Ольга Володарская - Нет дьявола во мне
– Да у любого в деревне.
– А у него? – Елизавета указала вилкой на официанта.
– Попробуй.
– Малыш! – Она щелкнула пальцами. Поскольку французы покинули таверну и посетителей было всего двое, он примчался на зов мгновенно.
– Я отойду на минутку, – сказала Мари Елизавете, встав из-за стола. Вина она выпила прилично, и пора было сходить в уборную. А сестра Николаса пусть пока допрашивает паренька.
В туалете Марианна пробыла минуты три, а когда вышла, Лиз пританцовывала от нетерпения возле стола.
– Тоже хочешь в уборную? – спросила у нее Марианна.
– Нет, нам спешить надо. Давай расплачивайся, и пойдем.
– Куда?
– К Николасу. Я знаю, где живет ребенок, в которого переселилась душа моего брата.
Сначала Мари хотела отказаться. Но так как делать все равно было нечего, а Лиз, несмотря на закидоны, была ей симпатична, то Марианна, положив на стол несколько купюр, последовала за сестрой убитого возлюбленного.
Глава 5
Мэд Дарли, одетый в плотную водолазку, сидел напротив Марко и нервно подергивал ногой. Ему было жарко, учитель постоянно смахивал пот, выступающий над верхней губой.
– Неподходящую вы одежду выбрали, – заметил Марко. – На улице плюс тридцать.
– Утром, когда я выходил из дома, было прохладно.
– Могу я вас попросить опустить ворот?
– Я не буду этого делать! – вскричал он с таким возмущением, как будто ему предложили раздеться донага и в таком виде пройти по улице.
– Хорошо, – покладисто согласился Марко. – Тогда выпишу повестку, вызову вас к себе в участок для официального допроса… – Он встал, посмотрел с высоты своего гигантского роста на съежившегося Дарли. – И все в монастыре узнают, что вы подозреваетесь в убийстве. Я не хотел раньше времени поднимать шум. Понимаю, что для педагога очень важна репутация.
Дарлинг рванул ворот водолазки, оголяя шею. На лице отразилось страдание. Казалось, он сейчас заплачет.
– Кто это вас так? – спросил Марко, осмотрев огромный синяк с кровоподтеками и мелкие ранки.
– Никто. Упал.
– На чью-то руку?
– На свою. Выставил ее, чтобы защитить лицо.
– Покажите как.
Мэд попытался что-то изобразить, но сам понял, что не убедителен, и обессиленно опустил руки вдоль туловища.
– Вы подрались, так? – осторожно спросил Марко.
Дарли дернул ртом.
– С Даниелем?
Большие голубые глаза Мэда взметнулись вверх. Он растерянно посмотрел на Марко и переспросил:
– С кем?
– С вашим учеником. Мальчиком из хора. Которого убили. – Он специально делал паузы через каждое предложение… нагнетал.
Но Мэд отреагировал не так, как ожидалось:
– Вы что, с ума сошли? Драться с учениками не этично, не педагогично и вообще… запрещено школьным уставом. Я дорожу местом, поэтому держу себя в руках, даже когда эти гаденыши выводят меня из себя.
– Чем они вас так раздражают?
– Они дерзят и пакостят так же, как и обычные школьники.
– Тогда с кем вы подрались?
Дарли снова закрылся. Насупился, сцепил худенькие ручки на груди. Он был какой-то не солидный. Неудивительно, что ученики его ни во что не ставили. И дело не в худобе и детском пушке на тридцатилетней физиономии с ранними мимическими морщинками. А в чем-то, скрывающемся внутри. В академии был у Марко педагог по физической подготовке ростом с крупную собаку, типа Чака. И с лицом, как у ленивца. Если бы мультфильм «Ледниковый период» вышел раньше на десять лет, то все бы решили, что он копия Сида. Но все равно не дразнили бы его так. Потому что физрук был таким мощным мужиком, не физически, нет, скорее энергетически, что одним взглядом заставлял заткнуться толпу расшумевшихся здоровенных молодцев.
– С кем вы подрались? – повторил свой вопрос Марко. – Я знаю ответ, но хочу услышать от вас, чтобы понять, насколько вы откровенны со мной… – Он блефовал, конечно же. Но он умел это делать. И в жизни, и в карточной игре.
– С Джакомо, – выдавил из себя Мэд.
Ого! Милые тешутся не только тем, что бранятся, но и дерутся?
– Что послужило причиной потасовки?
– Вы снова меня проверяете?
– Хорошо, я скажу сам. Даниель. Вы ревновали к нему своего возлюбленного.
Англичанин уронил голову на скрещенные на острых коленях руки и захныкал. Но когда через несколько секунд поднял голову, его глаза были сухи. Оказалось, он смеялся. Пусть и нервно.
– Как я мог влюбиться в него? Как? В этого фавна! – Кадык его ходил так, что ворот водолазки приспустился, обнажив часть синяка. – Но это ладно. Не это самое смешное. А то, что он оказался способным на сильное чувство. Я-то думал, этот идейный развратник, его похоть, как протест мальчика, росшего в семье священника и с детства приучаемого к самоотречению, аскетизму, никого, кроме себя, не полюбит… А вон как оказалось! В мальчишку втрескался. Да чисто так… Знаете, как обидно мне было? Почему не в меня? Чем я плох?
– Сердцу не прикажешь. Иначе вы бы не полюбили фавна Джакомо, ведь так? – Марко говорил дружелюбно. И улыбался поощрительно. – А теперь расскажите мне, с чего начался конфликт?
– Даниель был несносным. Парень с манией величия. В том, что он так возгордился, была в основном вина Джакомо. Он превозносил его талант до небес. У меня были с ним стычки еще до того, как я узнал, что между дирижером и солистом хора что-то большее, чем следует. Но в ТОТ день мы буквально сцепились. Потому что я узнал… А он, видимо, понял, что я узнал…
– Вам сказал Джакомо? – Англичанин кивнул. – И Даниелю?
Тут он пожал плечами.
– Я точно не знаю. Но мальчишка так себя вел, будто знал обо мне нечто такое, чего я должен стыдиться. В общем, когда мы столкнулись в школьном дворе, я начал, как говорят в криминальных кругах, на него наезжать. Грозился завалить на экзаменах… Но с Даниеля как с гуся вода, и это бесило меня еще больше. Заехать ему по самодовольной физиономии мне очень хотелось, но я сдержался.
– Даниель покинул двор первым и ушел за ворота. Вы последовали за ним через несколько минут.
– Не за ним. Просто ушел с монастырской территории. Направился домой. И столкнулся с Джакомо. Он отозвал меня, чтобы поговорить, и мы ушли за горный выступ. Оказалось, гаденыш Даниель уже успел наябедничать ему. Мы стали ругаться. Слышали бы вы, какие гадости он говорил мне! Я не выдержал и замахнулся на Джакомо. Я хотел разбить ему рот, чтоб он перестал исторгать из себя обидные для меня слова… Но он схватил меня за шею и с силой толкнул. Я упал. Больно ударился коленом и на некоторое время потерял сознание. Когда очнулся, Джакомо не было рядом…
– И что вы сделали потом?
– Пошел в медпункт.
– Не правда. Я справлялся у фельдшера. Вы явились к нему через полтора часа.
– Это что же… я так долго без сознания провалялся?
– А вы не смотрели на часы?
– Я не ношу часы. И сотового телефона не имею, считаю его излучение вредным.
– Вы понимаете, что являетесь на данный момент главным подозреваемым? У вас есть мотив и нет алиби.
– Как нет? А это? – Он задрал штанину свободных брюк и продемонстрировал забинтованное колено. – Как бы я забрался высоко в горы с поврежденной ногой?
– Вы могли пораниться там… Высоко в горах. Когда тащили тело Даниеля.
– Да это Джакомо меня толкнул! Спросите у него, он подтвердит!
– Я как раз вызвал его, он будет с минуты на минуту…
На сей раз беседа проходила в одном из кабинетов. Марко сидел за учительским столом, а Дарли рядом. Сначала за парту хотел, но передумал и выдвинул стул.
– Как складываются ваши с Джакомо взаимоотношения сейчас? После драки вы общаетесь?
– Даже не здороваемся. Я не желаю больше знать этого человека.
– Но теперь никто не стоит между вами, и, возможно, вы могли бы попробовать…
– Нет! – яростно прорычал Мэд. – Я не прощу ему того, что он бросил меня в бессознательном состоянии…
Тут дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник Джакомо. Он был, как обычно, при полном параде: с прической, пусть, на взгляд Марко, нелепой, в светлых брюках, элегантных ботинках, приталенной рубашке, а его шею украшал очередной шелковый шарф. Лицо серьезное, но не грустное. Уже утешился или так умело держит себя в руках?
– Здравствуйте, – поприветствовал он Марко. На Мэда же даже не посмотрел. Учитель английского тоже демонстративно отвернулся.
«Детский сад!» – с раздражением подумал Марко, а вслух сказал:
– Проходите, пожалуйста.
– Может, я подожду за дверью. Пока вы не освободитесь?
– Нет, сейчас, уж будьте любезны… – И сделал приглашающий жест.
Дирижер вошел. Потоптавшись немного, присел на тумбу возле доски. Там лежала испачканная мелом тряпка, но Джакомо будто не заметил ее.
«Волнуется сильнее, чем хочет показать, – подумал Марко. – Причем чувство это нарастает с каждой секундой».
