Дело о шепчущей комнате - Игорь Евдокимов
– Господа, – обратился к собравшимся Леонид Георгиевич. – Время, к сожалению, позднее, а буря не выказывает намерений уняться. Я вынужден настаивать, чтобы вы остались у нас на ночь. Пытаться выехать отсюда сейчас – чистое самоубийство!
Это замечание ни у кого из собравшихся не встретило возражений.
– Слуги приготовят ваши комнаты. Мы только что прошли в столовую через нужный коридор. Только… – Волков неловко замялся, перебегая глазами от гостя к гостю, пока не остановился на Постольском. – Павел… эээ… Афанасьевич, не оскорблю ли я вас предложением переночевать на диване в гостиной?
– Нет, конечно, – помотал головой поручик.
– Постойте, а в чем заминка? – поинтересовался Корсаков. – Я отчетливо помню, что в коридоре было шесть дверей. Гостей также шесть. Места как будто хватит всем.
Волковы переглянулись, пытаясь скрыть беспокойство. И Постольский увидел, что Владимира это заинтересовало.
– Одна из комнат… Она… – замялся было Леонид Георгиевич, но супруга пришла ему на выручку:
– Абсолютно непригодна для гостей. Мы не вправе рассчитывать, что кто-то согласится…
– О, Анна Ивановна, дорогая моя, мне довелось много путешествовать по нашей бескрайней стране. Поверьте мне, я повидал такие номера в провинциальных гостиницах, что, я уверен, ваша комната покажется мне чертогами персидского падишаха!
Владимир едва заметно подался вперед, не сводя глаз с хозяев и ожидая их ответа.
– Гэспэдин Кэрсэкэв, кэжется, нэши хэзяева яснэ дэли вэм пэнять… – недовольно начал корнет, но Корсаков перебил его, насмешливо передразнивая выговор собеседника:
– Гэспэдин Рэневский, мне кажется, хозяева способны сами возразить, если сочтут нужным.
Волковы вновь переглянулись. Наконец Леонид Георгиевич сказал:
– Владимир Николаевич, боюсь, вы будете смеяться над нами…
– Ни в коем случае, – серьезно ответил Корсаков. – Вы дали нам кров в непогоду и пригласили к своему столу! Я ни за что не позволю себе насмешки в ваш адрес. Но все же, в чем причина вашего замешательства?
– Дело в том, что одна из гостевых комнат… Как бы это сказать… – вновь остановился Волков, но Анна Ивановна опять пришла ему на помощь и неуверенно сказала:
– Проклята.
* * *
– Да. Вы. Что? – заметил Корсаков, выговаривая каждое слово будто бы отдельно, медленно повернулся к Постольскому и, незаметно для остальных, адресовал другу довольную ухмылку. Затем продолжил: – Уверен, это какая-то фамильная легенда! Расскажите же ее, обязательно!
– Мне, право, неловко, – потупился Волков.
– Нет-нет, Леонид Георгиевич, расскажите непременно! – взмолился доктор Комаровский. – Я, кажется, слышал краем уха что-то подобное, но узнать, кхе-кхе, эту историю от вас будет куда приятнее.
– Да, пожалуйста, расскажите, – присоединилась к ним Елизавета. Постольскому показалось, что ее голос звучит несколько неестественно, словно в ней говорит не любопытство, уместное для сложившейся ситуации, а, скорее, опасение.
– Елизавета, веди себя пристойно, – тихонько одернул ее отец, но девушка не обратила на него внимания.
– Хорошо, сдаюсь, – через силу выговорил Волков. – Давайте тогда переместимся в гостиную. Это все же не застольная история.
Они вновь прошли через коридор с шестью дверьми. Постольскому показалось, что теперь каждый из гостей разглядывал их с особенным интересом. Немудрено, ведь за каждой из них, если верить словам Анны Ивановны, могла располагаться проклятая комната. В «голубой» гостиной собравшиеся расселись по диванам и креслам. Леонид Георгиевич, явно чувствуя себя неуютно в центре всеобщего внимания, встал у камина и начал свой рассказ.
– Как все присутствующие могли заметить, наш дом очень старый. Построил его мой прапрадед еще в прошлом столетии. Звали его Александр Васильевич, и был он человеком, скажем так, занимательных интересов. Он много бывал в Европе – в Вене и Праге. Привозил оттуда старинные книги и манускрипты, за которыми мог просиживать целыми днями. А иногда, говорят, он даже старался повторить те опыты, что находил на страницах. Его будто бы даже пытались отлучить от церкви, но спасло заступничество власть имущих. История, которую вы от меня ждете, связана как раз с его именем, ведь в одной из комнат, что были переделаны в гостевые, согласно семейному преданию, располагался его алхимический кабинет.
– Любопытно, – прошептал Владимир сидящему рядом Постольскому. – В нашем архиве об этом ни слова. Волков как-то ускользнул от внимания моих предков.
– Жил Александр Васильевич затворником, а детей своих отсылал на учебу подальше от дома. Штат слуг при себе держал небольшой, правила завел строгие, одно из которых гласило: если он работает в кабинете, то беспокоить его нельзя. Поэтому, когда однажды утром он исчез, узнали об этом достаточно поздно.
– Исчез? – переспросил Корсаков. – Каким образом?
– Просто пропал, по крайней мере, так говорили, – пожал плечами Волков. – Закрылся в кабинете и не появлялся почти два дня. Не ел, не пил. В конце концов обеспокоенная челядь собралась с духом, вошла в кабинет – и не нашла хозяина. Не обнаружился Александр Васильевич и в других комнатах дома. Уличная одежда висела нетронутой – а дело было зимой – и все лошади так и остались в конюшне. Снег не шел уже несколько дней, поэтому сугробы вокруг дома стояли нетронутыми, и следов на них не обнаружилось. Конечно, оставалась расчищенная подъездная дорога, но из соседей и деревенских никто его уходящим не видел. Да и не ушел бы он далеко в мороз, с учетом преклонного возраста да домашней одежды.
– И что? Было ли какое-то расследование? – спросил Макеев. Павел не нашел ничего удивительного в том, что бывшего чиновника заинтересовала именно юридическая сторона вопроса.
– Нет, – ответил Леонид Георгиевич. – Времена другие были. Огласки никто не хотел. Прапрадеда сочли погибшим, его сын вступил в права наследования. Тогда-то все и началось…
Волков замолчал, собираясь с мыслями. Подгонять его никто не стал, даже Корсаков. Наконец хозяин дома продолжил:
– Мой прадед отцовских увлечений не разделял. Его не интересовала алхимия, да и затворничеству он предпочитал общество. Поэтому превратил кабинет Александра Васильевича и соседние комнаты в гостевые для задержавшихся приятелей. Несколько лет прошли спокойно – если, конечно, жизнь, наполненную кутежами, можно так охарактеризовать. А потом один из гостей исчез. Так же. Бесследно. Зимой.
– И что, это тоже никого не удивило? – снова спросил Макеев. Корсаков поддержал его кивком.
– Нет, этим случаем заинтересовались. Исходили из гипотезы, что кто-то из подвыпивших гуляк поссорился с приятелем, убил (намеренно или случайно), а тело спрятал. Но допросы и поиски результата не дали. А потому пришлось счесть его просто пропавшим без вести. Впоследствии такие исчезновения повторились еще дважды. Каждый раз – зимой, практически совпадая с пропажей Александра Васильевича. Последний раз – когда мой отец, Георгий Волков, был еще молод.
