Грег Лумис - Врата Аида
Увидев камеру, Мария сама, без напоминаний, привела себя в порядок: нанесла макияж и причесалась. Джейсон сделал два снимка, каждый на разном фоне.
Чуть дальше по улице он нашел бизнес-центр, где фотографии отпечатали, а в номере наклеил их на паспорта и с помощью пресса изобразил оттиск печати. С правами возиться особенно не пришлось: наклеить поровнее фотографии да надеяться, что голограммы не привлекут пристального внимания. «Если что и станут рассматривать, — сказал себе Джейсон, — то это паспорта».
Закончив с документами, он снова вышел и выбросил камеру и печать в разные урны, после чего отправился в офис «Алиталии» и взял два билета на дневной рейс в Рим.
Если «Эко» проникнет в систему резервирования билетов, то, несомненно, обратит внимание на американскую парочку и направит кого-нибудь в аэропорт для опознания.
Рано утром они отправились из отеля в небольшой аэропорт и, оставив машину на парковочной площадке, переехали на такси к другой стороне летного поля, где базировались пять или шесть самолетов общего назначения.
Недолгий разговор с представителем единственной чартерной службы закончился тем, что парочка поднялась на борт «Дэ-Хэвиленд твин оттер». Питерс терпеливо объяснил пилоту, что высадить их нужно в таком месте, где никакой взлетной полосы нет.
С языком в данном случае проблем не возникло, поскольку английский давно уже стал в авиации международным языком общения. Пилот российского «Аэрофлота» может преспокойно разговаривать с китайским авиадиспетчером на подлете к аэропорту Гонконга. Единственным исключением являются Франция и страны, где сильно французское влияние и где неприкосновенность французского языка ставится выше безопасности полетов. Если уж на то пошло, французы вообще отдают языку предпочтение перед всем, кроме, разве что, вина и секса.
К счастью, в этот раз иметь дело пришлось не с французами, чему Джейсон был очень рад.
Его спутница уснула еще до того, как колеса потеряли контакт с землей.
Что касается посадки, то здесь в полной мере оправдалась старая летчицкая поговорка насчет того, что приземление — это всего лишь контролируемая авария. Если бы не затянутый ремень безопасности, Марию точно сбросило бы на пол.
Прильнув к иллюминатору, Джейсон видел только кружащее облако пыли. Правый двигатель стих, самолет развернулся, и один из двух членов экипажа соскочил на землю и открыл дверцу.
— То самое, — сообщил он с сильным акцентом. — Ваши координаты.
Ощутимый удар о землю разбудил доктора Бергенгетти, которая тоже выглянула в окно.
— Но здесь нет никакого аэропорта. Только лишь какая-то ферма.
К тому моменту, когда они спустились по короткому, в три ступеньки, трапу, пыль над полем уже улеглась. Едва пассажиры ступили на землю, как трап исчез в корпусе, дверца захлопнулась, пилот включил правый двигатель и, подгоняемый ветром, взлетел почти без разбега. Джейсон и Мария машинально закрыли глаза и отвернулись от налетевшего облака пыли и мелких камешков.
Когда они осмелились наконец открыть глаза, то увидели перед собой мужчину, стоящего рядом с видавшим виды «Вольво». Рослый, под шесть футов, он являлся еще и обладателем роскошных белых усов, придававших ему некоторое сходство с моржом. Из-под твидовой кепки торчали седые волосы. Куртка на нем была того же цвета, что и головной убор. Рубашка заправлена в вельветовые брюки, из-под которых выглядывали резиновые сапоги вроде тех, что в Англии называют «веллингтонами».
Едва пыль осела, незнакомец отряхнулся и подошел ближе. Глаза его озорно блеснули, словно в запасе у него был веселый анекдот и ему не терпелось поделиться им с гостями.
Здороваться с Джейсоном за руку он не стал, но зато заключил его в объятия, которым позавидовал бы и гризли.
— Джейсон, дружище! Давненько не виделись! Добро пожаловать в Силанус!
Акцент, грубоватый, но музыкальный, наводил на мысль, что его родным является гэльский, язык, общий для Европы задолго до появления Рима, а ныне цепляющийся за ее западные пределы. Язык уходящий, но надежно сохраненный на территории его родного Северного нагорья в далекой Шотландии.
Не без труда освободившись из плена, Джейсон повернулся к спутнице:
— Эдриан, познакомься — Мария Бергенгетти. Точнее, доктор Мария Бергенгетти.
Женщина невольно сжалась при приближении здоровяка-шотландца, опасаясь слишком горячего приема.
Эдриан, однако, лишь поклонился от пояса и протянул руку.
— Познакомиться с вами большое удовольствие для меня, милая. Добро пожаловать. Этот деревенщина слишком груб и неотесан, чтобы представить человека должным образом. Позвольте сделать это самому. Эдриан Грэм, майор Первого гренадерского полка Ее величества в отставке. — Он подмигнул Джейсону. — Вы окажете мне честь, если будете называть просто Эдрианом.
Мария не знала, что он сделает с ее рукой — пожмет или поцелует, — но все же протянула и облегченно вздохнула, когда шотландец удовольствовался обычным рукопожатием.
— Эдриан — мой старый… э… партнер по бизнесу, — добавил Джейсон. — Отошел от дел — и, вот, обосновался на Сардинии.
Вообще, пребывание Эдриана в рядах гренадеров, королевских или каких-то иных, было на редкость коротким. Сразу же после окончания тренировочных курсов, за время которых он успел продемонстрировать неукротимое стремление к победе и абсолютное бесстрашие, на него обратило внимание командование САС, парашютно-десантных частей особого назначения, считающихся лучшими коммандос в мире. Свое название они получили в годы Второй мировой войны, когда их использовали главным образом для операций в тылу противника: ликвидаций, поджогов, диверсий. Американский спецназ, предшественник «Дельта форс», создавался во многом по образцу САС.
Джейсон и Эдриан познакомились во время вооруженного конфликта в Боснии, где американские и британские «миротворцы» нередко становились мишенями как для одной, так и для другой стороны, мусульман и христиан, в одинаковой степени стремившихся уничтожить друг друга. В тот день оба, Грэм и Питерс, оказались отрезанными от своих частей и к тому же остались без средств связи. По стечению обстоятельств и одного, и другого преследовали боснийские повстанцы, твердо вознамерившиеся изгнать иностранцев с подконтрольной территории для проведения там этнических чисток. Более того, счастливый случай свел этих двоих в небольшой рощице на вершине холма, единственном подходящем месте для устройства оборонительной позиции. И американец, и британец были счастливы найти союзника, присутствие которого увеличивало боевые возможности на целых сто процентов.
— Джейсон Питерс, «Дельта форс», — таковы были первые слова Джейсона.
— Эдриан Грэм, САС.
Они дружески переглянулись — репутация каждой из этих элитных частей вызывала уважение и восхищение не только у союзников.
— Скажи-ка, приятель, сколько этих дурней нацелились на твой скальп? — спросил Эдриан, глядя Джейсону через плечо.
— Не больше десяти, — спокойно ответил Джейсон. — А на твой?
— Примерно столько же. Предлагаю не показывать, что мы объединились, пока они не подойдут ближе.
Джейсон посмотрел вниз по склону, где вот-вот должны были появиться первые из его преследователей.
— И почему же?
— Если эти ублюдки узнают, что нас двое, они просто сбегут.
Появившийся весьма кстати истребитель «F-16» рассеял противника, но ни Джейсон, ни Эдриан так никогда и не признали, что прибытие самолета было чем-то большим, чем непрошеным вмешательством со стороны авиации, которой и заняться-то было больше нечем.
После окончания конфликта они продолжали поддерживать связь, встречаясь иногда в местах, о которых мало кто слышал, и устраивая вечера воспоминаний, детали которых ни тот, ни другой обычно не помнили. По прошествии нескольких лет Эдриан вышел в отставку.
Как и большинство соотечественников, Грэм гордился принадлежностью к древнему народу и в равной степени стремился покинуть родные, но унылые места с их отвратительной погодой.
В семнадцатом веке Оливер Кромвель повесил одного из его предков — но умереть не дал, — а потом еще кастрировал и четвертовал. Части тела собрали и закопали в разных местах, на нигде не обозначенных перекрестках. По прошествии лет найденные останки поместили в грандиозный склеп собора Святого Жиля в Эдинбурге. Эдриан чрезвычайно гордился как этим фактом, так и тем, что его предки тремя столетиями ранее стояли вместе с Робертом Брюсом на поле Баннокберна. Но даже фамильная гордость не могла перевесить все тяготы девятимесячной шотландской зимы.
Как и многие британцы, Эдриан с женой стремились в теплые края. Вот только, в отличие от большинства соотечественников, они выбрали не юго-запад Франции, не Тоскану и не Испанию. Страсть к археологии влекла Эдриана к каменным сооружениям раннего бронзового века, каких немало на холмах Сардинии. То ли по упущению, то ли по милосердию властей любительским раскопкам здесь не препятствовали, стоимость жизни замерла на одном из самых низких в Западной Европе уровне, а ее продолжительность была весьма высокой.
