Джеймс Паттерсон - Лондонские мосты
– Так я уже посланник? И что же мне надлежит передать? – спросил я, когда мы вошли в дом.
Русский отмахнулся от вопроса, как от назойливого насекомого.
– Время летит. Разве не понятно? Разве вы не думаете об этом? Французы просто засунули вас подальше, чтобы вы им не мешали. Наверняка вы и сами пришли к такому выводу.
– В общем-то да, – ответил я, рассматривая человека, назвавшегося Волком. Я не мог в это поверить. Но если белобородый не Волк, то кто он тогда? И зачем меня привезли сюда? – Такая мысль приходила мне в голову.
– Конечно, приходила. Вы же не идиот.
Мы прошли в небольшую темную комнату с выложенным из крупных булыжников камином. Огня не было, и вообще комната выглядела неухоженной: беспорядочно расставленная тяжелая деревянная мебель, старые журналы и пожелтевшие газеты на столе, наглухо закрытые окна, спертый воздух. Единственным источником света служила стоящая на столе лампа.
– Зачем вы привезли меня сюда? Зачем показываете мне свое лицо? – спросил я.
– Садитесь.
– Хорошо. Итак, я посланник.
Русский кивнул:
– Да, вы посланник. Важно, чтобы все наконец осознали серьезность ситуации. Это ваш последний шанс.
– Мы понимаем.
Едва я успел произнести два этих слова, как белобородый сделал шаг вперед и ударил меня кулаком в челюсть.
Стул упал, и я вместе с ним. Голова больно ударилась о каменный пол. На пару секунд я, наверное, вырубился.
Меня подняли и снова посадили на стул. Голова кружилась, во рту ощущался вкус крови.
– Я хочу, чтобы все было абсолютно ясно, – продолжал русский с видом человека, только что сделавшего вынужденную паузу. – Вы – посланник. Никто из вас, дураков, не отдает себе отчет в том, насколько серьезно положение. Никто не понимает в полной мере, что вы все умрете. Боюсь, вы осознаете это только тогда, когда будет уже поздно. Взять, к примеру, ту глупую француженку. Думаете, она поняла что-то, пока пуля не разворотила ей мозг? На этот раз, доктор Кросс, деньги должны быть выплачены. Целиком. Полностью. Во всех четырех городах. Заключенные должны быть освобождены.
– При чем тут заключенные? – снова спросил я.
Он опять ударил меня, но на сей раз я не упал.
– Потому что я так хочу!
Русский ненадолго вышел из комнаты, а вернулся с тяжелым на вид, большим черным чемоданом. Он положил его на пол передо мной.
– Это ядерное взрывное устройство тактического действия. Более известно как "ядерный чемоданчик". Жуткая штука. Его легко спрятать, легко транспортировать. Все просто и надежно. Вы ведь, конечно, видели фотографии Хиросимы. Нуда, их же все видели.
– Причем здесь Хиросима?
– При том, что заряд этого чемоданчика обладает примерно такой же разрушительной мощью. Бывший Советский Союз поставил производство этих игрушек на поток. Хотите знать, где в настоящий момент находятся другие? Я вам скажу. В Вашингтоне, Лондоне, Париже и Тель-Авиве. Как видите, в так называемом эксклюзивном ядерном клубе для избранных появился новый член. Мы.
По спине у меня пробежал холодок. Неужели в этом чемодане действительно ядерный заряд?
– И вы хотите, чтобы я доставил это сообщение?
– Да. Я хочу, чтобы вы сообщили, что все четыре бомбы уже на местах. А для большей убедительности возьмете с собой вот этот чемоданчик. Пусть ваши специалисты сами во всем убедятся. Только предупредите, что времени у них немного. Ну что ж, полагаю, теперь, может быть, до вас дошло по-настоящему. Убирайтесь. Для меня вы все равно что мошка, но по крайней мере не пустое место. Возьмите устройство с собой. В качестве подарка. И не говорите, что я вас не предупредил. Все, идите. И поторопитесь, доктор Кросс.
Глава 81
Все смешалось для меня в тот день.
Я возвращался в Париж уже без капюшона на голове, и сама поездка назад показалась намного короче той, что я совершил менее часа назад.
Мои похитители молчали, не отвечая ни на один вопрос, так что о том, куда мы едем вместе с бомбой, оставалось только догадываться. Со мной никто не разговаривал, а между собой они общались только по-русски.
"Для меня вы все равно что мошка... Возьмите устройство с собой..."
Вскоре после того, как мы въехали в Париж, "пежо" остановился рядом с парковочной стоянкой у какого-то торгового центра. В лицо ткнули пистолет, наручники приковали к чемодану.
– В чем дело? – спросил я, и снова никто не ответил.
Мы проехали еще немного, и "пежо" снова остановился на площади Игоря Стравинского, в одном из самых населенных районов Парижа, выглядевшем покинутым и обезлюдевшем.
– Выходи!
Это были первые английские слова за последний час.
Медленно и осторожно я вылез из седана вместе с прикованной к руке бомбой. Мне было как-то не по себе, кружилась голова. "Пежо" с ревом сорвался с места и умчался.
Воздух был немного сырой, и мне казалось, что я воспринимаю плавающие в нем частички влаги, как будто у меня появилась способность ощущать атомы. Я стоял совершенно неподвижно посреди необъятной площади перед Центром национального искусства и культуры имени Жоржа Помпиду, пристегнутый к черному, весившему по меньшей мере фунтов пятьдесят чемодану, и не мог сделать ни шагу.
А если там действительно атомная бомба, эквивалентная той, которую Гарри Трумэн приказал сбросить на японцев? Тело покрылось холодным потом; я словно попал в страшный сон и наблюдал себя как бы со стороны. И что теперь? Конец? Неужели все кончится вот так? А почему нет? Игра перестала быть игрой, ставки отменялись, а уж моя жизнь точно ничего не стоит. Взорвется ли бомба? А если не взорвется, то не умру ли я от лучевой болезни?
Заметив двух стоящих у магазина "Вирджин" полицейских, я медленно направился к ним. Объяснил, кто я такой, и попросил позвонить директору Службы общественной безопасности.
Я не стал говорить им, что находится в черном чемодане, но быстро рассказал обо всем директору.
– Как вы считаете, доктор Кросс, угроза реальна? – поинтересовался он. – Бомба настоящая?
– Не знаю. Откуда мне знать? Но пожалуйста, исходите из худшего варианта. – Мне хотелось крикнуть ему: "Черт возьми, пришли сюда своих спецов! Немедленно! Брось трубку и за дело!"
Через несколько минут весь район Бобур был в спешном порядке эвакуирован; остались только десяток-другой патрульных, военная полиция и несколько экспертов-взрывников. По крайней мере я надеялся, что это эксперты и что они разбираются в "ядерных чемоданчиках".
Мне велели сесть на землю. Я сел. Рядом, конечно, с бомбой. Я делал все, что мне говорили, потому что ничего другого не оставалось. Меня тошнило, и сидеть было легче, чем стоять. Хотя и ненамного.
Подвели натасканную на взрывчатку собаку. Это была красивая молодая немецкая овчарка. Она шла ко мне, настороженно поглядывая на чемодан, как будто он был ее соперником или врагом.
Приблизившись на расстояние примерно пяти ярдов, овчарка замерла. Застыла, как замороженная. Глухо заворчала. Шерсть у нее на шее поднялась. "О Господи. Вот вляпался в дерьмо", – подумал я.
Овчарка еще порычала, потом, убедившись, что имеет дело с радиоактивными элементами, поспешно отступила к своим хозяевам. Умная собачка. Я снова остался один.
Так страшно мне не было никогда в жизни. Не очень-то приятно думать, что в любой момент ты можешь не то что умереть, а реально испариться.
Наконец через несколько показавшихся вечностью минут ко мне осторожно подошли двое в похожих на космические скафандрах. Один из них держал в руке болторез. Благослови его Бог! Такое и в кино не часто увидишь.
Человек с болторезом опустился рядом со мной на колени.
– Все в порядке. Все будет хорошо, – прошептал он, перекусывая цепочку наручников. – Готово. Можете идти. Вставайте. Медленно.
Я поднялся, растирая запястья, и посмотрел на черный чемодан – любоваться им желания не было.
Мы поспешили к двум черным фургонам. Конечно, они находились в пределах "горячей" зоны и в случае ядерного взрыва мгновенно испарились бы вместе со всем прочим на площади примерно в одну квадратную милю.
Сидя в фургоне, я видел, как к чемодану двинулась группа техников, чтобы деактивировать бомбу. Если получится.
Следующие минуты показались мне часами. Никто не разговаривал, все сидели, затаив дыхание. Каждый понимал, что может умереть, но думать об этом было невозможно.
Наконец один из взрывотехников подал сигнал: чемодан открыт.
Еще через минуту:
– Ядерный заряд есть. Бомба настоящая. В рабочем состоянии.
Итак, угроза была реальной. Волк не блефовал. Он выполнял свои обещания. Ублюдок, мерзавец, садист.
Один из взрывотехников поднял руку и помахал. Простой вроде бы жест отозвался в фургоне радостными криками. Я не сразу понял, что случилось, но, похоже, новости были хорошие. Про меня забыли, никто ничего не объяснял.
– Что случилось? – спросил я наконец по-французски.
