Питер Бенчли - Тварь
«Двадцать тысяч сюда, двадцать тысяч туда, — бывало шутили они, — и скоро вы заговорите о действительно больших деньгах».
Шуткой это было потому, что деньги стабильно приходили все время.
А затем, в один прекрасный день, кран был перекрыт. Гриффина уволили. Неделей позже Элизабет предложили выбор: половина рабочего времени на полставки или увольнение.
Выходное пособие Гриффина позволило бы им жить в течение года, правда без излишеств, пока он подыскивал бы себе другую работу. Но другая работа (несомненно, за меньшее вознаграждение) означала бы то же монотонное топтание, но уже несколько ниже прежнего положения.
Второй вариант состоял в том, чтобы взять их выходные пособия, купить яхту[5] и посмотреть, действительно ли в мире есть еще кое-что, кроме confit de canard[6] и оригинальной шипучей воды.
Они сохранили дом в Стонингтоне, продали апартаменты в Нью-Йорке и положили деньги от продажи на хранение в банк, для финансирования образования детей.
Они стали свободными, и со свободой пришли волнение, страх и — день ото дня, почти минута за минутой — открытия. Открытия о самих себе, друг о друге, о том, что важно, а без чего можно обойтись.
Это могло оказаться бедствием — два человека, вынужденные пребывать двадцать четыре часа в сутки на пространстве в пятьдесят футов в длину и двенадцать футов в ширину. И первые две недели они задавались именно этим вопросом. Они путались друг у друга под ногами и брюзжали по поводу всего на свете.
Но затем они освоились, и с приобретением опыта пришла уверенность в себе, а с уверенностью пришло уважение к себе и признание своей силы.
Они вновь влюбились друг в друга и, что не менее важно, вновь стали нравиться сами себе.
Они не представляли, что будут делать, когда вернутся домой. Может быть, Гриффин попытается найти работу на финансовом поприще, хотя судя по всему, что они читали — главным образом в карибском издании «Тайм», — финансовый бизнес находился в плачевном состоянии. Может быть, он попытается найти работу в судоремонтных мастерских. Ему всегда нравилось что-нибудь мастерить, он даже не имел ничего против того, чтобы лакировать поверхности или сшивать паруса.
А что она? Может, она станет инструктором по хождению под парусами или попытается устроиться в группу по защите окружающей среды. Элизабет пришла в ужас от того, что они видели, — как разрушаются рифы на Багамах и уничтожается живая природа на Наветренных и Подветренных островах. Они плавали с аквалангами над опустошенным дном, усыпанным выбеленными морем раковинами мертвых моллюсков и разбитыми щитками ракообразных. Остров за островом они наблюдали океаническую среду, разграбленную и разрушенную. И оттого, что у них было время думать и наблюдать, они пришли к более полному пониманию замкнутого круга, в котором нищета, порожденная невежеством, порождала нищету, порождающую невежество. Элизабет пришла к мысли, что, может быть, есть что-то, что она в состоянии сделать, — приложить свои силы как исследователь или лоббист. У нее все еще сохранились связи с богатыми людьми, с которыми она имела дело в Химическом банке.
Неважно, что-нибудь они найдут. И что бы они ни нашли, это будет лучше того, что было раньше, потому что они стали другими.
Это было чудесное путешествие, путешествие без единой неприятности.
Впрочем, не совсем так. Одна неприятность все-таки была — им пришлось воспользоваться двигателем. Элизабет ненавидела его нескончаемое урчание, нелепое бульканье, когда выхлопная труба погружалась и выскакивала из воды, мерзкий запах газов, клубящихся над кормой и обволакивающих кокпит.
* * *Отверстие в выхлопной трубе начало расти по мере того, как отваливались мелкие кусочки проржавевшего ослабленного металла. С каждым резким движением яхты, с каждым небольшим рывком из стороны в сторону происходило движение не только корпуса, но и всего, что было внутри его, — незначительное, незаметное, но достаточное, чтобы вызвать напряжение, чтобы усугубить нагрузку на уязвимое место.
Глаз не заметил бы увеличения отверстия, но теперь, когда нос судна зарылся между двух коротких прерывистых волн, выхлопная труба подверглась небольшому скручиванию. Она выгнулась и разорвалась, а затем вся вода из охлаждающего насоса хлынула в трюмы. И как только корма опустилась и выход выхлопной трубы оказался под водой, уже ничто не помешало бы воде прорваться внутрь судна.
* * *Элизабет клонило в сон. Движение яхты было наихудшим типом снотворного: достаточно отрывистое, чтобы быть неприятным, но недостаточно резкое, чтобы заставить женщину быть настороже. Может, ей следовало разбудить Гриффина?
Она взглянула на часы. Нет. Он спал только полтора часа. Пусть поспит еще полчаса. Тогда он будет бодрым, и она сможет немного поспать.
Элизабет похлопала себя по лицу и потрясла головой.
Она решила петь. Невозможно заснуть, когда поешь, — научный факт. Она пропела несколько строк из песни «Что ты будешь делать в жизни без меня?».
Волна захлестнула корму и промочила Элизабет насквозь.
Ничего страшного. Вода не холодная. Она...
Волна? Как волна может захлестнуть корму судна, если ты двигаешься навстречу волнам?
Элизабет обернулась.
Корма находилась всего на четыре дюйма выше поверхности воды. За то время, пока Элизабет наблюдала за ней, корма опустилась еще немного, и еще более сильная волна накатилась на борт яхты и разлилась по подушкам.
Адреналин скакнул вверх по спине и побежал вниз по рукам. Минуту Элизабет сидела неподвижно, заставляя себя быть спокойной, оценить обстановку. Раздражающее клокотанье выхлопной трубы прекратилось. Едкие запахи больше не вились над кормой.
Волны с обеих сторон судна казались выше. Яхта двигалась вяло, переваливаясь из стороны в сторону, корма отяжелела.
Элизабет потянулась вперед, за штурвал, подняла пластиковую крышку и включила рычажок, приводящий в действие трюмную помпу. Она услышала, как заработал электромотор, но что-то было неладное в производимом им звуке. Он был далеким, слабым и натужным.
— Говард! — закричала Элизабет.
Никакого ответа.
— Говард!
Ничего.
Кусок каната был закинут на гик, женщина закрепила оба его конца на пальце штурвала и спустилась вниз через люк. Смрад выхлопных газов вызвал у нее удушье и опалил глаза. Выхлопы пробивались сквозь пол трюма.
— Говард!
Она заглянула в кормовую каюту. Шесть дюймов воды покрывали ковер.
Гриффин находился в провале темного, полного дурных предчувствий сна, когда услышал свое имя, доносящееся как будто издалека. Усилием воли он заставил себя проснуться, почувствовав, что с ним что-то неладно, так как у него болела голова, во рту был противный вкус и он чувствовал себя напичканным наркотиками.
— Что случилось? — проговорил он и перебросил ноги через край койки.
Посмотрев в сторону кормы, он увидел сквозь голубоватую дымку Элизабет, бегущую к нему и что-то кричащую. Что она кричала?
— Мы тонем!
— Ну-ну, что ты...
Он поморгал, потряс головой. Теперь он почувствовал запах выхлопа и узнал его.
Элизабет сдернула ковер в главной каюте и подняла люк, закрывающий моторный отсек. К этому времени Гриффин уже стоял рядом с женой. Они увидели, что двигатель наполовину покрыт водой. Батареи пока еще были сухими, но вода поднималась прямо на глазах.
Гриффин услышал хлюпанье в кормовой каюте, увидел воду и понял, что произошло. Он приказал:
— Выключи двигатель.
— Что?
— Сейчас же!
Элизабет нашла рычаг и заглушила двигатель. Гудение замерло, а с ним замер и охлаждающий насос. Лишняя вода больше не накачивалась на судно, и они смогли услышать успокаивающее завывание помпы.
Но на корме все еще имелась зияющая рана. Гриффин схватил два посудных полотенца с раковины и рубашку с крючка и передал их Элизабет:
— Запихай все это в выхлопную трубу. Плотно. Так плотно, как только сможешь.
Женщина выбежала наверх.
Гриффин запустил руку в ящик и достал гаечный ключ. Встал на колени и пристроил ключ к одному из болтов, прикрепляющих батареи к раме. Если ему удастся вынести батареи из моторного отсека, поднять их на пару футов, даже на фут, он сможет дать помпе время, чтобы остановить повышение уровня воды. Гриффин намеревался перенести батареи с тех пор, как в одном из журналов по мореходству прочел предупреждающую статью о том, как опасно зависимы стали современные суда от сложной электроники. Но потребовалась бы некоторая реконструкция, выходящая за пределы его способностей. А это, в свою очередь, означало необходимость иметь дело с островными рабочими, что задержало бы их плавание.
Задержало бы на пути к чему?
Он выругался и нажал на первый болт. Болт был проржавевшим, и ключ соскользнул.
