Антон Сибиряков - Падение вверх
«Я все исправлю…»
Он перебежал дорогу, решив, что лучше даст крюк, чем еще раз попадется на глаза своему бывшему однокласснику.
Все дороги вели его в полицейский участок, и поэтому он не боялся заблудиться, петляя по угрюмым, грязным дворам. Он был ищейкой, так все его называли за глаза. Еще со студенческих лет внутри у него работал невидимый навигатор, выбирающий самый короткий путь к нужным местам.
Антон вышел к желтому обветшалому зданию полицейского отделения довольно быстро, хотя совершенно не запомнил дороги, которой шел: Сибирск 43, как и все городки, появившиеся после второй мировой, был похож на зеркальный лабиринт. Он остановился напротив крыльца, у засохших самодельных клумб, сделанных из старых покрышек, и, оглядевшись, обтер о них налипшую на туфли грязь. Потом одернул задравшуюся на пояс куртку и с важным видом прошествовал внутрь.
В каком бы городе России Антону ни пришлось побывать, полицейские участки везде выглядели одинаково: убогий серо-желтый кафель на полу, покрашенные в тот же цвет стены и застекленная будка дежурного, гадающего кроссворды или раскладывающего на компьютере пасьянс «Косынка». Вот и в этом участке было точно так же, да вдобавок ко всему еще и воняло дерьмом: то ли обделался кто-то из задержанных, то ли дала течь канализация.
Вопреки всему, Антона очень быстро пустили к задержанному. Даже не спросили паспорта, который он позабыл в своей машине. Просто предложили расписаться в журнале посещений и проводили в тесную допросную комнатку.
Мужчина в приличном, хоть и грязном пальто сидел на стуле, склонившись над столом, словно пьяный, хвативший лишка в дешевом баре. Его черные засаленные волосы свисали до самой крышки стола, скрывая лицо.
Антон подвинул поближе пустой стул и аккуратно присел на самый край, разглядывая сбитые костяшки на кулаках задержанного.
— Так вот почему вы здесь, — сказал он, кивнув. — Сопротивление властям. И как, много зубов успели выбить?
Человек молчал. Но Антон знал, как его разговорить.
— Зря вы думаете, что я кровопийца. Это не так. Я пришел сказать, что, возможно, знаю, что происходит в городе. Но не смогу помочь, пока вы не расскажете, что видели…
— Не я один, — сказал мужчина. Он поднял голову и посмотрел на Антона.
— Что — не вы один?
— Не я один видел. Другие тоже.
— Другие родители?
— Да.
«Люди говорят… всякое» — вспомнилось Антону. Так, кажется, сказал Петя.
— И что же они видели?
— Видели, как выглядит смерть их детей.
— Разве кому-то удалось его разглядеть? — нахмурился Антон. — Запомнить, как он выглядел?
— Он меняется, — покачал головой мужчина. — Запомнить его нельзя.
— То есть как так — меняется?
— Становится тобой. Приходит к тебе домой, пока ты горбатишься на работе. Пьет твое пиво, ест твой обед, тискает твою жену. А ты даже не знаешь, что он приходил. Пока не становится слишком поздно.
— Все равно не понимаю… что значит — становится тобой? Как ему это удается? Как такое вообще возможно?!
— Я скажу тебе, но сначала ты ответь мне — у тебя есть дети?
«Второй вопрос за день», — подумал Антон и кивнул.
— Да, две дочери.
— Две дочки, — повторил мужчина. — Тогда почаще приглядывайся к зеркалам. Следи за собой. Отмечай любую деталь, любое изменение своей внешности. Возможно, ты — это уже и не ты вовсе…
В его словах не было ни капли здравого смысла. Но было объяснение всему, что случилось этим утром в кафе.
— Кто он? Скажи мне…
— Тот, кто приходит за нашими детьми, когда нам становится на них наплевать. И неважно, в каком обличье! Пока сидел здесь, я понял: он не пришел бы, если бы я его не позвал. А значит, во всем виноваты мы сами. В том, что творится здесь… во всех этих смертях — виноваты мы сами! Понимаешь?! Мы сами! Я искал… — человек привстал над столом, и Антон увидел, что он улыбается. — Искал его. Разговаривал со всеми, кто его видел. Но только сейчас понял, откуда он мог приходить.
— И откуда же?
— Со стороны заброшенных бункеров в лесу. Он мог приходить только оттуда.
— Ты знаешь, как туда попасть? — прошептал Антон, чувствуя, как по рукам из подмышек стекает пот.
Мужчина опустился обратно на стул.
— Может, и знаю. Но тебе там делать нечего. Ты должен ехать домой, к семье. Иначе окажешься на моем месте.
— Я не собираюсь идти туда в одиночку. Я расскажу все полиции, и они устроят облаву.
Но мужчина только усмехнулся в ответ:
— Тебе не поверят. И ты ничего не изменишь.
Как только Антон вышел в коридор, в кармане у него завибрировал сотовый. Высветившийся номер был ему незнаком, но деваться было некуда, и он осторожно ответил.
— Слушаю.
Это был Евгений Петров.
— Антон, как у тебя дела? Был уже в участке?
Судя по всему, Петя куда-то ехал: в трубке слышался шум дороги.
— Да, был. Что-то случилось?
— Да ничего особенного. Хотел узнать — как у тебя дела. Нарыл что-нибудь?
Антон переложил телефон в другую руку и направился к выходу из отделения.
— Кое-что.
— Это хорошо. Да, кстати, что там с твоими колесами? Почему мне не сказал, что нужна помощь?
— Да как-то… не до этого было. Что там с моим фотоаппаратом, лучше скажи?
— Ах, ты… — засмеялся Петя. — Хотел сюрприз сделать. У меня он, все нормально. Завтра утром поедем твою машину вызволять, тогда и отдам. Заеду за тобой, ты будь в гостинице, хорошо?
— Буду.
— Ну, пока тогда.
— До завтра.
Антон вышел из участка, под голубое весеннее небо и понял, что жутко голоден. Возвращаться в MacDonalds ему не хотелось, и он решил пообедать в гостинице.
В местной столовой, которая почему-то упорно именовалась рестораном, ему хватило денег только на лапшичный суп с фрикадельками, помятую глазуревую булочку и чашку кофе. Антон хлебал бульон, стуча ложкой о тарелку, и наблюдал за официанткой, натирающей столы. На ней была коротенькая юбочка, и, когда она тянулась к дальнему краю стола, юбка ползла вверх, оголяя бледные бедра. Девушка не была красавицей, но с первого взгляда становилось ясно, насколько хорошо она владеет своим телом. Ведь даже здесь, в пустом зале ресторана, она двигалась так, что ее хотелось прижать к столу, задрать юбку и оттрахать по-собачьи. Но Антон только наблюдал за ней, прожевывая безвкусные фрикадельки, и стучал ложкой о тарелку. Покончив с супом, он сжевал половину булочки — ровно столько хватило официантке, чтобы протереть оставшиеся столы, — одним махом выпил кофе и поднялся в свой номер.
Комната 202, которую ему выделили власти ЗАТО, была одноместной, без каких-либо удобств. Общая душевая находилась в конце коридора, как и туалет, в котором, в отличие от душа, Антон все-таки отважился побывать.
В номере на криво побеленной стене, над незаправленной кроватью, висело большое зеркало. Антон подошел к нему вплотную, разглядывая свое осунувшееся, поросшее щетиной лицо, но никаких изменений не заметил. Разделся догола, снял зеркало с гвоздей и осмотрелся целиком. На коже, под ребрами, краснело несколько свежих ссадин, о которых он не помнил. Все остальное выглядело так же, как и всегда.
— Господи, что я делаю?..
Он засмеялся и махнул отражению рукой. Повесил зеркало обратно, натянул трусы и улегся на кровать. За окном светило солнце и пели птички. И ему никак не думалось, что сейчас, после разговора с отцом погибших девочек, он сможет уснуть. Но странная усталость, похожая на жирную кассиршу, навалилась на него всем телом и прижала к кровати. Он закрыл глаза и открыл их только ночью, оттого что одежда, сваленная кучей на полу, жужжала и вибрировала.
— Черт…
Он подскочил на ноги и принялся рыться в ней в поисках сотового.
Номер снова был неизвестным, но последние цифры показались Антону ужасно знакомыми, и он раскрыл мобильник.
— Да?
Это была какая-то женщина.
— Антон, это ты?
— Кто это?
— Ой, позовите, пожалуйста, Антона.
— Сейчас… — он зажал трубку ладонью и откашлялся. — Слушаю.
Женщина немного помолчала.
— Что у тебя с голосом, ты пил опять?
— Я спал.
— Пьяным сном? Ладно, это твои дела. Ты прости, что я ночью, думала, ты, как обычно, пишешь что-нибудь…
Эту женщину Антон знал: голос, как и последние цифры ее мобильника, были ему знакомы. Но он упорно не мог вспомнить, кто она такая и как ее зовут.
— Что стряслось? — он протер пальцами липкие от сна глаза.
— Просто хотела узнать, как у тебя дела. Все-таки мы не чужие друг другу.
«И эта туда же,» — подумал Антон, присаживаясь на кровать.
— У меня все отлично, спасибо. Работаю…
Женщина снова молчала.
— Я бы поговорил…
— Да что с тобой такое?! — вдруг крикнула она. — Я тебе поражаюсь! Тебе что, совсем не интересно, как живут твои дети?!
