Константин Образцов - Молот ведьм
— Гвардейцы, в шеренгу, — скомандовал капитан. — С карги глаз не спускать.
Семеро солдат и поручик быстро построились в линию. Капрала посадили на землю, прислонив спиной к толстому дереву. Двое остались за строем, держа за руки пленную ведьму.
От толпы отделился рослый мужик с топором в руке. Он вышел вперед и зычно крикнул:
— Мать Мелания! Ты жива?
— Жива, Харитон, — слабым голосом отозвалась карга из-за спин гвардейцев. — Помяли только меня, сучьи дети.
Сзади послышался глухой удар, и ведьма взвизгнула. Толпа заволновалась и подалась вперед. Мужик грозно поднял топор.
— Оружие к бою! — скомандовал капитан. Солдаты как один взяли ружья на изготовку. Поручик выхватил шпагу из ножен. Деревенские остановились. Облецкий вытащил из-за пояса пистолет и шагнул навстречу толпе.
— Я офицер Невского гарнизонного полка! — прокричал он. — Именем Его Императорского величества я требую разойтись и не чинить нам препятствий в свершении правосудия!
Толпа не шелохнулась. Харитон опустил топор и подошел на два шага к капитану. Глаза с угрюмой решительностью смотрели из-под кустистых бровей. Мокрая борода свисала на толстый армяк, как густая шерсть лесного опасного зверя.
— Освободите мать Меланию! — потребовал он. — И мы вас пропустим.
— Уйдите с дороги, и мы не будем стрелять! — громко ответил Облецкий, и добавил: — У меня десяток гвардейцев, прошедших войну. Не разойдетесь — увидите, как эти молодцы управляются с фузеями.
Мужик замялся. Капитан не сводил с него глаз.
— Чего стоите! Бейте их, бейте! — дикий вопль карги разорвал тишину.
Толпа загудела и двинулась на солдат. Харитон снова поднял топор, замахнувшись на капитана.
— Товсь! Взвести курки! — закричал поручик.
Сухо защелкали кремневые замки. Облецкий вскинул пистолет и пальнул в воздух. Грохот выстрела раскатился в лесу. Капитан бросил разряженный пистолет, мгновенно выхватил другой из-за пояса и прицелился противнику в голову.
— Вторая пуля прилетит тебе в лоб, — сказал он, глядя крестьянину прямо в глаза.
Толпа остановилась в пяти шагах от гвардейцев. Облецкий твердо сжимал пистолет. Капли дождя разбивались о блестящий металл. Харитон прищурился, недобро усмехнулся, засунул топор за кушак и сказал:
— Добро, капитан. Ваша взяла.
Он отошел и махнул рукой. Деревенские отступили и подались вправо, к дворам, но не разошлись, а сгрудились в кучу. Капитан сделал знак, и солдаты подошли ближе.
— Идем тихим шагом, — скомандовал он. — Ружья не опускать.
Пятеро гвардейцев выстроились в шеренгу, наводя штыки на толпу, и медленно, боком, стали продвигаться вперед. За их спинами двое тащили упирающуюся старуху, еще двое вели под руки стенающего капрала. Рядом со стрелками шли капитан и поручик, священноинок замыкал шествие. Отряд двигался между крестьянами и заболоченным берегом Геникеевки. Местные пятились, отступая, но медленнее, чем наступали солдаты, и расстояние между ними все сокращалось, так, что примкнутые багинеты скоро почти задевали кафтаны и армяки.
— Если кинутся — сомнут, господин капитан, — прошептал поручик. — Смотрите, тут бабы, да еще с детьми, как стрелять-то, коли случится?..
Облецкий взглянул туда, куда показывал Промыслов. Рядом с угрюмой, ширококостной женщиной стояла маленькая девочка лет десяти, с косами, выбивающимися из-под промокшего насквозь толстого шерстяного платка. Девочка посмотрела на капитана большими глазами — строго, серьезно, по-взрослому. Офицер отвернулся.
— Дай Бог, не придется стрелять, пронесет… — начал он, и тут раздался сдавленный крик и громкий плеск тела, упавшего в воду.
Облецкий стремительно обернулся. Один из солдат, державших ведьму, лежал спиной в тине у берега речки, отчаянно молотя ногами и руками по затягивавшей его в глубину черной жиже. Другой инстинктивно подался к нему, протянув руку, и в этот миг старая карга вырвалась и бросилась наутек, пробившись сквозь строй, как ядро из мортиры. Капитан не успел ни двинуться, ни даже крикнуть, а старуха с невиданной прытью уже скрылась в толпе, которая тут же сомкнулась за ней, всколыхнулась, и ринулась на солдат.
— Огонь! — рявкнул капитан, но гвардейцы и сами уже спустили курки. Грянул громовой залп, трое мужчин и женщина свалились на землю снопами. Крики боли, ярости, вой, плач, лязг топоров и серпов о штыки — все зазвучало разом. Поручик выпалил из пистолета и выхватил шпагу: размахивал длинным клинком, зажмурив глаза, и что-то кричал. Солдаты отбили беспорядочный натиск и ринулись в контратаку, вгоняя штыки без разбора в груди и спины. Толпа отхлынула, увлекая с собою старуху. Заметались огни фонарей, пятна света, зашипели упавшие факелы. Во тьме заметались неясные силуэты. Капитан увидел, как мелькнули среди темных фигур седые растрепанные космы.
— Не упустите ведьму! — закричал он, и сразу же кто-то длинный, нескладный метнулся вслед за каргой. Отец Иона схватил ведьму за плечи и повалил ее наземь. В тот же миг к нему подскочил Харитон: шапка упала с его головы, волосы вздыбились, могучая рука сжимала занесенный топор.
— Берегись, отче! — крикнул Облецкий, но поздно: топор обухом обрушился на монашескую скуфью и священноинок рухнул, словно теленок на бойне, растянувшись в грязи подле ведьмы. Капитан выстрелил. Тяжелая круглая пуля ударила Харитона в висок и вылетела с другой стороны головы вместе с обломками костей и брызгами крови и мозга. Облецкий в два прыжка оказался рядом с монахом: тот был еще жив. Из раны на черепе толчками лились густые кровавые волны. Отец Иона с трудом посмотрел на офицера сквозь упавшие на лицо длинные, окровавленные волосы и произнес:
— Не увести…не увести…
— О чем ты, отче?
— Вам ее не увести…отсюда…они не дадут…
— Уведем, отче. С Божией помощью, уведем, да и тебя не бросим, — бормотал капитан, пытаясь зажать скуфьей рану; мягкая ткань сразу сделалась горячей и липкой.
— Нет, не увести… — прошептал молодой священник. Глаза его закатывались, но сил еще достало на то, чтобы стиснуть ладонь капитана и сказать:
— Простите меня…что оставляю…одних…
Он закрыл глаза и замер. Рот приоткрылся, и сейчас, в молчаливый миг смерти, священноинок выглядел еще моложе, чем прежде: уснувший мальчишка, наигравшийся во взрослые игры.
— Ты меня прости, воин Христов, — пробормотал Облецкий. — Не уберег я тебя.
Он осторожно отпустил голову инока и встал. Короткая битва уже завершилась. Двое гвардейцев волокли злобно причитавшую ведьму. У берега, весь облепленный грязью и тиной, сидел выбравшийся из болота солдат. Рядом лежал брошенный в пылу боя злополучный капрал. Остальные гвардейцы выстроились в полукруг, перезаряжая фузеи и всматриваясь в темноту. На истоптанной мокрой земле валялись недвижные тела — капитан насчитал семерых вместе с застреленным им Харитоном. Больше никого не было видно.
— Куда все подевались? — спросил он у Промыслова. Тот еще не вполне отошел от первого в своей жизни настоящего боя: клинок шпаги дрожал в правой руке, ствол пистолета, зажатого в левой, гулял по сторонам, глаза были шалые, дыхание хриплое, как будто он пробежал три версты. Поручик посмотрел на Облецкого, пытаясь осмыслить вопрос.
— В лес ушли, господин капитан, — ответил он, после недолгой паузы. — Не в дома, а в лес, в сторону города. Наверное, засаду готовят.
Из дремучей лесной тьмы вдруг раздался заливистый свист. Он пролетел над мокрой чащобой, и с другой стороны, от далекого устья Кривуши, ему прилетел ответ: такой же пронзительный, разбойничий посвист.
«Вам ее не увести. Они не дадут».
Капитан подошел к ведьме: она сидела, раскидав по грязи длинные юбки, и злобно смотрела из-под косматых волос.
— Вот что, ребята, — сказал он, пристально глядя на ведьму. — Свяжите ей ноги и привяжите к рукам, да покрепче.
Солдаты бросились выполнять приказ: туго обмотали веревками худые желтые лодыжки карги, завязали двойными узлами и притянули к рукам.
— Если кто попробует подойти, стреляйте сразу и насмерть, не ждите команды. Вы двое, — Облецкий ткнул пальцем в гренадеров, — тащите ее к берегу.
— Ты что это задумал, а?! Что задумал?! — заверещала старуха, но двое рослых гвардейцев схватили ее и поволокли по земле.
Геникеевка была узкой, заболоченной речкой, то ли берущей начало в текущей неподалеку на западе реке Чухонке, то ли впадала в нее, рождаясь из болотных ручьев. Ширины в ней было три — четыре сажени, да еще по две сажени илистого, вязкого берега. Гренадеры подтащили старуху туда, где недавно оступился и упал их товарищ — вмятина от солдатского тела наполнилась темной водой.
— Я тебе скажу, что я задумал, — капитан нагнулся к самому лицу злобной старухи. От нее воняло луком, грязью и старостью. — Я задумал тебя утопить в этом поганом ручье, пока твои сектанты или раскольники, как уж назвать их, не знаю, не попытались снова тебя освободить. Мне хватит того, что погубили священноинока. Больше я людей терять не намерен. Как тебе, нравится?
