Охота на Бугимена - Ричард Чизмар
– А сам?
Ухмыляясь, я глянул на друга детства.
– Ты хоть понимаешь, что мы так и остались парой идиотов?
– За себя говори, Чиз.
– Жрать хочешь?
– Помираю с голоду.
Я завел двигатель и выехал с парковки. Пять минут спустя мы сидели в баре в «Лафлинс» и искали мелочь для музыкального автомата. Заказали бургеры с сыром и стейком да кувшин пива.
9
Джимми пукнул и захихикал.
– Господи, – простонал я, – если нас не услышат, то унюхают точно.
– Извиняюсь, – шепнул он. – А я тебе что говорил? Не давай мне заказывать луковые колечки.
– Не надо было заказывать три кружки пива.
– И их тоже. – Он с трудом сдерживал смех.
Было около полуночи, и мы вопреки здравому смыслу вернулись к Майерс-Хаус, на сей раз пешком. Джимми надрался так, что едва стоял на ногах. Я был почти трезв, поэтому начал раскаиваться: стояла поздняя ночь, холодало, да и дождик накрапывал.
В детстве Джимми обладал уникальным талантом: он мог развести меня на любую глупость. Невероятную глупость. Несмотря на то что однажды я заплатил девять долларов и пятьдесят центов за волшебное перышко, я не считал себя наивным и излишне доверчивым ребенком. Скажу больше, во всех наших злоключениях именно я брал на себя задачу: уговорить нас совершить глупость, объяснить, зачем нам это надо. А Джимми был чем-то вроде криптонита для меня. В этом состояла его суперспособность: он стирал мою память о пережитом кошмаре и внушал мне, что его предложение – наикрутейшее приключение, самая здравая в мире мысль.
– Эй, Рич, – говаривал он мне, – окажи любезность, подержи вот эту шишку, я в нее из духовушки жахну. Да не волнуйся, пальцы будут целы.
Или:
– Эй, Чиз! Слабо влезть вон на то дерево и повиснуть, как Тарзан?
Или:
– Будь добр, Рич, вот тебе палка, потыкай-ка ты ей вон то гнездо шершней. Я совершенно уверен: оно пустое.
Складывалось впечатление, что слабоумный волшебник накладывал на меня заклятие для собственного развлечения. И вот годы спустя он взялся за старое.
Прямо по курсу на нас надвигался Майерс-Хаус, его остроконечная крыша исчезала в беззвездном небе. На фронтоне не светилось ни одного окна, и даже на крыльце не горел свет. Там, на ступеньках, могла сидеть целая банда кровожадных головорезов, точить ножи и поджидать именно нас, а мы бы ничего и не разглядели. Слушая отчетливый хруст гравия под ногами, я мог уверенно сказать: о нашем приближении проведали уже давно.
– Погоди-ка, – пробормотал Джимми, – мне отлить надо.
– Что, опять?
Он промолчал в ответ. Было так темно, что в метре перед носом я уже ничего не видел, зато услышал, как Джимми отошел куда-то в сторонку, потом вжикнула молния, раздался вздох облегчения, и по гравию ударила непрерывная струя.
– Да боже ж ты мой, ты хотя бы в траву!.. – возмутился я.
Из тьмы рядом со мной послышалось:
– Поздняк.
Затем снова вжикнула молния, раскатисто рыгнули и звучно пукнули.
– Извините. Простите.
И снова захихикали.
– Эй, – позвал Джимми тихонько откуда-то передо мной, – окажи любезность…
– Не-а. Даже не проси. Что бы ты ни предложил, ответом будет «нет».
– Да я всего-то хотел попросить, чтобы ты говорил что-нибудь, а я нашел тебя по голосу. Тут одному до усрачки страшно.
– Вон что.
– А что ты думал, я предложу?
– Наверняка что-нибудь невероятно тупое.
– Говори, говори… Я уже почти тут…
– А знаешь, я сейчас отсюда свалю. Вот оставлю тебя здесь одного… Ах ты ж!
Из темноты прямо перед моим лицом выплыла рука Джимми, и палец ткнул мне в глаз. Через мгновение раздалось оглушительное «шлеп!» – это ладонь другой его руки врезала мне по уху.
– О, вот ты где, – шепнул он, даже не догадываясь о том, как мне больно. Я видел только одним глазом, однако разглядеть его не мог, хоть и стоял Джимми так близко, что кисло воняло луком и мочой, – видимо, он попал себе на ботинки.
– Если ты это нарочно, то домой пойдешь пешком, – простонал я.
– Что «нарочно»?
– Забудь. Пойдем в машину.
– Что это?
– Где?
– Да вон там.
– Если ты пальцем показываешь, то бесполезно – такая темень.
– Да вон там, слева, за домом Балико.
Я изо всей силы прищурился во мрак, но разглядел только тусклый нимб света, пробивающийся из-за дома, да контур сарая в углу двора.
– Ничего не вижу.
– Смотри лучше.
Я вгляделся еще и, когда совсем уже решил, что Джимми вновь взялся за старые проделки, увидел что-то маленькое, бледное и круглое, движущееся над подъездной дорожкой метрах в тридцати перед нами.
– Видишь? – спросил Джимми неожиданно трезвым голосом.
– Что за черт?
Что бы это ни было, оно плыло над землей прямо к нам, подсвеченное сзади огнями окрестных дворов. Мгновение спустя мы услышали шаги, шуршащие в высокой траве у дорожки.
– Это лицо, – раздался шепот Джимми.
Мы уносили ноги, как и сотни раз до того – будто все черти ада кинулись за нами в погоню.
10
В машине мы врубили печку.
– Я мало что в жизни страшнее видал. – Джимми тер руки и никак не мог согреться. – Может, в полицию позвонить?
– И что мы скажем?
– Что видели жуткого чувака-альбиноса, который шнырял в темноте. А вдруг это он – убийца?
– Ну не знаю, – ответил я, – мы оба выпили, вряд ли нас сочтут надежными свидетелями.
– А не ты ли говорил, что у них есть телефон доверия?
Я поразился, что он вспомнил такую деталь.
– Хорошо, только звони сам, – ты теперь нездешний, твой голос не узнают.
Остановившись на обочине перед аптекой «Плаза Драгс», я пошарил на полочке в центре приборной панели, дал ему четвертак для телефона-автомата и свои зимние перчатки.
– А это зачем? – удивился Джимми.
– Чтобы отпечатки не оставить.
Он щелкнул пальцами.
– Умно.
Джимми вылезал из автомобиля, когда я бросил ему вслед:
– Знаешь, тот, кого мы видели, может, совсем и не альбинос.
Дружок недоуменно уставился на меня.
– Может, он был в маске.
11
Днями напролет после того случая я просматривал газеты и читал новости. Я рассказал Карли о случившемся, и она стала прислушиваться к местным новостям и слухам с удвоенным вниманием. А я проезжал мимо Майерс-Хаус по меньшей мере три-четыре раза в день.
Безрезультатно.
12
В последний вечер июля я стоял внизу, на подъездной дорожке, и вглядывался туда, где за холмом собирались полчища мрачных туч, наступавших на горизонт. Этот месяц в Эджвуде выдался спокойным и тихим, но у меня складывалось впечатление, что мир и порядок подходят к концу.
Грядет буря.
Эти два слова уже много недель эхом
