Николь Жамэ - Тайна острова Химер
— Докажешь? И как же?
— Согласно легенде, пять пасынков Даны, не доверявшие ей, спрятали сокровище в месте, известном только им…
— И должны соединиться пять ключей, чтобы открыть захоронку, — скептически продолжил ПМ. — Скажи что-нибудь новенькое, чего я не знаю… для разнообразия.
— Сказать нельзя, но показать можно. Могу я опустить руки?
ПМ подумал, что здесь какая-то ловушка, но вместе с тем ему придавало уверенности наличие оружия. Сила была на его стороне.
Он качнул стволом.
— Только потихоньку. Если попробуешь провести меня, я колебаться не стану. С такого расстояния даже слепой не промажет.
Райан медленно опустил руки, сунул правую в карман и вытащил, протянув ладонь.
Вопреки своей воле ПМ приблизился.
На правой ладони Райана поблескивал маленький золотой ключик.
— Я нашел его, когда обыскивал комнату Алисы. Не хватает еще четырех.
Он пока не знал, что у Луизы, Фрэнка и Жилль хранилось по одному. Но зато он узнал, что один ключ есть у Эдварда.
— Где он? — жадно спросил ПМ.
— На его шее. Он никогда его не снимает.
Ладонь Райана сжала ключ в момент, когда ПМ протянул руку, чтобы схватить его.
— Я дам его тебе при условии, что ты объединишься со мной. Так что у тебя будет гарантия, что я не смогу один справиться с кладом.
Что-то похожее на кудахтанье вырвалось из горла ПМ.
— Не тебе диктовать мне условия. Зачем мне делить с кем-то сокровище, если я могу забрать все?
— Потому что без меня тебе его ни за что не найти. Потому что, если ты не согласен, я сейчас уйду. Потому что, чтобы арестовать меня, тебе придется меня убить. А раз ты меня убьешь, то попадешь в тюрьму.
— Ишь какой ты стал говорливый! Ты ничего не получишь, слышишь! Это видел?! — сделал он неприличный жест.
Райан двинулся к ПМ, игнорируя его предупреждения и приказ не двигаться.
Он был уже почти в метре от него, когда раздался выстрел. Пуля угодила ему прямо в грудь. Озадаченный ПМ увидел, как брат, будто в замедленной съемке, валится в пыль.
Он посмотрел на человека, лежащего на земле, потом на дуло пистолета, из которого еще поднимался дымок, затем на кровь, брызнувшую из раны на груди, и вдруг отбросил от себя оружие, как будто стрелял не он, а оно выстрелило само.
Губы Райана шевельнулись. Он, видимо, хотел что-то сказать, но слова застряли в забулькавшем горле. Струйка крови потекла из уголка губ, голубые глаза стекленели. Окончательно.
Потеряв самообладание, ПМ бросился к Райану и попытался уловить дыхание, нащупать пульс. Все напрасно.
Вопреки ожиданиям глаза его наполнились слезами, страх, жалость и гнев смешались в одно, и он принялся яростно упрекать своего брата в том, что тот вынудил его так поступить.
14
Сестра-привратница только что прикрыла тяжелую калитку и испуганно вскрикнула, увидев, как та распахнулась от толчка Лукаса Ферсена.
— Сейчас время молитвы, — поспешно прошептала она.
— О нет, сестра, сейчас время исповеди. Через две минуты все должны собраться в часовне, не мешкая.
Она выкатила глаза:
— Все?
— Все, — повторил Лукас. — Даже затворницы!
У специалиста по расследованию ритуальных убийств никогда не было более внимательной и более дисциплинированной аудитории.
Все тридцать монахинь гуськом вошли в часовню и привычно расселись по двум рядам скамеек.
Несмотря на призывы к молчанию, когда он сказал о похищении трупа из морга, прокатился испуганный шепот. Многие стали осенять себя крестом, когда Ангус передал им фотографию близнеца. Лукас покончил с недоверчивыми взглядами и перешептываниями:
— Речь, разумеется, не обо мне, а о мужчине, похожем на меня как две капли воды.
Перешептывания возобновились, когда Мари упомянула о фургоне, за рулем которого была монахиня. В этот раз призвала свою паству к тишине мать Клеманс, несколько раз сухо хлопнув в ладоши.
— Вы, должно быть, ошибаетесь. Все сестры служили именно здесь вечерню, а потом монастырь закрыли на ночь.
— А вечерня — это приблизительно в какое время?
Сестра-привратница окинула неверующих шокированным взглядом.
— В шесть вечера, конечно.
— Может такое быть, что кто-то из сестер в это время тайно покинул обитель?
Гипотеза показалась довольно нелепой и вызвала у некоторых возмущенное квохтанье без единого ответа.
— Хорошо. Мы будем всех опрашивать по одной, как на исповеди. Хочу напомнить, что ложь не только грех — она преследуется законом, потому что считается пособничеством преступлению. За нее полагается от двух месяцев до двух лет заключения. Можете поверить: по сравнению с тюрьмой здесь просто рай!
Пока Ангус с помощниками организовывал опрос, Лукас с женой присоединились к настоятельнице. Мари, проникнувшись волнением сестер, выждала некоторое время.
— Возможно, было похищено одно из монашеских одеяний. Вы нам очень поможете, если проверите наличие тех, что хранятся в монастыре. Не считая тех, что на вас.
— Почему подозрение падает на нас? — оскорбленно спросила мать Клеманс.
— Мир зол, — насмешливо ответил Лукас. — У вас есть фургон?
Монастырь располагал тремя транспортными средствами, стоящими в гараже за огородами: трактором и двумя фургончиками. Ни одно из них не соответствовало тому, что попало в поле зрения камеры на перекрестке.
Затем проверили одеяния. У каждой сестры имелось два комплекта. Пересчет был быстрым, но бесполезным: все комплекты оказались на месте.
Они покидали монастырь, когда Ангусу позвонили. Звонок его сильно взволновал, несмотря на всегдашнюю флегматичность. Он догнал Мари и Лукаса у машин, лицо его словно вытянулось.
— Это судмедэксперт.
— Тело вернулось?
Ангусу было не до смеха.
— Только что получен анализ ДНК…
— Каков результат? — оборвал его сразу насторожившийся Лукас.
— Это касается пряди волос, найденной при умершем.
— Я и позабыл о ней. Ну и как?
— ДНК похожа на вашу, Мари.
— Как так похожа? — взорвался Лукас. — Она ее или не ее?
Смущенный Ангус объяснил, что там содержались идентичные признаки.
— Это волосы Мэри Салливан.
Специалист по расследованию ритуальных убийств хохотнул:
— Ну вот, продолжается! Близнец знал мать моей жены! Вскоре выяснится, что я приехал на Лендсен вести расследование не по воле случая, а по иронии судьбы, написанной наперед!
Ангус подождал, пока он успокоится, и выдвинул предположение, заранее извинившись за то, что оно, возможно, абсурдно.
Лукас с саркастической ухмылкой его приободрил:
— Мы уже всякого наслышались. Говорите, Ангус.
Ирландец помедлил, словно набираясь духу.
— А если Пьер-Мари был прав? Если Райан жив, и именно он украл конверт, который вам передала Мэри? Если в нем содержалась тайна Салливанов и если именно он убийца? Может оказаться, что он хранил прядь волос своей возлюбленной и… — Он остановился, увидев, как мертвенно побледнела Мари, и проговорил: — Я чувствовал, что мне бы лучше промолчать.
Неверно истолковав причину бледности жены, Лукас отнес это на счет ее естественной склонности верить в иррациональное.
— Неужели ты поверишь? Эта прядь — всего лишь инсценировка. Луиза наверняка хранила волосы дочери, а кто-то украл их и нарочно повесил на тело, чтобы запутать следы.
— С последним пунктом я согласен, — поддержал его Ангус. — Чтобы запутать…
Но Лукас уже сел в машину и закрыл дверцу.
— Сожалею. Не думал я, что он так воспримет…
— Вы здесь ни при чем, у него нервишки пошаливают.
Еще не придя в себя от слов жандарма, Мари коротко поведала, что они узнали о прошлом Элен. Ангус посочувствовал Лукасу. Менее чем за сутки узнать, что у тебя есть близнец, что отец — вовсе не отец, а мать как бы не существует — от этого и свихнуться можно…
По возвращении в жандармерию Мари нашла на бюро список детей, объявленных убитыми или пропавшими между 1961-м и 1968 годами, и вопросительно взглянула на сидевшего напротив Лукаса.
— Я не думала, что ты занялся расследованием.
— Ведь ты хотела этого, нет?
— Да, но…
Он метнул в нее двусмысленный взгляд.
— Просто необходимо время от времени удивлять тебя, иначе мы погрязнем в рутине. — И он погрузился в изучение списка, давая понять, что тема эта на сегодня закрыта.
Прошел час. На листах, над которыми работала Мари, появились обведенные фломастером фамилии. Среди прочих — фамилия супругов Рейно, ребенок которых — шестилетний мальчик — погиб вместе с родителями в авиакатастрофе накануне 1967 года. «Изучить», — пометила она на полях и два раза подчеркнула.
Она сидела на телефоне, справляясь о новорожденном, исчезнувшем из парижской клиники осенью 1961 года, когда к ней подошел Лукас с чашкой кофе в руке.
