Дэвид Моррелл - Человек без лица
Итак, они прилетели через Франкфурт и Даллас по приглашению нового правительства Гватемалы, но, если бы не конец «холодной войны», эта поездка была бы неосуществимой. Лишь недавно после сорокалетнего перерыва Гватемала возобновила дипломатические отношения с Россией, и столь необходимые русские выездные визы, которые долгое время просто невозможно было получить, были выданы на удивление быстро. Большую часть своей жизни Бартенев был одержим мечтой поехать в Гватемалу, и не потому, что стремился уехать из России, а потому, что Гватемала преследовала его как наваждение. Однако ему упорно, раз за разом, отказывали в выезде. Теперь же вдруг оказалось, что требуется лишь заполнить несколько официальных бланков, а через несколько дней зайти и получить необходимые проездные документы. Бартенев не мог поверить такому везению. Он опасался, что на поверку все это обернется какой-то жестокой шуткой, что ему не дадут разрешения на въезд в Гватемалу и вышлют обратно в Россию.
Самолет — это был «Стретч-727», принадлежащий «Америкэн эйрлайнз» (американская компания! Чтобы русский летел самолетом с маркировкой «американский» — такое было просто немыслимо несколько лет тому назад!), снижался, пробивая облачную пелену над горными хребтами, туда, где в долине раскинулся город Гватемала — столица республики. Было восемь часов пятнадцать минут вечера. Алый свет заката лился в долину. Столица сверкала огнями. Бартенев зачарованно приник к иллюминатору, и сердце его колотилось от предвкушения счастья, как в детстве.
Сидевшая рядом жена сжала его руку. Он повернул голову, всматриваясь в прекрасное, уже тронутое морщинами лицо, и ей не надо было ничего говорить, чтобы передать ему, как она рада, что скоро он встретится со своей мечтой. Еще в восемнадцатилетнем возрасте, когда Бартенев впервые увидел на фотографиях остатки сооружений майя, обнаруженные возле города Тикаль в Гватемале, он почувствовал какое-то странное родство с почти совсем исчезнувшим народом, когда-то построившим эти здания. У него было такое ощущение, будто он сам был там, был одним из тех майя, сам трудился, обливаясь потом, на строительстве этих величественных пирамид и храмов. А иероглифы просто околдовали его.
Теперь, столько лет спустя, ни разу не ступив ногой на землю майя, ни разу не поднявшись на пирамиду, ни разу не увидев своими глазами изображенных на рельефах лиц — крючконосых, широкоскулых, с покатыми лбами, — он был одним из пяти мировых авторитетов по письму майя (даже, может быть, самым выдающимся, если верить тому, что говорила жена). И скоро — конечно, не сегодня, но, возможно, уже завтра или определенно послезавтра — он совершит еще один перелет и приземлится на этот раз на простой посадочной полосе, а потом проделает трудное путешествие через джунгли в Тикаль, туда, где ждет дело всей его жизни, центр его мироздания — постройки майя.
И иероглифы.
Самолет коснулся земли, и его сердце забилось сильнее. Солнце опустилось еще ниже за горами на западе. Темнота стала гуще, ее подчеркивал блеск огней аэровокзала. Волнуясь от предстоящего, Бартенев отстегнул ремни, взял портфель и двинулся вслед за женой и другими пассажирами по проходу между креслами. Еще через минуту, показавшуюся бесконечной, наружная дверь открылась. Он прищурился и за фигурами стоявших впереди пассажиров различил неясные контуры зданий. Когда они с женой спустились по трапу на летное поле, он вдохнул разреженный горный воздух, сухой и прохладный, и ощутил, как от волнения напряглось его тело.
Но как только он вошел в здание аэровокзала и увидел, что его встречает группа одетых в форму правительственных чиновников, то сразу почувствовал неладное. Лица их были мрачны и хмуры. Бартенев со страхом подумал, что его дурные предчувствия оправдались и что ему сейчас объявят об отказе во въезде в страну.
Однако этого не произошло. Суетливого вида тонкогубый человек в темном костюме отделился от группы встречающих и неуверенно приблизился.
— Профессор Бартенев?
— Да.
Они говорили по-испански. Жгучий интерес Бартенева к Гватемале и к находкам сооружений майя на всей территории Центральной Америки заставил его изучить испанский, так как значительная часть исследований по иероглифам публиковалась на этом языке.
— Меня зовут Эктор Гонзалес. Я из Национального археологического музея.
— Да, я получил ваше письмо.
Пока они обменивались рукопожатием, Бартенев не мог не заметить, что Гонзалес старается подвести его к группе официальных лиц.
— Это моя жена Елена.
— Очень рад познакомиться с вами, госпожа Бартенева. Прошу вас, в эту дверь, пожалуйста…
Вдруг Бартенев заметил сурового вида солдат с автоматическими винтовками в руках. Он вздрогнул — это напомнило ему Ленинград в худшие годы «холодной войны».
— Что-нибудь не в порядке? Вы что-то еще должны были сообщить, о чем мне следует знать?
— Нет, ничего, — слишком быстро ответил Гонзалес. — Небольшая проблема с вашим размещением. Неувязка с графиком. Ничего серьезного. Сюда, пожалуйста. В эту дверь и по коридору. Поторопитесь, иначе мы опоздаем.
— Опоздаем? — Бартенев потряс головой. Его вместе с женой куда-то быстро вели по коридору. — Куда опоздаем? А наш багаж? И как быть?..
— Не беспокойтесь. Багаж привезут прямо в гостиницу. Вам не надо проходить иммиграционный и таможенный контроль.
Они миновали еще одну дверь и вышли в темноту ночи на парковочную площадку, где ждал черный лимузин, а впереди и позади него стояло по джипу, набитому вооруженными солдатами.
— Я требую, чтобы мне сказали, что происходит, — сказал Бартенев. — Вы в своих письмах утверждали, что я буду здесь желанным гостем. Вместо этого я чувствую себя пленником.
— Профессор Бартенев, вы должны понимать, что в Гватемале неспокойно. Здесь всегда сильны политические брожения. Эти солдаты предназначены для вашей охраны.
— А зачем мне?..
— Садитесь, пожалуйста, в машину, и мы это обсудим.
Когда один из сопровождающих захлопнул дверцу за Бартеневым, его женой, Гонзалесом и двумя чиновниками, Бартенев повторил свой вопрос:
— Почему же все-таки мне нужна охрана?
Эскортируемый джипами лимузин быстро набирал скорость.
— Как я вам уже сказал, все дело в политике. Многие годы Гватемалой управляли правые экстремисты. — Гонзалес бросил тревожный взгляд на сопровождающих, словно опасался, что им может не понравиться его лексикон. — Недавно к власти пришли умеренные. Именно благодаря новому правительству наши страны установили теперь дипломатические отношения. Этим же объясняется и ваше приглашение сюда. Визит русского ученого подчеркивает, что правительство Гватемалы желает развития связей с Россией. Ваша кандидатура была идеальной, так как вы не политический деятель, а область, в которой вы являетесь экспертом, имеет отношение к истории Гватемалы.
— Вы говорите так, словно… — Бартенев запнулся. — Словно работаете не в Национальном археологическом музее, а в правительстве. Как называется династия, которая правила Тикалем?
Гонзалес не ответил.
— В каком веке Тикаль достиг вершины своего могущества?
Гонзалес молчал.
Бартенев саркастически хмыкнул.
— Вам угрожает опасность, — сказал Гонзалес.
— Неужели?
— Правым экстремистам очень не нравится ваш визит, — натянутым тоном заговорил Гонзалес. — Несмотря на крах коммунизма в России, эти люди рассматривают ваш визит как начало подрывного влияния, которое превратит нашу страну в марксистскую. Предыдущее правительство сформировало «отряды смерти» для поддержания своей власти. Эти отряды до сих пор не распущены. Были угрозы расправы с вами.
Бартенев смотрел невидящим взглядом, чувствуя, как его охватывает отчаяние. Жена спросила, что говорит Гонзалес. Благодаря судьбу за то, что она не знает испанского, Бартенев ответил, что кто-то забыл заказать для них номер в гостинице, что их хозяин весьма смущен этим упущением и делает все, чтобы исправить ошибку.
Гонзалесу он сказал, нахмурившись:
— Как прикажете вас понимать? Что мне придется уехать? Ну уж нет! Да, я согласен отправить жену. Но сам я не для того проделал весь этот путь, чтобы уехать, так и не увидев своей мечты. Я слишком стар. Вряд ли мне представится второй такой случай. И я слишком близок к цели, чтобы отступить. Я должен дойти до конца.
— Вас и не просят уехать, — сказал Гонзалес. — По своим политическим последствиям подобный шаг был бы почти равносилен попытке покушения на вашу жизнь.
Бартенев почувствовал, что бледнеет.
Гонзалес продолжал:
— Необходимо лишь соблюдать величайшую осторожность. Быть начеку. Мы просим вас не выходить в город без сопровождения. Ваш отель будет охраняться. Мы организуем вашу поездку в Тикаль как можно скорее. И еще мы просим, чтобы по прошествии какого-то времени — скажем, через день или, самое большее, два — вы под предлогом плохого самочувствия вернулись домой.
