Дэвид Моррелл - Шпион, который явился под Рождество
Опустившись на колени, он дотронулся до маминой руки, чувствуя влагу на месте растаявших снежинок.
— Я… — Женщина глотнула воздух и, с усилием приподнявшись, села. — Все… будет в порядке. — Она потрогала щеку и сморщилась от боли. — Принеси… лед, солнышко. В кухонное полотенце заверни.
Мальчик поспешно, несмотря на хромоту, двинулся к холодильнику, по дороге захватив с кухонного стола полотенце. Потянул на себя дверцу морозилки и запустил руку внутрь. Ледяные кубики обжигали пальцы. Пока мама со стоном пыталась встать, он пересыпал лед в полотенце и поспешил обратно.
— Помощник мой… — пробормотала женщина. — Что бы я без тебя делала?
Она приложила лед к щеке. Кровь из разбитой губы отпечаталась на полотенце.
В глубине дома играла музыка, веселый голос распевал: «Вот едет Санта-Клаус…» Потрескивали дрова в камине. Сверкала огнями нарядная елка с горой подарков в разноцветной обертке. От этого мальчику стало еще горше.
— Позвонить в больницу? — предложил он.
— Телефоны разбиты.
— Могу выйти поискать автомат или от соседей позвонить.
— Не надо. Не хочу тебя отпускать.
— А как же твоя щека?..
— Уже легче, лед помогает.
Мальчик, нахмурившись, покосился на пустую бутылку из-под виски, оставленную на столе.
— Он обещал…
— Да, — подтвердила женщина. — Обещал. — С глубоким вздохом она выпрямилась, набираясь решимости. — Не дадим ему испортить нам Рождество. Я… — Она пыталась что-нибудь придумать, но по лицу ее мальчик понял, что мысли путаются. — Сварю какао.
— Мам, ты лучше присядь.
— Все нормально. Сейчас только пару аспиринок выпью.
— Давай я сам сварю какао?
Она пристально посмотрела на сына, прижимая лед к щеке.
— Правда не знаю, что бы я без тебя делала. — Она хотела улыбнуться, но снова сморщилась от боли в щеке. Взгляд ее скользнул вниз. — Платье… — На зеленой ткани темнели пятна крови. — Пойду переоденусь. Нельзя встречать Рождество в таком виде.
Она прошла на ослабевших ногах в гостиную, потом по коридору налево, в спальню, и мальчик проводил ее взглядом.
Заиграла новая мелодия, «Снеговик Фрости».
Коул, хромая, добрался до гостиной и посмотрел на сияющую елку. А потом, повернувшись направо, уставился на падающий за большим окном снег.
В глазах, скрытых за стеклами очков, все расплывалось от слез. И все-таки он разглядел дорожку следов, оставленных отцом на снегу, — через двор до калитки. За забором лежала безлюдная улица. В оконном стекле отражались грустные елочные огни.
«Он ведь обещал, — крутилось у мальчика в голове. — Обещал!»
* * *Андрей подобрался еще ближе. Теперь между ними оставалось всего десять человек. Снег валил, заметая свечи, горящие в бумажных пакетах вдоль тротуаров, сгущая тени, укрывая всех своей пеленой. «Почти идеально», — подумал он.
Из художественного салона доносилась музыка, славящие пели: «О городок уютный Вифлеем».[3]
В наушнике под плотно натянутой шапкой снова прорезался голос с русским акцентом. Полный ярости, он проникал прямо в барабанную перепонку.
— Надо понимать, Петр оказался «кротом».
«Петр», — с досадой подумал Андрей. Конечно, теперь понятно, что имя вымышленное.
Судя по тому, что Пахан перестал следить за речью, ситуация его здорово напрягала.
— Этот, bliatz, сукин сын наверняка из полиции или из органов. Непонятно только, зачем было проходить все проверки, которые мы ему устраивали, чтобы свалить именно с этого задания. Почему сейчас-то?
«Может, не только сейчас», — мелькнуло у Андрея. Он вспомнил другие проваленные задания. А что, если и там Петр руку приложил?
— Хорошо хоть его сотовый ты подобрал, — гремел голос в наушнике. — Раз к нему еще никто не подоспел на помощь, наверное, других способов выйти на связь у него нет.
«Да, приятель, помощи ждать неоткуда, — подумал Андрей. — Еще десять шагов — и ты мой».
— Ты во всем виноват! — разорялся Пахан. — Ты и исправляй!
Андрей мысленно вернулся на десять месяцев назад, когда Петр только прибыл на Брайтон-Бич. Незнакомец говорил исключительно по-русски, держался замкнуто, чем зарабатывал — непонятно. Андрей, всегда подозрительно относившийся к посторонним, проследил за ним однажды и своими глазами увидел, как Петр грабит винный магазинчик в Бронксе, заодно избивая подвернувшегося под руку покупателя.
На следующую ночь Андрей наблюдал, как Петр потрошит карманы двух валяющихся в отключке пьянчуг у бара в Квинсе. Еще через день Петр вломился в круглосуточный продовольственный в Бруклине и отдубасил продавца рукояткой пистолета так, что кровь забрызгала витрину. Доложив об увиденном Пахану, Андрей получил приказ предупредить новичка, что дела без разрешения делать нельзя и что Пахан хочет свой процент.
Петр рассвирепел и потребовал, чтобы его отвели к этому всемогущему Пахану, который тут раскомандовался.
— Я не в его районе работал. Какое ему дело?
— Будет дело, если притащишь копов на хвосте.
— Я не прокалываюсь.
— Безупречный? Приятно познакомиться.
— Слушай, я всю жизнь пробивался один. И никому не подчиняюсь.
— На этот случай у меня приказ Пахана тебя прикончить, — равнодушно предупредил Андрей.
— Попробуй.
— Очень смешно.
— Серьезно. Попробуй. Я не собираюсь плясать под дудку этого yebanat.
— Я тоже так говорил, когда только приехал на Брайтон. И документов у меня не было — прям как у тебя. Хочешь остаться в Штатах, придется принять помощь Пахана, а это значит — делай, что он скажет.
— Я могу перекантоваться в любой другой русской общине.
— Там будут свои Паханы с теми же условиями. Потрепыхаться решил? Такое у нас нечасто. Поэтому вот тебе ценный совет: легче подчиниться Пахану, чем лезть ко мне под пулю. Избавь меня от хлопот. На его заданиях ты заработаешь куда больше, чем обнося винные магазины.
— Даже с учетом доли?
— Ну заберет он долю, покажет, кто тут босс, а так он своих не обидит, щедрый. Почему, думаешь, я на него работаю? От большой любви, что ли?
Проверив Петра на мелких заданиях, Пахан впечатлился его зверствами и стал ставить напарником к Андрею на дела поважнее. За последние полгода они насиделись в долгих засадах по машинам и подворотням, делили комнаты в мотелях и съели больше совместных завтраков, чем Андрей успел съесть с собственной женой.
Было в Петре что-то такое, что вызывало у Андрея уважение, — наверное, упертость и несгибаемость младшего напарника напоминали ему себя же в молодости.
«В Колумбии, если бы не ты, Петр, этот наркобарон меня бы прикончил. Что же за хрень произошла сегодня? Нас не кидают. Виктор из-за тебя погиб. Задание из-за тебя под угрозой. Ублюдок, я же тебя домой приглашал. С семьей познакомил. Доверял тебе, как никому и никогда».
«Осторожнее! — предостерег самого себя Андрей. — Ничего личного. Иначе и до ошибок недолго. Он у меня получит. Сполна. Но сейчас он просто цель. Не забывай, а то получит не он один. Плевать на Петра. Главное — то, что он несет под курткой».
* * *Подросток пристроил бумажный кулек в сетку под большим воздушным шаром. Взмыв в воздух, несмотря на снегопад, шар потащил в небо мерцающую в кульке свечу.
«О, чудесная звезда…» — пели христославы.
Какой-то толстяк в колпаке Санта-Клауса вдруг задел левую руку Кагана. Тот едва не застонал от резкой боли в ране. На миг ему почудилось, что это преследователи перешли в атаку, однако неуклюжий толстяк как ни в чем не бывало потопал дальше. И все же напасть могут в любую секунду. Каган чувствовал, что кольцо сжимается.
Стараясь не подавать вида, что паникует, он порыскал взглядом по бредущей впереди толпе, затем по празднично освещенным витринам с обеих сторон, напрягая глаза и уши. От снежной шапки на непокрытой голове его пробрала дрожь. Если бы можно было натянуть капюшон… но Каган не смел ограничивать обзор.
«Иначе рискую проглядеть путь к спасению. Надо найти убежище».
Слева показался проулок, ведущий к скоплению галерей в глубине и зыбким огонькам гирлянд в пелене снега. Каган шагал вперед. Направо ответвлялась еще одна улица, не шире Каньон-роуд, такая же многолюдная, в обрамлении костров. Чувствуя, как грудь под полурасстегнутой курткой пробирает холод, он чуть было не свернул туда, к огню.
Объект под паркой шевельнулся.
«Нет, — решил Каган. — Туда мне не надо. Там не спастись. Надо искать другой путь».
«Нам».
Он вдруг осознал всю тяжесть этого слова.
«Дивным светом укажи нам путь».
Сморщившись от боли в руке, он поплотнее укрыл младенца полой куртки и понес дальше сквозь снегопад.
