнул на землю и пригнулся. Замерев, он прислушался, не обнаружил ли кто-нибудь его присутствие. Нет, ничего. Кроме морских чаек, пронзительно кричащих в покрытом тучами небе, да бакенов, грустно трубящих в темноте гавани.
Он был одет в черное. Лыжная маска, рубашка с длинными рукавами, брюки, теннисные тапочки и кожаные перчатки. Черная водонепроницаемая сумка висела у него на правом плече. Две ультракоротковолновые рации были прикреплены к поясу. Одна была настроена на частоту местной полиции, что позволяло Саймону слушать все переговоры полицейских, другая служила для связи с его шофером, ожидавшим его в машине с северной стороны парка.
Машина с шофером была единственной возможностью спокойно улизнуть. Пустая машина, припаркованная в неположенном месте непременно привлекла бы внимание полиции. Они прокручивали номера через компьютер, а если машина была еще тепленькой и копы чувствовали что-то неладное, они устраивали засаду и хватали первого попавшегося. Даг говаривал, что стоит припарковать машину рядом с «работой» — и можешь смело сказать «здравствуй» «гостинице» и десяти годам шитью мешков для почты. Будь профессионалом. Паркуй всегда на некотором расстоянии, а на «работу» ходи пешком. Да не забудь, где оставил машину.
Стоя в тени вяза, Саймон оглядел поросший травой подъем к дому. Красивый трехэтажный дом, построенный в девятнадцатом веке владельцем почтовых линий и заводов по производству кирпичей, стоял на крутом обрыве, фасадом к нью-йоркской гавани. Он находился прямо внутри парка Вон-Брейзен и выходил на мост Веррациано и Бэттери-Уид, растянувшейся во все стороны старой крепости на Стейтен-Айленд; сейчас там помещался музей.
Хозяином дома был Ирвин Тукерман. Преуспевающий адвокат, специализирующийся на делах легального бизнеса и делах по укрывательству от налогов, за что Даг называл адвокатуру организованной преступностью". Сегодня ночью Тукермана не было дома, он «гулял», празднуя двадцать седьмую годовщину свадьбы, для чего и отправился с женой в Атлантик-Сити поразвлечься и поиграть в азартные игры. Кроме драгоценностей миссис Тукерман, Саймона еще интересовали и двадцать ворованных штампов для авиабилетов, которые использовали для подтверждения действительности билетов на двадцати авиалиниях.
— Мы говорим о двадцати авиалиниях, парень, — сказал Даг.
Ирвин Тукерман также собирал бейсбольные открытки. Черт его побери! Он был фанатиком. Он обладал Джипси Куин и Олд Джадж Сигарет — сериями, выпущенными до 1900 года, на многих открытках были автографы игроков того времени. У него были серии, выпущенные Буше Голд Коин Сигаретс, Крэкер Джэкс, Боумэн Пасифик Лиг — 1949, а также лучшее, что выпустили Флир и Топпс Гам, начиная с 1920 года. До тех пор, пока Даг не ввел его в курс дела, Саймон и не предполагал, что эти маленькие кусочки картона могут стоить так дорого.
— Ты должен подломить его только на шесть открыток, — сказал Даг. — Только на шесть. Мы говорим с тобой только о самых ценных открытках в мире. Гонус Вагнер играл за Питтсбург Пайрийтс в 1910 году. Сигаретная компания выпустила открытку, а Вагнер не курил, поэтому сразу полез в бутылку. Сказал, чтобы компания прекратила их печатать, или он подаст в суд. Они остановились. Но кое-что уже ушло на рынок. Немного, вот почему они такие редкие. Только девятнадцать из этих малышек выжили. У Тукермана их шесть. Сейчас они по двадцать тысяч за штучку. У меня есть парень, коллекционер, он готов выложить полную стоимость. Половину мне, половину тебе. Накладные расходы за мной счет.
Ну, что ж! Это справедливо. Нужно отдать должное Дагу. «Набойщик» — ключевая фигура в воровстве. Без него, который может сплавить ворованный товар, вор просто зависает с барахлом, не зная, как от него избавиться. А барахло означает «гостиницу», если с ним застукают. Такой набойщик, как Даг, который мог связать работу и скупщика, который знал полицейскую рутину и меры безопасности, у которого до сих пор были кое-какие связи в полиции, стоил дорогого.
На каждое дело для Саймона Даг поставлял машину и шофера. Сегодняшним шофером была Марша, без фамилии; она молча вела машину, рядом с ней сидел доберман, злобно уставившийся на Саймона. Марша была высокой, тихой чернокожей девушкой не больше двадцати лет, которая, по словам Дага, играла на классической виолончели и продавала кожаные ремни ручной работы праздно шатающейся в обеденное время публике на Парк-Авеню. Она вела машину уверенно, зная, куда ехать, и не донимала попытками познакомить со своим доберманом.
Самые большие расходы в этом деле были связаны с горничной Тукермана. Она рассказала Дагу о драгоценностях миссис Тукерман и о бейсбольных открытках. Ее звали Секора Элизондро, она была низенькой темной жизнерадостной доминиканкой лет девятнадцати. В Санто-Доминго на ее попечении было трое ее незаконнорожденных детей. Три дня назад она вернулась в Доминиканскую республику, сказав Тукерманам, что едет повидаться со своими детьми. Тукерманы и не подозревали, что Секора больше не вернется.
Это было предложение Дага, чтобы она уехала и не вернулась. Ирвин Тукерман не был дураком. После ограбления он мог спокойно сесть и все обдумать, наверняка связав Секору и кражу. Даг позаботился о том, чтобы она уехала не с пустыми руками. Она вылетела из аэропорта Кеннеди с цветным телевизором «Сони», микроволновой печью, чемоданом, набитым обувью и видеоиграми, а также с 8 000 долларов за корсетом. И — что было немаловажно — с обещанием Дага навестить ее, если ему когда-либо придется побывать в Санто-Доминго.
Даг встретил Секору в баре Куинз, расположенном неподалеку от дома, где жили родственники его жены. Бар был местом сборищ латиноамериканцев, слушателей вечерней школы. Дага не интересовали слушатели мужского пола — повара забегаловок, посыльные, вахтеры, мальчики, катавшие тележки с тряпками в магазинах одежды. Он интересовался женщинами — горничными, которые ходили в вечернюю школу подучить английский. Горничными", работавшими у людей, располагавших вещами, которые могли заинтересовать Саймона. Женщины из Доминиканской республики, Колумбии, Мексики, Кубы, Сальвадора. Женщины, которым очень мало платили, которые всегда нуждались в деньгах и которые всегда знали, что составляет главную заботу хозяев.
