Грешник - Ольга Корвис
Ростислав молча смотрел на Кулагина. Думал, станет легче, когда увидит его своими глазами — загнанного, осознавшего. Не стало. Потерянные годы — хрен бы с ними, можно пережить. Наверстать, пережевать, махнуть рукой и жить дальше. Но остальное? Что делать с этим? Пустоту в душе не заполнить, уродливую маску с лица не смыть. Сказал бы, что больно было, но нет. Было никак. Даже слова о матери ничем в душе не отозвались.
— Так я и умер, Толь, — тихо ответил Ростислав. — Ну только пораньше немного — когда ты тех двух мудаков нанял. Ты так хотел получить ту роль, что ничем не побрезговал. Даже меня закопал.
— Я тебя не закапывал! — зло огрызнулся Кулагин. — Ты… Блядь, я же просто…
Он осекся, сжал пальцы в кулаки. Признание рвалось изнутри так сильно, что стучалось об зубы — словно вот-вот стошнит неприглядной правдой. Но Кулагин еще пытался держаться.
— Да брось, Толь, — усмехнулся Воронцов. — Я уже знаю, что это ты меня заказал. Я же не просто так все это начал. Да ты и сам не дурак, понимать должен. Сразу я, конечно, не догадался, кто это. Думал, просто идиотское стечение обстоятельств. Несчастный случай. Потом уже было время поразмышлять. Сначала на реабилитации в больнице, потом дома. Я все прокручивал тот вечер, когда на меня напали. Ну забрали кошелек и телефон — обычное дело. Но ты ведь знаешь, что дальше было, не так ли?
Кулагин содрогнулся. Он знал, но у него не было сил признать это вслух.
Ростислав решил ему помочь.
— Я их потом нашел, — все так же тихо произнес он. — Сначала одного, потом другого. Они меня, конечно, не узнали. Но меня и мать не сразу в больнице признала, когда бинты сняли.
Воронцов ненадолго замолчал. Разглядывал лицо Кулагина и видел там животный страх. Как у замершего посреди дороги зверька. И не сбежать, и глаз не отвести.
— Я… — Кулагин запнулся и замолчал. Бессильно опустил плечи, потряс головой.
— Давай я договорю, — продолжил Ростислав. — Сначала я каждого из них спросил, почему кислота? Ограбить можно гораздо проще. Они же вырубили меня. Забирай все и уходи, но нет. Знаешь, что они ответили? Им так велели. Тогда я спросил, кто. Времени прошло немало, но тебя они вспомнили и на фотографии узнали. Потом я про тебя поискал. Тебя после той постановки везде много стало. Ну, ты заслужил. Наверное. А теперь я хочу спросить, Толь, за что? Неужели так роль хотел получить? Только не отмазывайся. Теперь уже поздно.
Кулагин изменился в лице. Побледнел белее снега. Прошлое, что медленно падало на него обрывками давних событий, теперь смело лавиной неизбежности. Толик мелко затрясся. Застонал словно в тяжелом кошмаре.
— Да я же не хотел, чтобы так! Я им просто сказал, чтобы они тебя немного притормозили. Чтобы ты на прослушивание не пришел. Я же не знал, что оно все так… — голос у Кулагина сорвался, он судорожно вдохнул холодный воздух. — Я просто…
— Просто даже мухи не летают. Что ты им сказал?
— Так и сказал, чтобы ты не пришел, — Кулагин посмотрел на Воронцова и глухо добавил, — и не смог там спеть.
— Вот оно что, — понимающе отозвался Ростислав. — Ну, парни тебе попались старательные. Твои деньги отработали.
— Что ты с ними сделал? — еле слышно спросил Толик.
— Убил.
Кулагин почувствовал, как внутри все ледяным жгутом скрутило. Он неверяще смотрел на Воронцова. Убил? Просто вот взял и убил? Ростислав прочитал его недоумение.
— Я же мертвый, Толь. Мне терять нечего, — сожженные губы изогнулись в кривой улыбке. Воронцов похлопал ладонью по запорошенному тонким слоем снега памятнику. — Я тут лежу и буду лежать. А нам с тобой нужно закончить.
Ростислав потянулся к рюкзаку и вытащил пистолет. Кулагина поразило, с какой легкостью он это сделал. Как будто термос с чаем вытащил — погреться. Все стало еще сюрреалистичнее, страшнее, неправильнее. Толик машинально попятился. Дышать стало тяжело, сердце забилось, того и гляди грудную клетку пробьет и на свободу вырвется. Подальше от чужой могилы и Воронцова с оружием.
— Ч-что тебе от меня надо? Зачем ты вообще это все?.. — Кулагин нервным жестом показал на памятник и быстро продолжил. — Мне жаль, что все так получилось. Я же не хотел, чтобы они с тобой так, понимаешь? Не хотел! Я думал, они только… Господи боже… Ну ударят и все. Я же не знал, что они все вот так. Мне жаль, очень жаль…
— Поздно жалеть. Меня — так уж точно. А себя можешь пожалеть. Тебе же решать, что дальше делать.
— Что ты имеешь в виду? — со страхом спросил Кулагин. — Слушай, ну прости меня, я же правда не думал, что все так будет. Что ты хочешь?
— А я, Толь, хочу, чтобы ты понял, как это — быть мной, — свободной рукой Ростислав порылся в рюкзаке и вытащил охотничий нож в футляре, бросил его на снег рядом с Кулагиным.
Тот отступил, словно ему ядовитую гадюку под ноги кинули.
— Смотрел я недавно твое интервью. Тебя спросили о первой значимой роли в карьере, а ты сказал, что тебе повезло ее получить. Так вот, это не повезло называется. Повезет тебе, если ты отсюда живой уйдешь, но чтобы это произошло, придется немного мной стать. Отрежешь себе язык — можешь идти на все четыре стороны. Зассышь — я тебя застрелю. Прямо здесь. Выбирай.
Кулагин не то снова застонал, не то завыл от безысходности. Воронцов по его белому лицу видел, насколько Толику страшно. Но у всех свои страхи. Он тоже боялся поначалу в зеркало смотреть — оттуда чудовище выглядывало. Боялся осознать, что впереди у него — только пустота. Ни работы, ни семьи. Никакой жизни вообще. Думал — получится смириться, но не вышло. Друзья-знакомые-подруги быстро все разлетелись, кто куда. Мать смотрела как на больное животное — с неприкрытой жалостью. Мир от него отвернулся, в нем и так уродов хватает. А Ростислав сам себя из него вычеркнул. Дорого ему обошлось заключение эксперта,
