Майкл Маршалл - Соломенные люди
Затем убийца выпрыгнул в разбитое окно позади тел Кэмпбеллов и исчез – предположительно сбежав вдоль старой железной дороги. Его так и не поймали. Никто не смог четко описать лицо, и со временем образ постепенно затерся. В конце концов всю вину полностью возложили на Билли, парнишку, лишь делавшего то, что ему велел человек, которого он считал своим новым другом.
Услышав шум затормозивших снаружи полицейских машин, Пит Харрис попытался сесть и собраться с силами, чтобы оттолкнуть в сторону тела Кэмпбеллов. Ему это не удалось, но он все же сумел поднять голову достаточно высоко, чтобы увидеть написанное кровью на дверях.
Буквы потекли, и в глазах у него все плыло, но слова читались достаточно отчетливо. Они гласили: "Соломенные люди".
Прошло одиннадцать лет.
Часть первая
В толще холма, а не на холме...
Фрэнк Ллойд Райт, об архитектуре Талисина(Фрэнк Ллойд Райт (1867-1959) – один из крупнейших архитекторов XX века; Талисин – спроектированный Ф. Л. Райтом собственный особняк в штате Висконсин.)Глава 1
Похороны были обставлены вполне пристойно, народу собралось достаточно, все подобающим образом одеты, никто не вставал и не говорил: "Вы же понимаете, это значит, их нет в живых". Церемония проходила в церкви на окраине города. Я понятия не имел, что она должна была продемонстрировать, и еще меньше – почему она должна следовать указаниям, оставленным Гарольдом Дэвидсом. Насколько мне было известно, мои родители не отличались никакими религиозными взглядами, за исключением неагрессивного атеизма и невысказанной веры в то, что если бы Бог существовал, то он, вероятно, ездил бы в неплохом автомобиле, скорее всего, американского производства.
Организацию похорон полностью взяла на себя контора Дэвидса, и на мою долю почти ничего не осталось, кроме как ждать их завершения. Большую часть этих двух дней я провел в холле отеля "Бест вестерн". Я знал, что мне следовало бы прийти к дому родителей вместе с другими, но не мог вынести даже мысли о подобном. Я прочитал большую часть дрянного романа и пролистал немалое количество журналов, какие обычно бывают в гостиницах, не узнав ничего нового, за исключением того, что за самые обычные часы можно заплатить целую кучу денег. Каждое утро я покидал отель, намереваясь пройтись по главной улице, но ни разу так и не зашел дальше парковки. Я знал, что могут предложить магазины в Дайерсбурге, штат Монтана, но мне не нужны были ни лыжное снаряжение, ни "произведения искусства". По вечерам я ужинал в ресторане отеля, а обедал сэндвичами в баре. Вся еда сопровождалась картофелем фри, который, судя по его структуре, на пути от поля до моей тарелки неоднократно подвергался промышленной переработке. Без картошки здесь обойтись было невозможно. Я дважды пытался обсудить эту проблему с официантками, но уступал, видя все возрастающую панику в их взгляде.
После того как священник объяснил всем, почему смерть не является окончательным уходом из жизни, каковым могла бы показаться, мы вышли из церкви. Мне не хотелось уходить: там я чувствовал себя в безопасности. Снаружи оказалось очень холодно, воздух был свеж и неподвижен. Позади кладбища возвышалась горная гряда Галлатин, отдаленные размытые очертания которой казались нарисованными на стекле. Неподалеку стояли уже готовые ограды. В числе полутора десятка свидетелей похорон находился и Дэвидс, а также, судя по всему, его помощник. Рядом со мной стояла Мэри с туго завязанными в узел седыми волосами. Ее многочисленные морщины будто разгладились от холода. Некоторые из присутствующих показались мне смутно знакомыми.
Священник произнес еще несколько слов утешительной лжи. Возможно, для кого-то они и имели значение, но я почти их не слышал, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не дать взорваться собственной голове. Затем те, для кого это было привычной еженедельной работой, ловко опустили гробы в землю. Веревки мягко заскользили в их руках, и гробы легли на предназначенную им глубину в шесть футов под поверхностью, на которой продолжали стоять живые. Последовало несколько успокаивающих фраз, но на этот раз произнесенных в быстром темпе – словно священник вдруг понял, что его время истекает и пришла пора дать понять это слушателям.
Наконец все закончилось. Все. С Дональдом и Бет Хопкинс больше ничего не могло случиться. По крайней мере такого, из-за чего имело смысл беспокоиться.
Некоторые из участников похорон слегка помедлили, словно не зная, что им делать дальше, а затем я остался один. Мне вдруг показалось, будто я раздвоился. Одна часть превратилась в раскаленный камень, не в силах когда-нибудь вновь сдвинуться с места; другая же вполне осознавала, что стоит рядом с могилами, а где-то совсем недалеко люди уезжают прочь в своих машинах, слушая "Дикси чикс"[2] и смутно беспокоясь о своих деньгах. И каждой из моих ипостасей другая почему-то казалась смешной и нелепой.
Я знал, что не могу стоять здесь вечно. Впрочем, никто этого от меня и не ожидал. Это не имело никакого смысла, ничего не могло изменить, и в самом деле тут было очень холодно. Наконец, подняв взгляд, я увидел Мэри, которая тоже все еще стояла всего в нескольких футах от меня. Глаза ее были сухи – она прекрасно знала, что пройдет не так уж много времени и подобная же судьба постигнет ее, так что нет никакого смысла ни плакать, ни смеяться. Я плотно сжал губы, и она протянула руку и положила ладонь мне на предплечье. Некоторое время оба мы молчали.
Когда она позвонила мне три дня назад, я сидел на террасе маленького симпатичного отеля на Де ла Вина в Санта-Барбаре. Я был временно безработным, или безработным в очередной раз, и использовал свои скромные сбережения на незаслуженный отпуск. Передо мной стояла бутылка местного "мерло", которую я успешно опустошал. Она была уже не первой за вечер, так что когда зазвонил мой мобильник, я собрался было предоставить снять трубку автоответчику. Однако, бросив взгляд на телефон и поняв, кто звонит, я нажал кнопку ответа.
– Алло?
– Уорд? – ответил женский голос.
И больше ничего.
Наконец я услышал в трубке какой-то тихий всхлипывающий звук.
– Мэри? – быстро спросил я. – С вами все в порядке?
– О Уорд, – произнесла она голосом, который показался мне надломленным и очень старым. Я выпрямился в кресле, в тщетной надежде заранее подготовиться и хоть как-то смягчить удар, который должен был на меня обрушиться.
– Что случилось?
– Уорд, лучше приезжай.
В конце концов я заставил ее все мне рассказать. Автокатастрофа в центре Дайерсбурга. Оба скончались в больнице.
Вероятно, я сразу же понял, что произошло нечто подобное. Если бы это не касалось их обоих – Мэри бы мне не позвонила. Но даже сейчас, стоя рядом с ней на кладбище, глядя на холмики земли над их гробами, я не в силах был в полной мере осознать их смерть. Я не мог теперь ответить на звонок моей матери, который она оставила на моем автоответчике неделю назад и на что у меня просто не нашлось времени. Я не ожидал, что они исчезнут с лица земли без предупреждения и окажутся там, где никогда не смогут меня услышать.
Внезапно я почувствовал, что больше не хочу стоять возле их мертвых тел, и отступил на шаг от могил. Мэри полезла в карман пальто и достала связку ключей, прикрепленную к маленькой картонке.
– Сегодня утром я вынесла мусор, – сказала она, – и убрала кое-какие продукты из холодильника. Молоко и прочее. Не хочу, чтобы в нем плохо пахло. Все остальное я не трогала.
Я кивнул, глядя на ключи. Своих собственных у меня не было – просто незачем. В тех нечастых случаях, когда я бывал в гостях у родителей, они всегда были дома. Я вдруг понял, что впервые вижу Мэри вне кухни или гостиной. С моими родителями всегда было так. Гости приходили к ним домой, а не наоборот. Они всегда являлись неким центром притяжения. Раньше.
– Знаешь, они о тебе часто говорили.
Я снова кивнул, хотя и не был уверен, что ей стоит верить. Большую часть из последних десяти лет мои родители даже не знали, где я, и все, что они говорили, касалось человека более молодого, единственного ребенка, который когда-то рос и жил вместе с ними в другом штате. Это вовсе не означало, что мы не любили друг друга. Любили, но по-своему. Я просто не давал им особых поводов для разговоров из тех, которыми родители склонны хвастаться перед друзьями и соседями. У меня не было ни жены, ни детей, ни работы, о которых стоило бы говорить. Осознав, что Мэри до сих пор стоит с протянутой рукой, я забрал у нее ключи.
– Ты надолго к нам? – спросила она.
– Зависит от того, сколько потребуется времени, чтобы уладить все дела. Может быть, на неделю. А может, и меньше.
– Ты знаешь, где меня найти, – сказала она. – Тебе вовсе незачем считать себя чужим просто потому, что тебе так кажется.
– Не буду, – быстро ответил я, неловко улыбнувшись и жалея о том, что у меня нет брата, который мог бы поговорить с ней вместо меня. Кого-нибудь ответственного и умеющего вести себя в обществе.