Константин Образцов - Молот ведьм
Капитан вдруг почувствовал, что хочет уйти. Даже не уйти, убежать отсюда без оглядки подальше, пока есть время, пока еще его не заметили — убежать и больше никогда не возвращаться сюда, на это болото, в этот лес, да и в этот проклятый, гибнущий город…
Облецкий мотнул головой, прогоняя наваждение, перекрестился и оглянулся кругом. Поручик Промыслов стоял рядом, замерев, как напуганный заяц, и часто облизывал дрожащие мокрые губы. Отец Иона что-то шептал, опустив голову и перебирая в руке длинные черные четки — видать, молился. Солдаты тревожно озирались кругом. Капрал Шуст возвышался, широко расставив ноги и крепко уперев их в мокрую землю, как будто сопротивляясь чему-то. Губы его тоже шевелились, но похоже, что вместо молитв старый вояка отчаянно матерился.
— Слушать мою команду, — негромко промолвил Облецкий.
Все встрепенулись. Поручик уставился на него, словно очнувшись от сна.
— Примкнуть багинеты, — скомандовал капитан.
Солдаты зашевелились, послышался приглушенный лязг штыков.
— Преображенцы, смотреть в оба назад и по сторонам. Гренадеры, лицом к избе. Поручик, остаешься с солдатами, действуй по обстоятельствам. Капрал и отец Иона — со мной.
Он сделал три шага вперед, подошел к двери избы и громко постучал.
Тишина. Только дождь шуршит по деревьям, мертвым листьям и сорной траве. Солдаты застыли, взяв ружья наизготовку.
Капитан постучал снова, дольше и громче.
— Кто там? Кого принесло? — прозвучал изнутри надтреснутый, старческий голос.
Облецкий вздрогнул.
— Капитан Невского гарнизонного полка, — ответил он как можно громче и тверже. — Выходи, старая, разговор есть.
— У тебя есть, а у меня нету, — прокричала из-за двери старуха. — Проваливай, откуда пришел!
— Открывай, или дверь вышибу!
— Мозги себе вышиби, а меня в покое оставь!
Капитан отошел в сторону, посмотрел на капрала и кивнул. Тот крякнул, отошел на пару шагов, коротко разбежался и что есть силы врезал сапогом по двери. Раздался громкий треск, и дверь с грохотом обрушилась внутрь избы, слетев со сломанных петель. Рядом упал выбитый деревянный засов. Облецкий нагнулся и нырнул в дверной проем.
В избе было душно, жарко, пахло сушеными листьями и терпким, горячим дымом. Вдоль бревенчатых стен тянулись длинные, грубые полки с пучками засохшей травы, горшками, бутылками и мелкой хозяйственной утварью. На дощатом столе стояла медная ступа с пестом, лежали какие-то ветки и большая книга в толстом переплете из бурой потрескавшейся кожи. Весь левый угол занимала огромная беленая печь, за заслонкой полыхало яркое пламя. На печи поджав ноги сидела старуха и скалила черные зубы. Седые космы свисали на лицо, коричневое и морщинистое, как сгнившее яблоко. Худое тело было укутано в бесформенные лохматые кофты и юбки.
— Смотрите, кто пожаловал, — ощерилась она. — Господин гвардейский офицер, всем храбрецам пример. Что, всех врагов одолел, явился со старухой воевать?
Она вытянула потрескавшиеся губы и плюнула вниз.
— Назови свое имя, — как можно спокойней и тверже приказал капитан.
Ведьма презрительно скривилась и снова плюнула.
— Мне задавать вопрос у тебя еще нос не дорос! Говори, что надо, или проваливай!
— Слезай с печи, пойдешь с нами, — Облецкий смотрел прямо на ведьму, с трудом выдерживая взгляд ее угольно-черных, пылающих ненавистью глаз. — Судить тебя будем.
Шуст с трудом протиснулся в низкую дверь и встал за спиной у капитана, согнувшись, чтобы не упираться головой в потолок.
— Судить! — взвизгнула ведьма и расхохоталась низким, хриплым хохотом.
В избу тихо вошел отец Иона и встал рядом с дверью. Старуха уставилась на инока злобным взглядом.
— Ух ты, а это кто еще с тобой? Неужто чернец? Эй, чернец, покажи конец! Я хоть старая, а еще горячая!
И снова зашлась резким, визгливым смехом.
— А ну-ка, иди сюда, дрянь паскудная! — прорычал Шуст и шагнул к печи. Ведьма зашипела, быстро выхватила что-то из-под черных лохмотьев, поднесла ладонь ко рту и резко дунула. Облако серой пыли полетело капралу в лицо. Он закричал, поднес руки к глазам, сделал еще один широкий шаг, а потом качнулся и рухнул на стол. Затрещало дерево, по полу рассыпались ветки, покатилась, звеня, медная ступа, с увесистым шлепком упала толстая книга. Капрал лежал на полу, крича и прижимая ладони к лицу, и бессильно скреб сапогами грязные грубые доски. Ведьма отвела взгляд от поверженного офицера, повернулась к Облецкому и направила в его сторону правую руку. Меж кривых пальцев старой карги что-то блеснуло. Капитан почувствовал, как сердце стиснуло болью и в голове зашумело красным.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.
Раздавшийся голос был звучным и сильным. Облецкий с изумлением посмотрел на инока, так непохож был мощный, уверенный бас на тот тихий, едва слышный голос, которым монах говорил в его доме. Отец Иона стоял прямо, спокойный и светлый, глядя на старую ведьму, как смотрели стрелки гвардейских полков на приближающихся шведов: с твердым, прицельным расчетом.
— Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится…
Ведьма оскалилась, зарычала, а потом забилась от ярости у себя на полатях. Капитан почувствовал, как ослабевают сжимавшие сердце тиски и стихает шум в голове. Он повернулся и подскочил к дверям.
— Гренадеры, ко мне! Капрал ранен!
Трое здоровенных семеновцев ворвались в тесную избу. Один кинулся к скорчившемуся на полу капралу, двое других остановились, ожидая команды.
— Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго…
Монотонный речитатив звучал стройным напевом, придавая сил и отгоняя страхи.
— Давайте-ка поможем бабуле слезть с печки, ребятушки, — негромко сказал капитан и гренадеры бросились к ведьме.
Две пары сильных рук вцепились в лохмотья и тощие старческие лодыжки. Ведьма заорала, замахала руками, целясь длинными кривыми ногтями гвардейцам в глаза. Они с силой рванули, и старуха грохнулась вниз, с громким стуком ударившись об пол. Солдаты нагнулись, пытаясь поймать ее за сучащие в воздухе руки и ноги, но ведьма с неожиданной силой вывернулась, вскочила и с яростным визгом толкнула одного из них в грудь. Гвардеец попятился от неожиданности, споткнулся о лежащего капрала и повалился на него. Ведьма дернулась, оставив в руках другого гренадера рваную черную кофту, и с воплем бросилась на капитана, преграждавшего выход. Облецкий чуть отступил в сторону, коротко размахнулся и с силой ударил старуху кулаком прямо в лоб. Карга рухнула навзничь. Все трое гвардейцев навалились на нее, выхватывая из подсумков веревки и опутывая ими руки бешено сопротивляющейся колдуньи.
— На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия…
Облецкий поморщился, тряхнул ушибленной рукой и сказал:
— Вяжите ее и тащите наружу.
Посмотрел на отца Иону и хлопнул его по худому плечу.
— Спасибо, отче.
Присмиревшая старая ведьма со связанными руками лежала в грязной луже. Священноинок, склонившись над нею, негромко читал запретительные молитвы; она только негромко шипела и скалилась в ответ, но бежать не пыталась. Гренадеры под руки вывели из избушки капрала: лицо его было пепельно-серым, глаза закрыты, голова запрокинута; он еле переступал заплетающимися ногами, тяжело опираясь на плечи гвардейцев.
— Поручик, — промолвил Облецкий. — Там в избе на полу лежит книга, сходи, принеси ее. Посмотрим, что скажут полковник и градоначальник, когда мы допросим с пристрастием старую ведьму и предъявим ее вместе со сборником богомерзких заклятий.
Промыслов зашел в дом и вернулся с черной книгой; снял с плечей ранец и засунул ее внутрь. Они двинулись в обратный путь: впереди капитан и священноинок, за ним поручик и ведьма в окружении солдат: два дюжих преображенца вели ее, держа с двух сторон за связанные руки. Замыкали шествие гренадеры с раненым капралом.
— Все ребятушки, дело сделано! — громко подбодрил капитан. — Осталась обратная дорога, а домой идти всегда легче. Через час будем в городе, а там…
Он посмотрел вперед и осекся. В дождливой тьме на поляне перед деревней мелькали огни фонарей и пламя множества факелов. Отряд подошел ближе и остановился. Впереди, преграждая дорогу, молча столпились местные жители: мужчины, женщины, даже малолетние дети стояли единой плотной стеной. Их было дюжины три; в слабых отсветах блестели лезвия топоров и серпов, вверх, как пики, вздымались оглобли и вилы. Между солдатами и безмолвной толпой было не больше десятка саженей.
— Гвардейцы, в шеренгу, — скомандовал капитан. — С карги глаз не спускать.
Семеро солдат и поручик быстро построились в линию. Капрала посадили на землю, прислонив спиной к толстому дереву. Двое остались за строем, держа за руки пленную ведьму.
